В том же духе я продумала все имеющиеся сведения о доме самого Михаила и об убийстве его тети. Но там все было намного сложнее, слишком большое число всяких возможностей возникало. И по проникновению в дом, и прочие. Я пометила уточнить кое-какие детали. Потом подумала еще и написала себе заняться все же горничной Елизаветой. То есть узнать, кто она такая и что собой представляет.
15
Степан ожидал меня в подворотне дома, где раньше проживал Валентин Пискарев. Не один. С Васькой, судя по всему. А то к кому он мог бы обратиться с просьбой организовать посещение чердака, если к дворнику обращаться желания у нас обоих не возникло? Оба только что явились с уроков из реального училища и гимназии – по наличию за спинами все тех же ранцев было ясно, что домой они не заглядывали. Поскольку я и сама шла прямиком из гимназии – хорошо хоть ранца у меня не было – то мне стало смешно: сыскная бригада из учеников! Василий со Степаном увеличивали комический эффект и своим сходством. Одного роста, оба в шинелях и фуражках, вся разница, что у Степана они черные, а у Васьки темно-синие. В тени арки и не заметишь сразу эту разницу. У обоих кокарды с фуражек сняты, а ремни вывернуты так, чтобы буквы на бляхах нельзя было прочесть, случись с ними какая ни на есть неприятность, связанная с нарушениями устава. А в том, что они его нарушали каждодневно и не по одному разу, я нисколько не сомневалась. Приятели что-то живо, но негромко обсуждали и моего прихода не заметили.
– Здравствуйте, двое из ларца – одинаковы с лица, – поздоровалась я. – Хотя лица у вас как раз разные.
Лицо Василия мне удалось разглядеть, лишь когда он обернулся на мое приветствие.
– Здрасьте вам, – промямлил он.
Я протянула ему руку, он неуверенно подал свою. Рукопожатие с моей стороны получилось в меру сильным. Чтобы дать понять – не кисейная барышня перед тобой, друг Василий, а особа вполне самостоятельная. Похоже, Васька это оценил.
– Сразу на чердак пойдем? – спросил он.
– Пойдем, – согласилась я. – Надеюсь, вы туда без меня не слазали, не затоптали все?
– Не-а, – помотал головой Степан. – Вот ежели бы вы не объявились в скором времени, то полезли бы. Но топтать не стали бы. Мы с соображением к этому отнеслись бы.
– Ну и молодцы. Василий – вас ведь Василий зовут? – скажите, а случись вам допоздна задержаться, а дворника звать неохота, как вы домой проберетесь?
– Так через чердак и проберусь, – чуть нехотя, видно, опасаясь доверять мне мальчишеские тайны, ответил он. – Только это тоже не для каждого путь. Тут не забояться нужно на крышу по стене влезть, пусть и по лестнице. Да и до лестницы не всякий взрослый допрыгнет, она ж не от земли начинается. Ну и если про ночь говорить, так нужно еще по темному чердаку пробраться, куда нужно, и шишек не насобирать.
– А где та лестница, что на крышу ведет?
– Показать?
– Хорошо бы, но после. А пока давайте на чердак глянем.
Мы вошли во двор, встретили дворника, сидящего на скамеечке возле одного из парадных. Метла пристроена рядышком в полной боевой готовности.
– Здравствуйте, господа, – поздоровался он.
– Это к нам, – вместо ответа буркнул Васька, но вежливо открыл для меня дверь.
Мы вошли в подъезд. Ничего особенного, довольно чисто, хотя давно не крашено.
– Эти двери на улицу по ночам запирают?
– Не, не запирают. Там замок врезан, так жильцы вечно ключи теряют, дворник не набегается отворять. Вот и перестали запирать.
Василий забухал башмаками впереди, ведя нас за собой. Площадки на этажах, куда выходили двери квартир, были довольно просторны, но не настолько, чтобы в них было возможным затаиться. Четвертый этаж ничем от всех прочих не отличался.
– Вот тут убийство было, – ткнул пальцем в одну из дверей Василий.
– А вы там проживаете? – кивнула я на дверь напротив.
– Там. А чердак выше.
– Я догадалась, что не ниже.
Нам пришлось подняться на еще один лестничный марш и выйти на последнюю из площадок. На сей раз с одной-единственной дверью из досок, видимо, толстых, да еще и обитых по краям и крест-накрест железными полосами. Замочная скважина как раз находилась в середине такой железной полосы. Прямо над ней были четыре отверстия от винтов. Такие же были на стене рядом с дверью.
– Это у нас раньше дужки для навесного замка были, – объяснил Васька, увидев, что я разглядываю. Мне и самой это было понятно, но я благодарно закивала. – Дворник все ругался, что мальчишки его легко открывают и на чердак лазают, так взяли и врезали другой замок.
– И что, перестали мальчишки лазить? – спросила я, заглянув ему в глаза.
– Почти перестали.
– Ну а те, кто не перестал, как попадают? Замок вроде не самый простой, гвоздем его не открыть.
– Гвоздем и открывают, только не простым.
– Золотым, что ли? – не удержался от вопроса Степан.
– Не, золото слишком мягкое, – серьезно ответил Васька, – гвоздь должен быть стальным.
– Ладно, Василий, слушать ваши разъяснения про гвозди, конечно, увлекательно, но вы вроде обещали нас на чердак провести?
– Обещался, было дело, – согласился Василий.
Тут он извлек из кармана тот самый непростой гвоздь, на который намекал. Большой гвоздь, вершка в два с половиной длины. Его острый край был загнут под прямым углом и расплющен, а с противоположной стороны гвоздь был изогнут колечком. Получался вполне удобный ключ. А правильнее сказать, отмычка.
– Подождите секунду, – попросила я и пальцами провела вокруг замочной скважины. – Все, можно открывать.
Васька ловко вставил отмычку в замок, повернул, внутри замка мягко и негромко щелкнуло, дверь отворилась.
– Много еще таких умельцев в доме? – спросила я, приоткрыв дверь и первым делом пощупав вокруг замочной скважины с той стороны.
– Двое, у остальных не получается.
– А сколько сюда вашего брата ходит? Да вы не заставляйте из себя каждое слово вытягивать, я, уж будьте уверены, никому не проговорюсь, а сама только для дела спрашиваю. Нужно же найти убийцу вашего соседа.
– Так ведь нашли.
– Я ж тебе сказывал, что не того, кого надо, нашли, – встрял Степан.
– Да я понял, я вот другого понять не могу, как вы-то собираетесь настоящего убийцу сыскать?
– А вот с вашей помощью, уважаемый Василий, и сыщем. Только вы мне не ответили, сколько здесь вас собирается и как часто?
– Человек пять-шесть. А как часто? Когда как, то раз в неделю, то по несколько раз.
– После убийства были?
– Вчерась и были. А до того нет.
– Замок вы смазывали недавно?
– А чего его смазывать… То-то я смотрю, что он легче стал проворачиваться. И щелкает тише.
– Это вы для того вокруг скважины трогали пальцами? – поинтересовался Степан.
– Для того. Преступнику нужно быть тише воды и незаметнее мыши. Вот и не поленился замок смазать.
– Мышей там полно, – сообщил Василий и глянул на меня вопросительно, мол, не боюсь ли я мышей. Отвечать я не сочла нужным. Честно сказать – пугаюсь, если неожиданно увижу, но не настолько, чтобы забояться на этот чердак по делу войти.
– Сейчас мы войдем, но очень прошу, господа, ничего не трогать и не лезть куда попало.
– Так мы там, почитай, все перетрогали уже.
– Ох, Василий, непростой вы человек.
– Ладно, это я так, с языка само сорвалось. Раз просите – так сделаем по-вашему. Вам руку подать?
– Спасибо, с удовольствием обопрусь о вашу руку. Но для начала осмотрим все, что находится прямо за дверью.
Прямо за дверью был крохотный тамбур и еще одна лестница. Сколоченная из досок, не слишком широкая, с прибитыми сбоку перилами из двух деревянных брусков в качестве стоек и третьего, служившего перекладиной.
Как и положено на чердаке, хотя это еще был и не сам чердак, а тамбур, в него ведущий, здесь было пыльно. Но рассчитывать разглядеть следы не приходилось, здесь после преступника – если он, конечно, здесь вообще был – побывали мальчишки и все затоптали. Но если было бы что-то обронено или брошено? Могло и сохраниться. Но не было здесь ни окурков, ни бумажек. Лишь несколько запыленных щепок.
– Ладно, полезли наверх. Кто тут руку обещал подать?
Поддержка и впрямь была нелишней, мне пришлось приподнимать подол, чтобы не испачкать его пылью, и подниматься по этой лестнице получилось бы не слишком удобно. Едва мы поднялись, Василий скатился вниз и прикрыл за нами дверь, но на ключ запирать не стал. Предосторожность была правильной, никому из нас не хотелось, чтобы нас тут застали.
На чердаках я бывала исключительно редко. Может, во второй или в третий раз в жизни на нем оказалась, но как с тех разов запомнилось, так и выглядело все. Запыленные стропила, сверху доски, на которые на крыше уложены железные листы. Слуховые окна. Пыль, вьющаяся в лучах света. И дорожка в пыли на полу – или на потолке, мы ведь по потолку квартир сейчас ходим – ведущая в глубину. Кто ее протоптал, гадать не приходилось. Но пройти по ней стоило. Тем более что в противоположном направлении никаких следов видно не было.
Я неспешно пошла вперед, принюхиваясь и присматриваясь ко всему. В самом дальнем углу стояли три ящика, на двух поменьше лежала доска. Все ясно – стол и скамейка. А вон на стропилах и огарок свечной. Чем тут занимались товарищи Васьки по чердачным вылазкам, расспрашивать было неловко, да и смысла в этом было чуть. А по правде, так никакого смысла в таких расспросах не было.
– А вот как сюда с крыши попасть возможно? – спросила я.
– Вот это окно открывается, – показал Васька. – Нам, когда нужно, приходится его отсюда толкать. С крыши, стало быть, нужно на себя тянуть. Оно снаружи в раму вставлено.
– Ага. И вы этот ящик придвигаете, чтобы влезть?
– Придвигаем. А вниз просто спрыгиваем. Тут невысоко.
– А другие окна?
– Не, мы тут сами гвозди повытаскивали и сделали так, чтобы видно не было.
– А с крыши видно?
– И с крыши не видно, так мы ж знаем, какое окно.
Честно говоря, осмотр чердака пока обескураживал. Разве что недавняя смазка замка, но это мог и дворник постараться. Ну была возможность сюда забраться по стене через крышу и открыть дверь с чердака в подъезд такой же отмычкой. И что? Никаких свидетельств, что кто-то так проник в подъезд, не обнаружено. Ни единой улики и даже намека на таковую.
Я побрела в обратном направлении, повторно пытаясь увидеть хоть что-то. Но не увидела. Вернее, увидела, но не то, что хотела. Уже у самого выхода – каких, приглядевшись, я насчитала четыре, по одному ведущему в каждый из подъездов дома, – я сперва услышала шуршание, а после увидела сидящую на стропилине мышь. Маленькую, серенькую, не страшную, с глазами-бисеринками. Мышь что-то усердно жевала, что-то, похожее на клочок бумаги.
И тут я вспомнила Генриха Наварского, крысу-сыщика из французского города Ницца[36]. Этот Анри оказался единственным, кто смог на месте преступления найти нужную улику, потому что заглянул в расщелину на дереве, что располагалась выше уровня глаз человека, но так, что туда можно дотянуться рукой. Вот преступник и засунул туда обертку от шоколадной плитки, чтобы не бросать ее на виду. И никому бы в голову не пришло искать ее там, кроме крысы. А я смотрела с высоты своего роста и видела только то, что могла рассмотреть – боковую, но не верхнюю часть балки.
– Мальчики, а не принесете сюда ваш ящик?
Мальчики тут же кинулись за ящиком, почуяли нечто необычное. Даже галантно помогли мне на него взобраться. Если стоять на ящике, так моя голова оказывалась выше балки, по которой бегала мышь, и можно было балку рассмотреть сверху. Но сначала я смогла учуять запах папирос. Нет, не табака или табачного дыма. Он уж давно выветрился. А тот противный запах, что бывает от потушенных папирос в пепельнице, пусть тоже уже изрядно выветрившийся. Пыль была стерта в этом месте, а еще в балке оказалась изрядная щель. Вот в эту щель и были тщательно засунуты выкуренные папиросы, числом не менее пяти.
– Василий, дайте, пожалуйста, ваш ключ.
Василий просьбу исполнил без вопросов, хотя они на пару со Степаном разве что не приплясывали от нетерпения. Я извлекла один из окурков, спрыгнула с ящика и на его уголке при помощи все той же отмычки развернула добычу. Удалось даже марку прочесть: «Ира». Кажется, очень распространенная марка недорогих готовых папирос[37], но это можно будет уточнить. Сам окурок все еще мягкий, не закаменевший и довольно чистый, почти не покрытый в том месте, что торчало наружу, пылью. Не знаю, как долго папиросы сохраняют такой вид, но мне показалось, что недолго. Что из этого следует? А из этого следует, что был здесь взрослый, скорее всего очень высокий человек, не менее чем на голову выше меня, который много курил и которого заботил вопрос не оставить на видном месте свои окурки. Провел он здесь не один час. Потому что курить постоянно не мог. Должен был следить за дверью квартиры Пискарева. Скорее всего, там, у двери с чердака, и курил, приоткрыв ее. Дым сквозняком уносило наверх, но его это не смущало, ну, что дым кто-то почувствует.
– Э, да тут этих окурков целая куча! – прервал мои размышления Васька, забравшийся на ящик и сумевший заглянуть на балку.
– Среди вас никто не курит? – спросила я на всякий случай.
Васька замялся, но ответил:
– Здесь никто не курил. Из наших.
– Значит, был чужой и мы не зря сюда залезли.
– А что, по папироске можно узнать, кто ее курил?
– Не знаю, но думаю, что вряд ли. Тут важно уже то, что кто-то был здесь, и был долго. Он мог проникнуть в подъезд и уйти из него незамеченным. Уже какая-то польза для Михаила и довод в его защите.
– Ух ты! – восхитился Васька. – Я бы про такое не сообразил.
– Сообразили бы, Василий, если бы специально стали думать. Давайте-ка еще раз посмотрим, вдруг еще что пропустили?
Теперь в каждый угол вглядывались все трое, и Васька, знавший здесь все лучше нашего, нашел-таки то, что было нужно.
– Эвон, блестит что-то за стеклом, – показал он на слуховое окно, но не то, через которое лазали они, а на другое. Похоже, что блестел свежим срезом перекушенный щипцами гвоздь, один из двух, которые вместо защелки были вбиты в оконную раму. Такой же с противоположной стороны был на месте.
Странным было, что под этим окном не имелось никаких следов. Это к тому же заставляло меня оставаться на месте, хотя с этого места и плохо было видно. Впрочем, я готова была с уверенностью сказать, что и второй гвоздь уже не служил по назначению, что если выбраться на крышу, то его легко можно вытянуть пальцами. Я присела на корточки. С пылью тут тоже не все было ладно. Складывалось впечатление, что ее кто-то рассыпал специально. Но если рассыпал, должен был где-то собрать? Где? Там, где это не станет бросаться в глаза! Может, где с балки смел, в пакетик упаковал? После вылез на крышу, свесился вниз, присыпал свои следы, вставил на место окно, воткнул гвоздь… Слишком сложный маневр получается. Особенно с пылью.
А с другой стороны, если окно легко открывается, то кто-то должен был в него влезть, то есть спрыгнуть. И обратно нужно было даже высокому человеку подпрыгнуть и подтянуться. То есть следы должны остаться. Но их нет!
Я попросила мальчиков несколько раз переставить ящик, так, чтобы можно было с него заглянуть на балки, нет ли где следов в пыли. Но балки оказались нетронутыми.
– Пора возвращаться, – сказала я. – Василий, окажи любезность, проводи нас на улицу, а то здесь дольше задерживаться не стоит, а в подъезде или во дворе не особо подходящее место для разговора на секретные темы.
Мы спустились в подъезд, Василий тщательно запер за собой чердачную дверь, забежал в свою квартиру, чтобы бросить ранец, и тут же выскочил обратно. Так втроем мы вышли во двор и со двора на улицу.
– Уважаемый Василий, вот ведь как дело складывается, – осторожно начала я. – В убийстве твоего соседа обвиняют хорошего и, главное, невиновного в том человека.
– Да мне Степка уж говорил.