Глава VIII
СВЕТ В НОЧИ
– Знаешь, что? – сказал Алешка. – Мне в голову мысль пришла.
Пусть уйдет, хотелось мне сказать, не держи ее. Потому что я знал: за мыслью у Алешки сразу идет действие. И, как правило, решительное и не всегда похвальное. С точки зрения родителей.
Не дождавшись ответа, Алешка продолжил:
– Давай проверим, кто по ночам в монастыре ревет, а? Боишься? Прямо скажи.
Ну как старший брат прямо скажет младшему, что он чего-то боится? Вот и я так же.
– А как мы проверим? – спросил я.
– Я уже все придумал. Ты только поддержи меня, ладно?
...К вечеру Алешка деловито намял кусок хлеба для наживки и сказал:
– Мы пойдем на пруд. Посидим вечернюю зорьку. Чтобы на завтрак у нас рыбка была. Утром она что-то не ловится. – И посмотрел на меня многозначительно.
– Да! – сказал я. – Надо вам показать, кто у нас рыболовы, а кто нет!
– Это мы – нет? – возмутился папа. – Ладно, посмотрим, что вы там высидите. На вечерней зорьке.
– Комаров покормят – и все, – поддержал его дядя Федор. – Да пущай идут. Меньше вреда...
– Только не купаться, – сказала мама. – Обещаете?
Мы пообещали и, забрав удочки и хлеб, отправились на красивый пруд, который никак не хотел расставаться со своей рыбой.
На пруду Алешка воткнул обе удочки в песок и отошел полюбоваться.
– Нормально, – сказал он. – Родители посмотрят – а мы вроде как на берегу сидим. Здорово придумал?
– Здорово, – согласился я. – А если они нас звать начнут?
– Ну и что? Мы сидим, молчим, не отзываемся. Чтобы клев не спугнуть. Здорово?
Все предусмотрел!
...На тропочке, что шла к деревне, мы пересеклись с возвращающимся из города Афанасием Ильичом. Он тащил на спине огромный рюкзак, а в руках еще по сумке.
– Ну что, коллеги? – обрадовался он. – Совершим завтра экскурс по таинственным подземельям? Вы готовы?
– А вы? – спросили мы.
– Во! – он встряхнул рюкзак. – Все, что нужно, привез. Жду вас завтра во дворе монастыря. В десять утра.
Обговорив еще кое-какие детали предстоящего обследования подвалов, мы разошлись по своим делам. Алешка, правда, углядев в одной из сумок связку воблы, беззастенчиво выпросил две самые крупные. И засунул их за пояс. Со стороны поглядишь – бравый горец с кинжалами.
– Тебе не стыдно? – спросил я, когда мы отошли подальше.
– Не очень. Но ведь я для дела их выпросил.
Что ж, я тоже не против такого дела: посидеть на камушке во дворе монастыря и полущить воблу. Но, как оказалось, у Алешки были на нее свои виды. Совсем другие...
Когда мы добрались до монастыря, уже смеркалось. Солнце скрылось за лесом, похолодало. Монастырь мрачными черными развалинами рисовался на фоне красного неба. Ночью он совсем другой, не такой приветливый, как днем. Мягко говоря.
Вечно меня младший брат во всякие приключения втягивает. Не может он жить спокойно. Всюду ему тайны мерещатся, которые он обязательно должен разгадать. Будто, кроме него, некому.
Небо над монастырем, по мере нашего приближения к нему, все больше темнело. И над ним вдруг замелькали какие-то быстрые, неровные тени.
– Это еще что? – спросил я, даже приостановившись.
– Летучие мыши, – махнул рукой Алешка. – Они не кусаются.
Успокоил.
У него всегда так. «Это змеи, они не ядовитые». «Это злая собака, но она не бешеная». «Это настоящий бандит, но мы ему покажем!»
Мы вошли в ворота и поднялись по шатким ступеням наверх. В этом проходе было уже совсем темно. Молодец Алешка – догадался папин фонарик прихватить. А то мы бы тут и ноги поломали, и шеи свернули. В этой древней тьме.
На башне мы устроились у самого крепкого зубца и стали ждать. Вот только чего? Бешеной собаки или настоящего бандита?
– Давай воблу, – сказал я. – Почищу.
– Щас! – возразил Алешка. – Я для того, что ли, унижался?
– А для чего? – удивился я, не представляя, на что еще нужна вобла.
– Узнаешь, – сказал Алешка.
Мы долго сидели на башне, любовались небом, в котором начали появляться еще слабенькие звездочки, болтали о всякой ерунде, вздрагивали, когда рядом с нами беззвучно, а то и с тонким свистом (или писком) мелькали и шарахались летучие мыши – единственные, кроме ящериц, обитатели заброшенного монастыря.
...Впрочем, не такой уж он оказался заброшенный. Вдалеке, где-то у шоссе, возник свет; вскоре послышался шум двигателей. Он не прерывался, только громче становился, а свет фар то исчезал, то вновь вспыхивал в темной ночи.
Мы затаились – похоже, сюда ехали какие-то машины. И похоже – почему-то стараясь оставаться незамеченными, раз уж они то включали, то выключали свои фары.
Вскоре приблизились два не очень больших фургончика. Они проехали под нами, через ворота башни, свернули во дворе, двинулись вдоль стены, посверкивая фарами и габаритками, и исчезли. Только еще долго слышался шум их моторов, постепенно затихая.
Ну вот, что им тут надо, скажите? Ночью, в заброшенных развалинах.
– Может, они ночевать здесь будут? – предположил я. – Боятся ночевать на шоссе: вдруг их тоже ограбят.
– Может, – задумчиво сказал Алешка. – А может, совсем наоборот.
– Это как? – удивился я.
Но ответа не получил. Алешка, пока свои дикие, но симпатичные выводы до конца не сделает, ни за что не скажет.
– Пошли домой? – спросил я с надеждой. – Наши родители рыбки заждались.
– Мне кажется, – сказал Алешка, – нужно немного подождать.
Он сказал это таким тоном, будто чего-то опасался или в чем-то хотел убедиться.
И он оказался прав. И в том, и в другом.
Долго ли, коротко ли, а вдали, там, где скрылись в загадочных глубинах монастыря загадочные машины, снова послышался шум моторов и показался кратковременный блеск фар.
На этот раз моторы гудели тяжело, надрывно, будто машины были сильно нагружены. Они появились во дворе, проехали воротами и постепенно исчезли в дали, совсем уже по-ночному глухой и темной. Только довольно долго еще в этой темноте помигивали рубиновым светом их задние габаритные огоньки...
Вот вам и загадка: приехали ночью в развалины, исчезли там и снова уехали. Почему, зачем? Темное дело.
Мы спустились вниз и торопливо зашагали домой. Было свежо и прохладно. Особенно когда мы шли тропкой через поле. Трава была вся в росе, и мы скоро промокли по колена. Будто шли не тропкой, а по руслу узенького ручья.
– Никому ничего не рассказываем, – предупредил меня Алешка. – Мы весь вечер рыбу ловили, понял?
– Понял. А почему мокрые?
– Крючки зацепились, лазили в пруд отцеплять.
На все у него ответы есть. Мне бы его сообразительность, я бы вполне мог бы стать кем-нибудь вроде депутата.
Когда мы подходили к нашей стоянке, она смотрелась очень уютно. На столике коптил керосиновый фонарь, тускло освещая блестящий бок машины и краешек палатки. Слышались разговоры, немного чем-то озабоченные.
– Да я же хорошо помню, – разобрали мы недовольный голос папы, – что положил его в кармашек палатки. А тут только одна губная помада попадается.
– Ну и куда он мог деться? – ворчала мама. – Мне он вообще не нужен. Под машиной посмотри.
– Чего ему там делать? – спросил дядя Федор.
– О! – увидел нас папа. – Рыбаки с моря вернулись. Как улов? План выполнили?
– А чего это вы ищете? – ушли мы от прямого ответа.
– Да фонарик куда-то делся, – сказал папа. – Вы не брали?
– А зачем? – удивился Алешка. – Мы на хлеб рыбу ловим, а не на свет.
– Ловцы... – пробормотал папа. – А как улов-то? – В голосе его была насмешка вместе с неуверенностью – а вдруг мы, и правда, чего-нибудь поймали.
– Да так себе, – небрежно сказал Алешка. И бросил в ведро из-под яблок две рыбины.
– Ого! – позавидовал папа. – Молодцы! – И наклонился над ведром.
Лешка тем временем незаметно положил фонарик на стол.
– Федя, гляди-ка, – сказал папа. – Обставила нас молодежь.
Дядя Федор тоже глянул в ведро и поморщился с презрением.
– Да ну! По полкило каждая. А мы с тобой, Саныч, завтра...
– Не знаю, как завтра, – сказала мама, убирая со стола, – а сегодня спать давно пора. Вы со своим фонариком... Так! Хорошо же вы его ищете! – И передразнила папу: – В палатке, в кармашке! Губная помада! Что-то ты, отец, забывчив становишься.
Папа оторвался от ведра, подошел к столу и уставился на фонарик. Потом посмотрел на маму, на дядю Федора, перевел испытующий взгляд на нас с Алешкой. Мы сделали совершенно невинные лица.
Папа покачал головой, подержал фонарик в руке, словно не веря, что он нашелся, и сунул его в карман:
– Пошли, Федор, спать. Нас тут не понимают.
Утром, сквозь сон, я услышал, как дядя Федор сказал:
– Хороша рыбка. К ней пивка бы!
Потом было долгое молчание и, как я догадывался, переглядывание.
– Это вобла, – сказал неуверенно папа. – Что же это за пруд такой, в котором караси срываются, а вяленая рыба ловится?
– Они что-то замышляют, – лучше всех разобралась мама. – Ты приглядывай за ними.
– Я их в машине запру, – сурово пообещал папа.
Алешка сквозь сон хихикнул.
Глава IX
«А ГДЕ ТУТ ИВАНОВЫ?»
Двигателя нашего «фордика» фактически уже не было. На брезенте лежали отдельные кучки разных деталей.
– Дядя Федор, – спросил Алешка, – а вы все запомнили, как раньше было? А то соберете задом наперед...
– А пущай, – беспечно согласился наш великий механик. – Задом наперед и поедем.
Он сложил в сумку какие-то оставшиеся железки и пошел на шоссе, ловить попутку. Оказалось, что в нашем двигателе не только что-то испортилось, вкладыши какие-то, но и вообще не было каких-то нужных деталей. И дядя Федор снова поехал на техстанцию.
– А как же мотор работал? – крикнул Алешка ему вслед.
– А я знаю? – вопросом же ответил великий автомеханик.
До десяти часов, до встречи с архитектором, у нас еще оставалось время, и мы решили по-быстрому смотаться в деревню, чтобы узнать у кого-нибудь фамилию доктора. Раз уж папа попросил, значит, это ему нужно.
Первым в Пеньках мы встретили деда Степу (Васька, с окурком в зубах, сразу же шарахнулась от нас в кусты – умная скотина, памятливая, к тому же и курящая). А дед почему-то очень внимательно (я бы сказал, с какой-то тайной надеждой) нас осмотрел и спросил:
– Ну как наш прудик? Скупались?
– Времени не было. Мы рыбу ловили.
– Рыбу? – захихикал дед. – Ну-ну. Ни хвоста вам, ни чешуи.
На том мы с ним и расстались.
Что-то мне этот дед перестал нравиться. Козу на нас натравил, в пруд зачем-то гонит... И мы не стали у него спрашивать фамилию доктора, соврет еще зачем-нибудь. Странные жители в этих Пеньках.
Спящую с вязаньем бабулю мы тоже тревожить не стали. И тоже по той причине, что спросонья она могла дать нам неверную информацию. А нам были нужны безупречно точные сведения. Раз уж папа попросил. А то действительно запрет еще в машине. На все время ее ремонта, до глубокой, значит, осени.
План у нас был такой. Подходим к Ирине Петровне и говорим:
– Здрасьте.
Она отвечает:
– Здрасьте.
– Скажите, пожалуйста, а где Ивановы живут?
– А у нас в селе Ивановых нет, – отвечает Ирина Петровна.
– А вы разве не Ивановы? – спрашиваем мы.
– Нет, – отвечает она. – Вы ошиблись, мы Сидоровы.
План хороший. Безобидный такой. Не подозрительный.
– А вдруг у них фамилии с мужем разные? – спросил Алешка. – Так ведь бывает. Муж – Иванов, жена – Сидорова. Скажешь, нет?
– Так бывает, – согласился я. – В городе. А в деревне все под одной фамилией живут. Иногда даже вся деревня.
...Ирина Петровна развешивала во дворе стираные белые халаты доктора. Она обернулась на наше громкое «Здрасьте» и ответила:
– Здрасьте. Чего орете?
– Скажите, пожалуйста, а где Ивановы живут?
– А у нас их полно. Вам какие нужны?
Тут мы немного растерялись. Откуда нам знать, какие нам Ивановы нужны? Да никакие.
Но план есть план. И я продолжил:
– А вы разве не Ивановы?
– Вот еще! – почему-то обиделась Ирина Петровна и скрылась в доме.
Вот и весь наш план. Но у Алешки тут же созрел другой:
– Заходим в любой дом, хоть к Ивановым, и спрашиваем: «А где здесь доктор живет? Фамилию мы, правда, забыли». А Ивановы отвечают: «А, вам доктор Петров нужен? Да вон в том синем доме с белыми наличниками».
Годится, почему бы и нет? И мы уже было направились к соседнему дому, как с дальнего края села примчалась, вздымая пыль, белая иномарка.
Она остановилась возле докторского дома, и из нее вышел наш старый знакомый – маленький гаишник, похожий на огородное пугало. Только он был сейчас не в милицейской форме, а в цветных штанах, вроде длинных трусов, и в футболке с чьей-то веселой физиономией. А половину его лица скрывали черные очки – как два блюдечка.
Он закрыл машину, пикнул сигнализацией и, не глядя на нас, прошел в дом доктора.
Само собой получилось, что мы с Алешкой присели на скамеечку, стоявшую под самым открытым окном. Нас из дома не было видно, а нам все было хорошо слышно.
– Здорово, лепила! – прозвучал нахальный голос мелкого пугала.
– Во, – шепнул мне прямо в ухо Алешка, – и фамилию узнали: гражданин Лепило.
Я потряс головой и приложил палец к губам.
– Здравия желаю, товарищ капитан, – послышался насмешливый голос доктора. – С чем пожаловали? Как ваш насморк?..
– Не придуривайся, – оборвал его гаишник. – Держи. Здесь пятьсот баксов. И гони новую дозу.
– Она еще не готова, – ответил доктор, и мы услышали, как шелестят в его руке пересчитываемые доллары.
– Гражданин Ложкин, – шутливо, но с заметным раздражением сказал гаишник, – вы срываете нам мероприятие! Нельзя ли работать побыстрее? Мы вам неплохо платим.
– Гражданин Чашкин, – в тон ему ответил доктор Ложкин. – Этот препарат за два дня не приготовишь. Это вам не яичница.
– Поторопись, поторопись. Хороший куш нам светит. Хороший груз идет. Разбогатеешь, частную клинику откроешь.
– Где? – грустно спросил доктор. – В Пеньках? Тут клиентов мало, да и здоровые все.
Гаишник засмеялся противным голосом:
– А ты их больными делай. И лечи от сонливости.
Мы с Алешкой все время переглядывались и пытались понять – о чем же все-таки идет речь? Ответ был совсем рядом, мы это чувствовали, но никак не могли догадаться. Я – во всяком случае. Про Алешку не скажу, он у нас непредсказуемый. Аналитик.
– Ладно, будь здоров, – сказал гаишник. – Я поехал, сегодня нужно еще два фургона отправить... А кстати, что это за хмырь в монастыре бродит?
– Ученый. Архитектор. Монастырь восстанавливать будут.
– Да ты что! – взвизгнул гаишник Чашкин, пугало огородное. – Этого еще не хватало! Нет, это дело не пройдет. Я приму меры.
...Когда он вышел на крыльцо, мы уже были далеко от докторского дома. И как ни в чем не бывало шагали вдоль деревни.
– У него что, две фамилии? – вдруг спросил Алешка.
– У кого? – не понял я.
– Ну, у доктора.
– Почему – две?
– Ну как же: Лепило и Ложкин.
– Чудак! – засмеялся я. – Лепила – это на воровском языке означает – врач, доктор.
– Интересно, – протянул Алешка, – милиционер, а на бандитском языке разговаривает. Очень интересно.
И он глубоко задумался.
Архитектор Афанасий уже ожидал нас во дворе монастыря, сидя с трубкой на большом камне. Он был в куртке с капюшоном, с небольшой сумкой и коротким ломиком.
– Здрасьте, – дуэтом сказали мы и чуть было не добавили: «Скажите, пожалуйста, а где Ивановы живут?»
– Здравствуйте, коллеги, – архитектор прочистил трубку и встал. – Готовы? Не боязно?
Я ответил: да, Алешка – нет.
– Ну-с, следуйте за мной. И помните: без моего согласия – ни шагу в сторону, ничего руками не трогать, громко не визжать. Все ясно? Пошли.