– А что? – пригляделась мама. – Очень похоже. Раздумья… Идти или не идти? А если идти, то куда? А если туда, то с кем?
Нам эти раздумья ни к чему. Куда? С кем? Мы встали и пошли на свой чердак. Я с Алешкой, он со мной.
И уже наверху услышали, как папа с обидой пожаловался:
– Вот, мать, я, оказывается, только иногда умный.
– Но он же добавил, что ты просто ошибся. Случайно. И вообще, дети умнее родителей. Иначе люди до сих пор жили бы в пещерах.
– Оно бы и лучше, – вздохнул папа.
Мама стояла у порога с хозяйственной сумкой в руках и размышляла:
– Идти или не идти? А если идти, то за чем? И кому идти? Детям?
Не знаю, куда, кто и зачем ходит, а мы теперь даже в магазин ходим в почетном сопровождении Греты и Грея.
– Хлеб, молоко, сахар и «Геркулес» для утренней овсянки, – сказала мама. – И сейчас же домой.
Мы в магазин не очень любим ходить. А наши собаки очень любят. Они хорошо знают, что им там что-нибудь обязательно перепадет. Или продавщица колбаской угостит, или мы для них что-нибудь купим. Особенно они обожают крекеры. Мама называет их «Собачья радость».
– Дим, – предложил Алешка, – а давай забудем овсянку купить. Я ее ненавижу, как дождь вместо рыбалки.
– Мама огорчится.
– А мы ей кисель купим. Тетя Зина говорила, что утренний кисель полезнее утренней овсянки. На кипящей холодной воде. Давай возьмем? Тетя Зина…
– Вот пусть тетя Зина его и ест. С кипящей холодной водой. И с одуванчиковым салатом.
Мы купили собакам крекеров и пошли домой. И только отошли от магазина, Алешка мне шепнул:
– Не оборачивайся, Дим. За нами следят.
– Кто?
– Один парень с велосипедом. И одна тетка с детской коляской.
– С чего ты взял?
– У парня под мышкой пистолет мелькает, а у тетки в коляске никаких детей нет. Я еще у магазина разглядел: у нее там крекеры и бутылка воды под одеялом.
Разглядеть бутылку воды, укрытую одеялом, только мой младший брат способен. Но все-таки стало неуютно. Хотя и шагали рядом с нами две верные овчарки.
Улучив момент, я незаметно оглянулся. Парень в распахнутой ветровке вел свой велосипед по одной стороне улочки, а молодая тетка в брюках катила коляску по другой. Мне они не показались опасными. Ну и что из того, что они идут за нами следом? Может, им просто по пути. Сейчас мы свернем в свою калитку, а они покатят дальше свой велосипед и коляску с крекерами.
А вот и нет! В дверях нашего фургона я оглянулся. Парень и тетка уже стояли рядом, напротив нашего участка, жевали крекеры и запивали их водой из бутылки по очереди.
– Убедился? – спросил Алешка.
Я молча кивнул.
– А где «Геркулес»? – спросила мама.
– Он кончился, – ответил Алешка.
– Его нет в продаже, – ответил я. – Полный аут.
– Тем хуже для вас, – сказала мама. – Будете завтракать крекерами. Вместе с Гретой.
– Тем лучше для нас, – отозвался Алешка. – У Греты хороший вкус.
– Марш на чердак! – скомандовала мама. – Мне нужно обед готовить, а с вами тесно.
Нам только этого и надо было.
– Они за нами следят, – сказал Алешка, снимая с гвоздя бинокль, – а мы – за ними. Никуда не денутся.
Мне и без бинокля было видно, что эта «сладкая парочка» стала неспешно прогуливаться перед нашим участком. Причем теперь парень катил коляску, а тетка вела велосипед. Конспираторы!
– Дим, – сказал Алешка, не отрываясь от бинокля, – ты понял, что эти музейные жулики обязательно вернутся за картинами? Они ждут, когда все успокоится.
– Ну?
– Мы найдем их заначку и устроим…
– Засаду? – перебил я, чтобы показаться умным. Но не получилось.
– Не засаду, Дим, а западню.
– Это как?
– Очень просто. Выкопаем яму, они туда бухнутся, а мы их сверху накроем крышкой и вызовем полицию.
– Может, – усмехнулся я, – еще в дно ямы вобьем заостренные на огне колья?
Алешка всерьез задумался и отказался от этой идеи.
– Нет, Дим, мы с тобой не такие уж кровожадные. Прихлопнем, и все!
Размечтался… Впрочем, все его фантазии, как ни странно, воплощались в жизнь. Может, и теперь получится. Только вот маленький вопрос: где рыть эту западню и ладить к ней крышку?
– Где-где? – рассердился Алешка. – Там, где картины спрятаны.
– А где они спрятаны?
– Где-нибудь. – Хороший ответ. – Дим, они уходят! Пошли за ними. Может, они нас к своей заначке приведут.
Мы шмыгнули в окошко, спустились по садовой лестнице и перебежали на участок тети Зины. В это время на ее плетне между горшками и глечиками сушились после стирки летние женские шляпки.
– Идея суперлюкс! – обрадовался Алешка. – Они замаскировались, так? И мы тоже замаскируемся.
– Это как?
– Шляпками. Нас никто тогда не узнает. Наденем шляпки и…
– Стоп! Если мы пойдем по улице в женских шляпках, то далеко не уйдем.
– Почему?
– Нас отправят или в полицию, или в психушку.
– Не хотелось бы, – призадумался Алешка.
Впрочем, если он напялит вот эту – с громадными полями и с виноградной кистью на макушке, – его точно никто не узнает. Потому что никто его не увидит. Правда, будут удивляться – идет себе по улице шляпа в кроссовках.
Пока мы развлекались и примеряли шляпки, наши преследователи благополучно скрылись вдали. Мы нахлобучили шляпки на горшки и в открытую бросились вдогонку. И, в общем, проследили и проводили до… отделения полиции. Там парень прислонил велосипед к стене, тетка поставила коляску на тормоз, и они скрылись в здании.
– Здорово! – восхитился Алешка. – Это наша охрана!
– Ну и опера у этого майора Злобина! Детский сад!
– Пилиционеры! – с непередаваемым сарказмом. – Вот, Дим, ты понял, что на них надеяться нечего? Надо все сделать самим. Найти картины и выкопать засаду.
– Западню, – поправил я. – А где?
– Я вот думаю… Который человек приедет за картинами, он, Дим, обязательно зайдет сначала в музей…
– В музее, – перебил я Алешку, – я никаких западней копать не буду.
Алешка сморщился, как над тарелкой с овсянкой.
– Ты ничего не понял, Дим! Ты будешь дежурить в музее. Каждый день. И как только там появится подозрительный человек…
– А как я узнаю, что он подозрительный?
– Очень просто: он будет там все вынюхивать… А мы будем за ним следить. А когда он станет забирать из заначки картины, мы его прихлопнем! Все понятно?
Ничего не понятно. Кроме того, что я как дурак буду целыми днями слоняться по музею и ждать, когда кто-то что-то там начнет вынюхивать.
– А ты что будешь делать?
– Я буду делать самое главное.
Западню копать.
Глава IX. Поди туда – не знаю куда
На следующий день я пошел в музей. А Лешка пошел куда-то в неизвестном направлении. Парень с велосипедом пошел за мной, тетка с коляской отправилась за Алешкой…
…Когда прошло много времени и эта история с крадеными картинами закончилась, папа показал нам очень интересные документы. Это были отчеты, или рапорты, оперов, которые негласно охраняли нас от мести Виталика и других врагов. Почитайте, это интересно: «В десять сорок пять объекты наблюдения вышли из своего адреса по месту проживания и разделились. Объект № 1 в сопровождении хромой собаки типа овчарки направился в музей, где оставался до семнадцати часов с перерывом на обед. Ни с кем не общался, кроме сотрудников музея и экспонатов. Хромая собака ожидала объект у входных дверей музея. Объект № 2 в сопровождении собаки типа овчарки (не хромой) бесцельно перемещался по поселку, иногда заглядывая в окна домов его жителей. Потрогал за рога козу гр-ки Пантюхиной, возле домовладения Дамы с горшками (это так они законспирировали тетю Зину) снимал с забора дамские головные уборы и примерял их на свою голову. После этого надел на свою голову находящийся там же глиняный горшок и показал кому-то свой язык. Около двенадцати часов ушел от наблюдения в районе Лесной улицы».
Объект № 2 – это Алешка. Он бесцельно перемещался по окрестностям в сопровождении собаки типа Греты назло туповатым операм. Хорошо еще, что не завел их в болото, на коварную изумрудную полянку. Впрочем, кто знает, так ли уж бесцельно он шлялся по участкам и примерял на свою голову глиняный горшок?
А вот объект № 1 весь день бесцельно слонялся по залам музея в поисках подозрительных лиц. Каковых не оказалось. И всяких других лиц почти не было. Местным жителям музей уже стал неинтересен, они приходили только на всякие новые мероприятия в его стенах. А дачники и не такие музеи видывали. Даже в Париже и во Франции.
Правда, после обеда нагрянула экскурсия. Тетя Липа, экскурсовод, взяла ее в свои руки и повела по залам. Тут уж я, пристроившись к посетителям, стал выделять среди них подозрительные лица. Люди были все разные. И старые, и малые. (Про одну такую экскурсию Алешка как-то сказал: «Там было много людей и взрослых».) И все они оказались вне подозрения. Внимательно слушали тетю Липу, вздыхали и ахали, задавали вопросы, экспонаты руками не трогали, старинные пепельницы, портсигары и подсвечники по карманам не распихивали. Все были неподозрительные. Кроме одного.
Вот этот один как раз и принюхивался. Экспонаты рассматривал так, что почти касался их длинным носом. К картинам подходил вплотную и нюхал их, склонив голову к плечу, заложив руки за спину. Он все время отставал от экскурсии, задерживаясь то у походного самовара, то у царской кареты, будто хотел остаться один. Потом он, громко топая, догонял посетителей, а тетя Липа ни разу не сделала ему замечания.
Все ясно! Выбрав хороший момент, я шепнул тете Липе:
– Надо приглядывать за этим дядькой. Он подозрительный. Вынюхивает. Как бы чего не спер.
Тетя Липа сделала большие глаза и тоже шепнула:
– Что вы, Дима! Это прекрасный учитель истории! Он нам дает такие глубокие консультации! Что вы!
Мне показалось, что она сейчас по своей привычке отправится в обморок. Или огладит меня по спине своей длинной указкой.
– А что же он тогда все нюхает?
– Он не нюхает, он разглядывает. У него очень плохое зрение, а носить очки он стесняется.
Маленький облом.
Тетя Липа в обморок падать не стала, а повела группу в большой зал. И я поплелся за ними. Честно говоря, все эти экспонаты потеряли для меня свою свежесть. Надоели, грубо говоря. Кроме оружия, конечно. Оружием можно любоваться бесконечно. Тетя Липа права: совершенство формы, изящество отделки, красота украшения. И страшно подумать, что все это великолепие создано против человека. Оно просто просится в руки. Тетя Липа дала мне подержать одну саблю. И знаете, на чем я себя поймал? Взяв ее в руку, я тут же стал озираться – что бы такое рубануть казацким ударом? Да, оружие красиво, но оно не терпит бездействия. Собственно, как и все, что создано человеком…
А тетя Липа тем временем вещала:
– В этом зале в давнее время давались хозяином дома рождественские балы. Представьте себе: сотни восковых свечей в люстрах, шандалах[1], кенкетах[2]; зеркала, в которых отражались прекрасные уездные дамы в бальных платьях. Фраки с белоснежными манишками, гусарские и уланские мундиры. Звон шпор, стук каблуков. Прекрасная музыка. Вон там, наверху, видите: это так называемые хоры. Там находился оркестр. Обратите внимание на изящную форму балясин, образующих балюстраду…
Не знаю, кто там что изящное увидел, но мне вдруг показалось, что за этой загородкой мелькнула тень объекта номер два.
Когда экскурсанты переместились для обозрения картин, созданных художником Истоминым, этот объект воплотился в Алешку и стал делать мне какие-то знаки. Будто матрос на мачте с флажками.
Я во всяких азбуках Морзе не силен, но вроде бы правильно понял: выходи на улицу и стой там.
Я так и сделал. Через минуту откуда-то из-за угла вылетел Алешка и выдал:
– Я все узнал!
Когда Алешка говорит, что он все узнал или все сделал, мне хочется отбежать от него подальше. Куда-нибудь за пределы звуковой связи. Потому что за этими его радостными словами последуют решительные команды: «Дим, сходи туда-то, спроси то-то, найди кого-то и сделай еще что-нибудь».
Я оглянулся по сторонам – деваться было некуда. Алешка мои оглядки сразу просек.
– Не вздумай! У нас оперативная работа начинается. Я все узнал!
Оказывается, он вовсе не бесцельно перемещался по местности. Оторвавшись от слежки, Алешка пробрался на Лесную улицу, чтобы, как он выразился, пообщаться с дачником, который покупал у бомжей старинную фурнитуру.
Вот как это было.
Лесная улица – вся из старых избушек. Это было когда-то село Лесное, а потом оно примкнуло к поселку и стало его улицей. В этих старых домах жили старые люди. Они брали воду из колодцев и обогревались печками. Колодец был один на всю Лесную, а дрова были сложены в поленницы возле каждого дома. Сейчас, когда до зимы еще далеко, вся улица пропахла свежерасколотыми березовыми полешками. Да еще не отцвели липы, которые тоже стояли парочками возле каждого двора и источали свой свежий аромат.
Алешка напился из колодца, поболтал с какой-то бабушкой Груней и спросил ее про нужный ему дом.
– А! – сказала бабуля. – Это где Боярин живет?
– Какой боярин? Настоящий? – удивился Алешка, который про бояр только в сказках читал.
– Не очень настоящий. По улке идет – ни с кем не поздоровкается. В руку сморкается. Нестоящий боярин. Так, шелупонь. Некультурный. А тебе-то он к чему?
Алешка отхлебнул еще ледяной водицы из ведра, стоящего на срубе, культурно вытер грязной ладошкой губы.
– Посмотреть на него хотел. Ни разу некультурных бояринов не видел.
– Ну иди, милок, погляди. Евойный дом аккурат в конце улки. Забористый такой, не ошибешься.
«Милок» не ошибся. Дом был действительно забористый – за забором из строганых и заостренных поверху бревен. А за бревнами стоял терем со всякими балясинами. С балконом из изящной балюстрады. Калитка, похожая на крепостные ворота, была заперта наглухо. На ней висело большое медное кольцо, до блеска начищенное, наверное, боярскими холопами. Алешка его покрутил, подергал – без всякого результата и с досадой выпустил. Оно гулко ударило в дерево – и тут же в доме отозвалось:
– Кто там?
– Свои! – изо всех сил гаркнул Алешка. – Бояре и дворяне!
– И чего надо?
– Спросить!
На балконе меж балясин появилась фигура в халате с алыми отворотами и с длинной трубкой в руке. «Навороченный мужик», – определил его наряд Алешка.
– Я нынче не принимаю, – сказал мужик и выпустил клуб дыма.
– А тетя Зина сказала: к вам прийти.
– Какая еще тетя? Чья тетя?
– Архитектора. Она наше родовое гнездо будет вить. Дворянское такое.
– Это интересно. Ну, заходи.
– А как? – спросил Алешка. – Дерни за веревочку, да?
– Я сейчас открою, подожди. Вот трубку докурю – и открою.
Важный боярин. Хоть и ненастоящий.
– Чему обязан? – спросил Боярин, отперев через некоторое время калитку.
– Какой у вас дом красивый. – Алешке вдруг показалось, что за окном мелькнуло и тут же скрылось чье-то внимательное лицо. – И большой какой! Вы один в нем живете?
– Прислуги пока не держу.
– А можно внутри посмотреть?
Боярину это явно не понравилось, он даже поморщился:
– Там еще нечем хвалиться. Интерьер не выдерживает критики.
– Ну и пусть не выдерживает. Мы тоже хотим такой дом построить. Со всякими балясинками.
– Похвально. Давно пора возрождать дворянские традиции.
– Папа хочет обычный дом, а тетя Зина говорит, что раз уж мы князья Оболенские…
– Даже так? Приятно удивлен. Стало быть, мы с вами коллеги? Позвольте представиться: граф Мещерский, честь имею.
Ну, насчет чести он хватанул! Честный человек краденое покупать не будет. Да и насчет графа приврал. Позже мы узнали: никакой он не Мещерский, а просто Мещеряков. Сейчас очень многим хочется стать дворянами. Ни у кого сейчас в предках нет ни крестьян, ни сапожников. Все теперь сплошные князья да, как Алешка выразился, «графоманы».
– Так что вас привело ко мне, юный князь?
Юный князь по-дворянски шмыгнул носом, подтянул вечно сползающие шорты и сказал: