– А где они, эти копии? – спросил Калле. – Может, мы с Андерсом могли бы за ними смотаться?
– Ты думаешь, смогли бы? – Профессор был так взволнован, что слова застревали у него в горле. – Боже мой, неужели вы можете это сделать? Я их спрятал за…
Но злая судьба распорядилась так, что Калле не довелось узнать драгоценную тайну, потому как в это самое мгновение дверь отворилась, и профессор застыл, словно поражённый молнией. Он заставил себя замолчать, хотя от злости и отчаяния чуть не разрыдался. Ведь ещё секунда – и он успел бы сказать то, что хотел. Но на пороге стоял инженер Петерс с маленькой керосиновой лампой в руках. Он вежливо поздоровался:
– Добрый вечер, профессор Расмуссон!
Профессор не ответил.
– Этот шельма Никке оставил вас без света – вот, пожалуйста, возьмите. – И, любезно улыбаясь, он водрузил лампу на стол.
Профессор продолжал молчать.
– Вам привет от Расмуса, – сказал Петерс и немного прикрутил фитиль. – Судя по всему, мне придётся отправить его за границу.
Профессор сделал движение, словно собираясь наброситься на своего мучителя, но Петерс предупреждающе поднял руку.
– Снаружи Никке и Блюм, – сказал он. – Хотите драться – будем драться. Но не забывайте, что Расмус в наших руках!
Профессор опустился на раскладушку и обхватил голову руками. Расмус у них! Все козыри у них! А у него – только Калле Блюмквист, его единственная надежда. Он должен сохранять спокойствие, должен… должен!
Инженер Петерс прошёлся по комнате и встал спиной к окну.
– Доброй ночи, друг мой, – сказал он спокойно. – Вы можете, конечно, подумать некоторое время, но, боюсь, не слишком долго.
Калле стоял, вжавшись в стену дома. Он слышал Петерса так отчётливо, будто тот разговаривал с ним самим, и Калле в испуге решил чуть отступить. Но там, куда он занёс ногу, оказалась лишь предательская кочка. С оглушительным грохотом знаменитый сыщик сорвался вниз по склону и очутился у ног Андерса гораздо быстрее, чем предполагал.
Калле застонал, и Андерс с беспокойством склонился над ним:
– Сильно ушибся? Больно?
– Ой! Чувствую себя отлично, – ответил Калле и снова застонал.
Но думать о синяках времени не было, поскольку сверху послышался крик Петерса:
– Никке! Блюм! Вы где? Обыщите всё внизу! Да с прожекторами! И побыстрее!
– Пресвятой Моисей… – прошептал Андерс.
– Вот именно, – подтвердил Калле. – Не позавидуешь нам теперь…
Прежде чем они успели сообразить, куда бежать, лучи прожекторов заметались среди деревьев. В любой момент Калле и Андерс могли оказаться в центре такого луча – даже подумать об этом было страшно. Никке и Блюм мчались во всю прыть. Мальчики слышали, что преследователи близко, и хотели бежать, но страх сковал их. Когда Никке был уже шагах в пяти или десяти от них, они в панике забились в щель меж двух больших валунов. Это была утлая жалкая расщелина, но они втиснулись туда, словно хотели её взорвать. «Наверное, так чувствует себя маленький загнанный зверёк, когда гончие настигают его», – подумал Калле в ужасе. Мальчики, судорожно вцепившись друг в друга, вдруг вспомнили про своих мам. Между деревьями зловеще светила луна, как будто мало было прожекторов!
– Никке, давай сюда! – крикнул Блюм. Голос прозвучал совсем близко. – Надо посмотреть среди тех густых ёлок. Если кто тут и есть, то он – там.
– Не может же он быть и тут и там, – заметил Никке, ухмыляясь. – Я вообще-то думаю, что Петерс спятил.
– Это мы скоро узнаем, – ответил Блюм с горечью.
«Мамочка, мамочка, мамочка, – причитал Калле. – Они идут сюда, всё, нам крышка… прощай навеки…»
Они уже были совсем, совсем близко, и в какую-то сотую долю секунды Никке направил прожектор прямёхонько на их укрытие. Но иногда случаются чудеса.
– Это ещё что? Что с прожектором? – недоумевал Никке.
Слава тебе господи! Прожектор Никке погас. И чтобы чудо было совсем настоящим, луна спряталась за облака. А Блюм ползал под густыми ёлками где-то рядом. Никке ходил за ним по пятам и колдовал над своим прожектором.
– «Если кто тут и есть, то он – там», – ворчал он, передразнивая Блюма. – Гляди-ка, опять горит!
Никке был доволен и играл лучами прожектора под елями. Но так как там никого не было, он ткнул Блюма в бок со словами:
– Я же сказал – Петерс спятил. Это у него нервы расшатались. Нет тут ни души.
– Пусто, – разочарованно согласился Блюм. – Давай всё-таки пройдём вперёд, на всякий случай.
«Правильно, – подумал Калле. – Идите, идите, на всякий случай». И как по команде, они с Андерсом беззвучно пробежали несколько метров, отделявших их от ёлок, и забрались под самую густую. Ибо опыт войны Роз научил их, что нет укрытия безопаснее, чем то, которое только что было обследовано врагом.
Инженер Петерс нервно повысил голос до крика:
– Да отвяжись ты со своими гребками! Я хочу знать, где твой папа спрятал бумаги с красными цифрами?
Расмус нахмурился и посмотрел на него неодобрительно.
– Уй-юй, какой же ты глупый! – сказал он. – Не слышал, что ли, как папа просил никому не говорить об этом?
– Твой папа меня сейчас не волнует. И ещё: сопливый щенок, вроде тебя, не должен говорить взрослым «ты». Говори мне «вы» и называй «инженер Петерс».
– Ладно, буду, – согласился Расмус и нежно погладил самую красивую из своих лодочек.
Петерс понял, что если он хочет добиться успеха, он должен взять себя в руки.
– Если ты расскажешь мне, где эти бумаги, Расмус, я подарю тебе что-то очень хорошее. Ты получишь паровую машину.
– А у меня уже есть паровая машина. Лодочки лучше.
Он держал самую лучшую лодку под носом у Петерса.
– Видел ты когда-нибудь такую замечательную лодку, инженер Петерс? – Расмус возил лодочку взад-вперёд по одеялу. Лодка плыла через океан в Америку, где жили индейцы. – Когда я вырасту большой, я стану вождём индейцев, – заверил он. – И буду убивать людей, но женщин и детей трогать не буду.
Петерс ничего не ответил на это сенсационное заявление. Ему потребовались неимоверные усилия, чтобы совладать с собой. Теперь оставалось найти способ направить Расмуса в нужное русло.
Лодочка скользила по одеялу, а глаза Расмуса так же, как и его мысли, следовали за лодкой, пересекающей океан.
– Ты похититель, – сказал он рассеянно. – Значит, никаких секретов ты не узнаешь. Если бы ты не был похитителем, я рассказал бы тебе, что папа прикрепил их кнопками за книжной полкой, а так – не расскажу… Ой, я же рассказал! – спохватился он с весёлым удивлением.
– Ох, Расмус… – выдохнула Ева-Лотта, чуть не плача.
Петерс так и подпрыгнул.
– Слышал, Никке? – сказал он, громко смеясь. – Ты слышал? Я ушам своим не поверил. Он сказал «за книжной полкой». Забираем их сегодня же. Будь готов через час.
– О’кей, шеф! – ответил Никке.
Петерс поспешил к двери, оставив без внимания сердитые крики Расмуса:
– Н-е-е-т, вернись! Я ведь забыл, а если забудешь, что нельзя рассказывать, то не считается! Верни мои слова обратно, я сказал, давай всё сначала!
11
Урыцарей Белой розы существует множество тайных сигналов и предупредительных знаков. Не менее трёх разных сигналов означают «Опасность!». Например, если и союзник и противник находятся в поле зрения, и нужно незаметно сообщить союзнику, что он должен быть поосторожнее, применяется быстрое касание мочки левого уха. «Крик совы» призывал всех крадущихся по местности Белых роз поспешить на помощь. Вопль «Великая катастрофа» разрешается применять лишь в исключительных случаях, когда кому-то грозит смертельная опасность или он находится в крайне бедственном положении.
Именно в такое крайне бедственное положение и попала сейчас Ева-Лотта. Она во что бы то ни стало должна как можно скорее связаться с Андерсом и Калле. Она чувствовала, что они где-то поблизости. Рыщут, словно голодные волки, и ждут, когда же зажжётся свечка в её окне, означающая, что путь свободен. Но путь всё ещё не свободен. Никке и не думает уходить. Сидит и рассказывает Расмусу, как он, будучи молодым моряком, бороздил голубые просторы океанов, а Расмус, дурачок, не отпускает его, всё просит рассказывать ещё да ещё.
Ждать больше нельзя, надо спешить, спешить, спешить! Через час Петерс и Никке под покровом ночной тьмы отправятся за секретными документами.
У Евы-Лотты оставался один-единственный выход: она издала вопль «Великая катастрофа». И прозвучал он весьма устрашающе, как и подобает. У Никке и Расмуса аж кровь застыла в жилах. Придя в себя, Никке покачал головой и сказал: