— Не бойся, мама! — засмеялся Трайче. — Танки не могут сюда подняться. Слишком высокая гора. Ведь если бы могли, они бы давно к нам прикатили. Фашисты ведут крестьян к дороге, чтоб погрузить их там в машины.
— А если к нам подойдёт пехота? — всё не унималась мать.
— Ну, с пехотой наши в два счёта разделаются, — успокоил её Трайче.
На шоссе повалили клубы густого чёрного дыма: горели немецкие грузовики. Уцелевшие же машины, яростно сигналя, повернули назад и покатили в Стругу.
Бой кончился.
— Значит, немцы возвращаются восвояси. Струсили. Видала? — улыбнулся Трайче, повернувшись к матери.
Она ничего не ответила. Так, молча, они спустились с холма и направились к дому.
Деревня застыла в тягостном ожидании…
Звонит колокол
В ту тревожную ночь никто не спал. Всё Мацково было на ногах. Бешеным лаем заливались собаки. Из мужчин в Мацково уцелели лишь те, что рано утром ушли из деревни с отарами овец…
Трайче и его мать пошли к соседям, чтобы разузнать обо всём поточнее. Но узнали только то, что будто бы мацковских крестьян освободили партизаны. Впрочем, сведения эти были не точны — скорее всего, просто слухи… Кое-кто из соседей даже уверял, будто вся группа арестованных присоединилась к партизанам. Словом, никто ничего толком не знал.
Все были уверены, что немцы готовят расправу. Вот почему многие женщины, забросив за плечи тощие узлы и котомки, покидали деревню и уходили в спасительный лес. Овец, волов, коров и лошадей тоже угоняли подальше от деревни, к давно заброшенным загонам. Люди готовились к чему-то страшному, неизвестному и ждали этого с минуты на минуту…
Ещё раз внимательно осмотрев свою подземную кладовую и убедившись, что она совсем незаметна, мать расстелила на полу циновку и вместе с Трайче улеглась спать. Но сон долго не приходил к ним, и лишь перед рассветом Трайче наконец заснул. Мать же так и пролежала всю ночь, вглядываясь в темноту широко раскрытыми глазами…
Когда совсем рассвело, над Мацково вдруг что-то грохнуло, страшно загремело. Мать испуганно вскрикнула. Трайче мгновенно проснулся и вскочил на ноги. На улице было уже светло. Не прошло и минуты, как снова громыхнул взрыв. Жалобно задребезжали стёкла в окнах.
Тревожно зазвонил церковный колокол: бим-бам! бим-бам! бим-бам!
Всё было понятно: раз звонит колокол, значит, деревня в опасности.
— Надо бежать, сынок! Спасаться! — выкрикнула мать. — Гляди, в деревне-то почти никого не осталось!
Немцы, установив орудия в долине, издали обстреливали Мацково. Очередной снаряд разорвался рядом с домом Трайче. Каменные стены дрогнули, но устояли, со звоном посыпались стёкла. Весь дом окутала густая пелена дыма и пыли. На краю деревни разорвалось ещё несколько снарядов. Мать, судорожно вцепившись в руку Трайче, закричала:
— Бежим скорее!
Они выскочили из дома и побежали вдоль деревни. У церкви, под кряжистым дубом, лежал за пулемётом Горян. Трайче осмотрелся. Оказывается, здесь был не один Горян: под каждым дубом лежали партизаны, сжимая в руках или автомат, или винтовку… У большого камня пристроились Федерико и дядя Ангеле. Чуть ниже на склоне расположился тот самый дядя Ламбе, который в своё время натолкнул Трайче на мысль о спасении крестьян.
— Почему вы не стреляете? — спросил Трайче у Горяна.
— Ещё не время. Немцы пока далеко. А когда подойдут поближе, вот тогда-то мы и угостим их на славу! — улыбнулся Горян и посмотрел на своего помощника, лежавшего рядом с ним за пулемётом.
— А где же Огнен? — поинтересовался Трайче.
— Огнен и Планинский со своим батальоном на другом краю деревни.
Где-то далеко в поле грохнула пушка. Между дубами пронзительно и страшно что-то просвистело: фью-фью! фью-фью!
Несколько веток, словно срубленные острым топором, с треском упали на землю.
— Немедленно уходите с лужайки! — крикнул Горян.
— Бегите по балке и забирайте сразу влево! — добавил дядя Ангеле.
Мать и Трайче мигом оказались в балке. Там уже собралась целая кучка плачущих женщин и детей.
— Эх, забыл в сарае своего Дорчо! — с досадой воскликнул Трайче. — Вот дурак! Придут немцы и заберут его с собой!
— Да оставь ты в покое своего ненаглядного Дорчо! — раздражённо отозвалась мать. — Сейчас не до Дорчо.
— Ну нет! Я ни за что его не оставлю! — заупрямился Трайче. — Я мигом слетаю домой и приведу Дорчо сюда.
И, не раздумывая, он стрелой припустился к деревне. Мать только и успела крикнуть ему вдогонку:
— Вернись, Трайче!
Но куда там! Трайче и след простыл.
Бежал он как ветер, а когда был уже у дома, снова в долине грохнула пушка и на краю деревни взметнулся сноп пламени и дыма. Не обращая внимания на обстрел, Трайче ворвался в сарай, отвязал Дорчо и погнал его вверх по деревне. За плетнями лежали в ряд десятки ящиков с боеприпасами. Охраняли их двое партизан.
— Эй, Трайче, ты куда? — спросил один из них.
— Да вот пришёл вам помогать. Давайте ящик с патронами для пулемёта, и я отнесу его Горяну.
— Верно! Бери.
Трайче подхватил тяжёлый ящик и, обойдя деревню, двинулся прямо к дубам. Когда он добрался наконец до места, опять рявкнула пушка.
— Ложись! — крикнул ему Горян.
Трайче прыгнул в яму, откуда крестьяне вынимали раньше камень для строительства домов, и распластался там на животе. Снаряд разорвался среди деревьев, оставив после себя дымящуюся глубокую воронку. Трайче встал, отряхнулся и подтащил свой драгоценный ящик к Горяну.
— Вот что, Трайче. Ложись рядом со мной и не шевелись! — приказал ему Горян.
— А когда вы будете стрелять?
— Тебе же объясняли: когда немцы подойдут поближе, — недовольно проворчал помощник Горяна.
[12]Граната выскользнула из его руки и взорвалась рядом.
Немцы отошли ещё дальше. Бой на время вроде бы утих. Но партизанам надо было готовиться к отражению очередной атаки. Трайче посмотрел на Горяна и спросил:
— Нужны ещё боеприпасы?
— Обязательно. Эти гады непременно припожалуют снова. Так что придётся тебе ещё немного потрудиться.
— Понятно, — односложно ответил Трайче и ползком вернулся к деревне.
Подхватив ещё два ящика, он потащил их к дубам. Снизу опять затрещали немецкие пулемёты. Трайче прижался к спасительной земле. Кругом свистели пули… Вдруг горсточка земли, будто брошенная чьей-то невидимой рукой, засыпала ему глаза. Трайче сразу же понял, что стреляют именно в него, и ещё плотнее прижался к земле. Ну просто врос в неё!
А тем временем Горян снова приник к пулемёту и бил теперь короткими, точными очередями. Ангеле, Федерико и другие партизаны тоже не отставали, стреляя из винтовок и автоматов.
Под прикрытием огня партизан Трайче живо дополз до Горяна, передал ему ящики с патронами и заметил, что нога у Горяна вся в крови. В ту же минуту кто-то громко охнул:
— Ах, чёрт побери!
Трайче оглянулся и увидел, что на земле, держась за грудь, лежит дядя Ламбе.
— Ну погодите, собаки! — разъярился Ангеле и метнул в немцев гранату.
Не успел отзвучать взрыв, как Горян скомандовал:
— Бросайте гранаты!
Оглушительный грохот потряс землю. И как бы в ответ, с другой стороны деревни тоже донеслись глухие разрывы. Один, второй, третий… десятый…
— А ну, ребята! В атаку! — вскочил Горян и бросился вперёд.
— Ура-а-а!.. — прокатилось под дубами.
Словно подхваченные вихрем, партизаны бросились вниз. Немцы, торопливо отстреливаясь, отошли и вскоре исчезли. Видимо не выдержав натиска партизан, они решили вернуться вниз, к шоссе.
Как раз в этот момент на левом фланге, где командовал батальоном Планинский, тоже грянуло могучее:
— Ура-а-а!.. Вперёд, товарищи!
Немцы и там дрогнули. Трескотня пулемётов, винтовочные выстрелы, разрывы гранат — весь этот беспорядочный гул катился теперь к шоссе, медленно затихая вдали… На какое-то время в лесу воцарилась насторожённая тишина.
Но немцы не успокоились: снова стали обстреливать из долины деревню. Первый зажигательный снаряд попал в сарай с соломой. Сначала повалил густой чёрный дым, потом над сараем заполыхало красновато-жёлтое пламя. Другой снаряд угодил прямо в соломенную крышу одного из домов. И этот дом охватило жадное пламя. Потом разорвался третий снаряд, четвёртый, пятый… Высокие, дрожащие огненные языки пламени взвивались над вымершей деревней, а кругом валил густой, чёрный дым… Мацково горело…
Наконец обстрел прекратился. На шоссе натужно загудели грузовики. Немцы, потерпев неудачу, поспешно садились в машины и удирали назад.
Солнце клонилось к западу…
Дым над Мацково медленно рассеивался. Кое-где ещё догорали сараи. Одиноко и угрюмо торчали каменные остовы сожжённых домов. Неподалёку от деревни тревожно и тоскливо мычали коровы, блеяли овцы, ржали лошади, укрытые хозяевами от немцев…
Когда стрельба утихла, Трайче бросился разыскивать своего Дорчо. Отыскав, он взял его под уздцы и побежал к лощине, где оставил утром мать.
Мать и в самом деле была там вместе с другими женщинами и детьми.
Увидев Трайче, она ничего не сказала, а крепко его обняла.
Ночь на заброшенной мельнице
Вдоль ручья, бегущего с Караормана к реке Сатеске, сохранилось несколько деревенских мельниц, старых и ветхих. Летом мельницы не работали, потому что ручей в это время пересыхал.
Когда деревня сгорела, Трайче и его мать решили направиться к этим заброшенным мельницам, чтобы скоротать там ночь. Не спать же под открытым небом!
Вдруг у пересохшего ручья к ним направился какой-то человек, сидевший на осле. За ним плелась женщина с ребёнком на руках. Несмотря на сгущавшиеся сумерки, Трайче узнал обоих. Это был их сосед Евто со снохой. Когда те оказались рядом, мать Трайче спросила:
— Это ты, Евто?
— Я, Танейца.
— И куда же вы держите путь?
— Да вот, понимаешь, решил съездить на мельницу. Надо же смолоть хлеб! — пошутил Евто.
— Где же твой хлеб?
— Если хочешь знать, то хлеб мой сожгли немцы, так сказать, пустили его на кофе, — со смешком пояснил Евто.
— Эх, сосед! Ты всё шутки шутишь, — упрекнула его мать.
— Что делать, Танейца, что делать! Не плакать же нам. Что случилось, то случилось. Главное, живы остались, а всё прочее утрясётся со временем. Вот мы со снохой хотим переночевать на какой-нибудь старой мельнице.
— Не знаешь, куда все подевались?
— Разбежались кто куда: одни в отарах, другие в заброшенных загонах, третьи на мельницах…
Вскоре они подошли к Веляновой мельнице. Дверь мельницы была заперта. Евто отодвинул запор, и они вошли внутрь. Посредине мельницы уныло стояли застывшие жернова, а прямо над ними виднелся пустой бункер для зерна. В углу был пристроен очаг, а возле него лежала большая охапка соломы. По деревянному желобку, чтобы он не рассохся, бежала едва приметная струйка воды.
— Для начала подыщем подходящее местечко для скотины, а потом, будто заправские хозяева, разведём огонь в очаге, — решил Евто и повёл Дорчо и осла за мельницу, где стоял полуразрушенный сарайчик для скота.
Возвратился он с охапкой дров, разгрёб золу, взял пук соломы и распорядился:
— Ну-ка, Трайче, нечего тебе баклуши бить. Лучше принеси мне сухого камыша.
Трайче весело кивнул головой, выбежал наружу и вскоре притащил вязанку сухого камыша.
— Вот это дело! — заметил Евто, переломал камышовые тростинки, положил на них немного соломы и чиркнул спичкой. По соломе побежали синеватые язычки пламени, подобрались к камышу, и вскоре на старой мельнице ярко заполыхал костёр. Стало так светло, что можно было без труда разглядеть целые сети серой паутины, свисавшей с балок.
Надвигалась ночь. Непроглядная тьма окутала мельницу. До слуха новых «хозяев» не доносилось ни звука. Мёртвая тишина стояла над полями, над лесом, над далёкой деревней.
Евто закрыл дверь и проговорил:
— Ну вот, теперь у нас и крыша над головой есть. Можно, пожалуй, и спать укладываться. Поспим всласть.
— Эй, мельник! — неожиданно крикнул кто-то за дверью.
Все затаили дыхание, а неизвестный снова закричал:
— Мельник, открой дверь!
— А кто ты такой всё-таки? — спросил Евто.
— «Кто, кто»! — рассердился незнакомец. — Лучше сам мне скажи, как тебя зовут, а тогда и я тебе отвечу.
— Хе-хе… Я Койчин из Кочами с четырьмя глазами. Понял? — засмеялся Евто.
Неизвестный, должно быть, узнал его по голосу и рассмеялся:
— Да это же ты, Евто! Чёрт тебя побери с твоими шуточками! Открывай дверь.
Евто, поняв, с кем говорит, встал и отодвинул засов.
В помещение вошёл Горян с двумя вооружёнными партизанами. Прихрамывая, он подошёл к костру и заметил:
— Подходящий вы отыскали ночлег. Ничего не скажешь!
— Это верно, подходящий. Был, конечно, у нас ночлег и получше, да сожгли его немцы, — сощурился Евто.
— Ну ничего… Не пропадём. Раз уцелели люди, значит, отстроят себе дома получше прежних.
— А если немцы найдут нас и здесь? — озабоченно заметила мать.
— Успокойся, Танейца, — положил ей руку на плечо Горян. — Убрались они отсюда не солоно хлебавши и больше уже не сунутся. Но на всякий случай я поставил во дворе часовых.
Все расселись у костра. Евто подбросил в огонь ещё несколько сухих веток. Рой искр взлетел вверх до самой крыши. Когда ветки разгорелись, Евто заметил на правой ноге Горяна белую повязку.
— Как, ты ранен? — вырвалось у него.
— А, пустяки, — небрежно отозвался Горян. — Немного поцарапало. Ну, а Стевка, разумеется, тут же забинтовала ногу. Такая уж у неё должность. Лучше скажи нам, мельник, найдётся у тебя что-нибудь на ужин?