– Если это средневековая Франция, то у них должны быть студенты, священники, которые должны знать латынь, потому что раньше главным предметом было богословие, и проходили его на латыни. А латынь мы начали в школе изучать еще в пятом классе. Я надеюсь, мы сможем несколько фраз построить на латыни и понять, что нам ответят.
– Инга, ты умница! Мы с латынью попробуем хоть как-то продержаться.
– Конечно, классно, если ты, Инга, знаешь латынь, да и ты, Макс, а я ее в школе ненавидел, это был мой самый нелюбимый предмет. Все равно, с латынью или без, нам здесь нельзя задерживаться надолго. Средневековье – это же такой мрак! Если мы не сообразим, как из него выбраться, мы погибнем.
– Мальва не бойся, – увидев расширенные, испуганные глаза Мальвы, Алекс попытался ее успокоить, – ты же здесь не одна. Ничего страшного, что ты не знаешь ни латыни, ни французского, как-нибудь, общими усилиями мы справимся с ситуацией.
– Мальчики, насколько я помню из книг, в средневековье бедным и бездомным помощь оказывали монастыри. Нам надо найти какой-то монастырь, там нас, надо думать, хотя бы на время смогут приютить. Но для этого надо выдумать какую-то правдоподобную историю, – не можем же мы сообщить, что мы из последней четверти двадцать первого века.
– Инга, ты – чудо! – обрадовался Алекс. – Но что же нам придумать?
– Алекс, нам надо сказать, что родители нас с тобой отпустили учиться ювелирному ремеслу, а сестры захотели поехать с нами и убежали тайком от родителей. Нам пришлось их взять с собой. Раньше разным ремеслам, по-моему, учили только мальчиков.
– Мальчики, будем надеяться, что эта ложь нас спасет. А теперь пойдем искать монастырь, он должен быть где-то на окраине города или немного подальше.
Четверо друзей быстро дошли до городских ворот, пройти к которым можно было по небольшому мостику, проложенному через глубокий ров. Но за ними расстилались только бескрайние поля и вдалеке темнел лес. Никакого строения, напоминавшего монастырь, ни с одной из окраинных сторон городка они не увидели. Единственное, что они узнали – название города, указанное на воротах. Итак, они – в средневековом Руане.
Был уже полдень. Жарко. Усталые и голодные, бродили они по окраинным немощеным узким улочкам Руана, не зная, что им предпринять.
– Давайте вернемся к фонтану, – предложил Макс, – хоть воды напьемся.
Не сразу, но все же дети смогли выйти к площади с фонтаном. Подставив ладошки под струи воды, они жадно пили тепловатую воду, нагревшуюся под полуденным солнцем. Заметив, что на них обращают внимание, ребята быстро пошли вниз по одной из улиц.
Внезапно улица закончилась, и они оказались на еще одной площади, в центре которой возвышался готический храм. Четверо друзей остановились и не могли отвести глаз, потрясенные его красотой и величием. Его кажущиеся воздушными ажурные башни с остроконечными шпилями были устремлены вверх, чудилось, они вот-вот легко вознесутся к небесам. А каменно-кружевное оформление портала делало церковь сооружением поистине божественным.
– Какое чудо! Я даже дышать перестала, – перевела дыхание Инга. – Православные церкви очень красивы, я их много видела, в прошлом году на каникулах я ездила по Золотому кольцу России. Да и один храм на Нерли чего стоит! А это – готика, совсем другая архитектура. Я готические храмы только в книгах видела, но это великолепие не сравнить ни с какими фотографиями!
– Венец средневековой архитектуры, – согласился Алекс.
– Такая красота, – вклинился Макс, – и где? В грязном, немощеном, затхлом городишке. Странно, что в средневековье такие удивительные сооружения соседствуют с отсутствием канализации, грязью и носящимися по улице животными.
– А что это такое храм, церковь, для чего они?
– Мальва, я забыла, ты не знаешь ничего о церкви… Ваша семья, видно, не успела принять христианство… В церкви молятся Богу. Вы раньше молились богу Сварогу, а в церкви люди молятся Христу, просят помочь им в разных делах.
– Но если в церкви просят о помощи, вдруг, и нам помогут?
– Правильно, Мальва! – Инга воспряла духом. – Это хорошая мысль, нам повезло, что мы нашли этот храм, надо попытаться, вдруг, нам не откажут в приюте.
– Да, хорошая мысль, но… – Макс выглядел совершенно потерянным и оробевшим, – я не представляю, честно говоря, как мы войдем в этот величественный храм и будем жалко лепетать что-то на латыни. А если нам ответят по-французски или начнут вопросы задавать на своем языке? А мы будем стоять, как бараны – ни бэ, ни мэ ни по-французски, ни на той же латыни… Ведь те несколько слов и фраз, что я помню на латыни – вита, сервус, хомини, тектум, парентес, тиро, фабер, магистр, сорор, – не дадут нам возможности нормально объясниться, а уж тем более – рассказать нашу придуманную историю. И попытки говорить только на латыни, не используя французский, вызовут лишь подозрения.
Не только Макс, но и Инга, и Алекс, и Мальва – все они почему-то оробели перед этим необыкновенным храмом, и их былые представления о том, что они смогут общаться если не на французском, то на латыни, улетучились. Макс только облек все это в слова. Совершенно расстроенные, они топтались на одном месте, беспомощно поглядывая один на другого. Так прошло около получаса.
– Ой, ребята, я, кажется, придумала, – Ингины глаза сверкали, – мы же можем притвориться немыми, немые жили во все времена. Жестами покажем, что мы голодны и нам нужна крыша над головой. А что? – ее вопрос прозвучал уже не так уверенно.
– Инга, ты – гений! – закричал Алекс. И оба мальчика едва не запрыгали от радости. Настроение у всех улучшилось.
Немного присмирев, они направились к собору. Но центральный вход был закрыт. Инга предположила, что не может такой большой храм иметь только одни двери, нужно походить вокруг него и все осмотреть. С противоположной к центральному входу стороны церковь была вплотную огорожена высокой оградой. Шагая вдоль нее, дети обнаружили калитку. Она была не заперта. Они вошли и оказались в большом саду-огороде: плодовые деревья там росли почему-то только в центре, а около забора – овощи.
Недалеко от заднего входа храма располагалось небольшое каменное строение. Не успели дети сделать и пару шагов по направлению к нему, как к ним навстречу вышел мужчина в черной сутане. Когда он приблизился и спросил на своем языке, что им надо, Алекс, набравшись храбрости, жестикулируя, показал, что они хотят есть и нуждаются в ночлеге, также знаками объяснил, что слышать они могут, но не говорят. Мужчина немного недоверчиво посмотрел на них, потом махнул рукой, чтобы они следовали за ним.
Все вместе они вошли в здание, спустились на полуэтаж ниже и очутились в огромной комнате, наполовину перегороженной. В первой ее части находился узкий длинный стол, по обе стороны которого стояли какие-то колченогие табуретки. За столом уже сидели семь или восемь мальчиков от тринадцати до восемнадцати лет. Они с любопытством стали рассматривать новеньких. Ребята поняли, что они попали к обеду и про себя очень обрадовались, – им только было непонятно, что делают здесь мальчики.
Церковный служитель предложил им сесть поодаль от остальных. Двое мальчиков принесли откуда-то сверху бидон с молоком и огромную ковригу хлеба. Каждый получил по большой кружке молока и по куску хлеба. Когда такой большой «обед» закончился, служитель приказал всем, кроме новеньких, уйти. Он сказал, что при церкви находится школа, ученики которой, живущие тут же, летом работают в церковном саду, а с осени начинают учиться. В школе учат латынь, читать и писать, изучают катехизис. Если мальчики хотят, они могут остаться. Алекс, который помнил из французского слова – школа, учиться, работать – слушая, утвердительно кивал головой. Служитель повел их за перегородку и показал так называемую «спальню»: в ней на полу лежали тюфяки, прикрытые какими-то серыми тряпками. Потом «человек в черном», – как про себя окрестили его дети, сказал, что в школу они принимают только мальчиков, девочки должны уйти, он и так их пожалел, накормив, а мальчикам предстоит работа в огороде. Алекс, услышав это, сделал умоляющие глаза и сложил руки, как перед молитвой, но «чернец» остался непреклонен. Он только посоветовал девочкам пойти наняться на работу в какой-нибудь богатый дом. Алекс жестом показал, что они с Максом проводят девочек и вернутся.
Когда все четверо вышли за калитку, Алекс объяснил остальным, что им предложил служитель церкви. Друзья очень расстроились, узнав, что им придется на время расстаться с девочками. Сами девочки, услышав об этом, расплакались. Алекс и Макс стали их утешать, говорить, что это все продлится всего несколько дней, потом они что-то придумают. Инга сквозь слезы сказала, что они попробуют устроиться на работу, но если не удасться… Мальчики пообещали сэкономить на всякий случай хлеб. И все договорились приблизительно в это же время встретиться на следующий день около калитки.
Девочки, удрученные таким поворотом событий, медленно побрели по улице.
– Мальва, мы должны быть сильными, даже если мы не знаем, что нас ждет впереди. Нам придется тоже изображать немых, как это делал Алекс, и попроситься к комунибудь в служанки. Ты не бойся, – она взяла Мальву за руку, – вместе мы как-нибудь продержимся. Вытри слезы. У нас все нормально.
– Что значит – служанки? Что нам надо будет делать?
– Что нам скажут, ту работу и будем выполнять: подметать, мыть, стирать, убирать дом. Но что-то я не вижу тут богатых домов…
В это время они проходили мимо дома, в котором, видно, была пошивочная мастерская: ее окна на первом этаже выходили прямо на улицу. За столами, на которых лежал грудами различный материал, сидели женщины и вручную что-то шили.
– Мальва, смотри! Мастерская! Вдруг нас возьмут сюда! Я думаю, это лучше, чем наниматься в служанки. Я, правда, шить не очень-то умею, но за вопрос не бьют в нос, – скороговоркой протараторила Инга последние слова.
Они постучали в дверь мастерской. Им открыла полная женщина, одетая по моде того времени, но в то же время как-то не очень опрятно. Она спросила, что им надо. Инга жестами показала, что они могут шить, подметать и делать все, что им скажут, но не за деньги, а за еду и ночлег. Женщина пожала плечами и захлопнула дверь у них перед носом, но через минуту она, видно, передумала и поманила их, еще стоящих у двери, за собой.
Девочки вошли в помещение: там была жуткая духота, и воздух, казалось, был заполнен пылью. У них сразу же запершило в носоглотке. Окна были закрыты, очевидно, из-за жары на улице, но не затенены шторами, чтобы в комнате было светлее. На полу валялось множество обрезков различной ткани. Полная женщина дала им по мешку и показала, что они должны собрать все обрезки с пола и потом подмести.
Инга и Мальва быстро наполнили мешки кусочками тканей. А перед тем, как приступить к подметанию, Инга жестами показала хозяйке, что им нужна вода, чтобы сбрызнуть пол. Та очень удивилась, но дала девочкам по ведру. Они так обрадовались, что даже не спросили, где же им набрать воды.
– Мальва, я думаю, нам повезло. И, хоть на улице тоже жара, но немного лучше, чем в мастерской.
Они посмотрели по сторонам и, заметив женщину с ведром, пошли за ней.
– Мальва, запоминай дорогу, чтобы не заблудиться.
Женщина привела их к речке, вода в которой была не слишком прозрачная, но они все-таки набрали по ведру и, часто останавливаясь передохнуть, медленно побрели обратно. Тихонько переговариваясь, они договорились в мастерской тоже общаться между собой посредством жестов.
Когда они принесли воду и, немного разбрызгав ее, подмели пол, швеи посмотрели на них с благодарностью, – дышать в комнате стало полегче. Инга про себя удивилась, как они раньше до этого не додумались.
Инга жестами спросила, могут ли они тоже шить? Но хозяйка повела их в другую комнату, где лежала груда грязной одежды, и показала, что они должны отсортировать сильно грязные вещи от не очень грязных. Работа была не из приятных. В комнате стоял и без того затхлый воздух, когда же они разворошили грязные рубашки, платья, юбки, дышать стало вообще нечем.
– Не понимаю, почему они не стирают все это, – тихонько сказала Мальва Инге, когда они остались одни.
– Я тоже, Мальва, не понимаю. Зачем что-то ворошить? Оттого, что вещи тут полежали, они не станут чище. Я вспомнила: где-то читала или слышала, что в средневековой Франции были большие проблемы с гигиеной, люди почему-то не мылись, белье не стирали, даже король… кажется, Людовик-Солнце, вместо умывания пользовался только духами. Кошмар! И надо же нам было попасть именно сюда.
– Как странно, Инга, храмы умеют строить, а мыться и стирать белье – нет. У нас у всех бани были, когда наша баня после потопа разрушилась, мы, пока не построили другую, ездили каждую неделю к деду мыться. И белье стирали на речке, в грязном не ходили… А что такое духи?
– Духи – это такая жидкость, которая очень приятно пахнет. Есть духи, напоминающие, например, аромат жасмина или сирени, или еще каких-то цветов.
Девочки провозились с вещами, пока не наступил вечер. Потом хозяйка позвала их на грязную кухню и покормила жидкой луковой похлебкой, дав по маленькому кусочку хлеба. Она предложила им спать или в мастерской, или в комнате с грязными вещами. Они выбрали мастерскую. Хозяйка разрешила им улечься на те же мешки с обрезками.
Утром им пришлось встать, едва рассвело, так как комната быстро заполнялась швеями.
Девочки, позавтракав кусочком хлеба с молоком, получили новое задание: часть самой грязной отсортированной одежды сложить в мешки и отнести за ворота города и там выбросить, но мешки принести обратно. Мешки получились очень тяжелые, но тащить их по земле они боялись, – те могли порваться, поэтому девочки часто отдыхали и радовались только тому, что с утра еще нет жары.
Макс и Алекс тоже должны были до вечера трудиться на огороде, и с утра опять заняться прополкой. И, хотя работа у них была не такая уж тяжелая, да к тому же на свежем воздухе, они, в отличие от девочек, были под постоянным надзором, как со стороны «чернеца», так и со стороны других мальчишек, которым эти двое казались очень странными и какими-то чужими. Все это Алекса и Макса страшно угнетало, они не могли даже поговорить между собой. Ребята хотели побыстрее встретиться с девочками и едва дотянули до полудня. Но, когда вышли после обеда за ворота, подружек не дождались. Оба расстроились, не зная, что и думать. Макс предложил утешиться тем, что их могли не отпустить, и что на следующий день они обязательно придут.
А Инга и Мальва действительно – едва успели к полудню вернуться с пустыми мешками, как их, покормив той же луковой похлебкой, сразу же отправили грузить на телеги тюки со сшитой одеждой. Они едва могли поднять такой тюк вдвоем, а таскать их приходилось из самой дальней комнаты дома. К вечеру они так устали, нагрузив полную телегу одеждой, что отказались всё от той же луковой похлебки, выпили только воды и съели кусочек хлеба. И очень быстро уснули в мастерской на мешках.
Утром несколько швей пришли раньше обычного. Девочки еще спали и что-то обе, одна тише, другая немного погромче, бормотали во сне. Одна из женщин, услышав их бормотание, тут же позвала хозяйку. Та их грубо разбудила и жестом показала, чтобы они следовали за ней на кухню. Она стала что-то сердито кричать, прикасаясь пальцем ко рту и строя гримасы, но ни Мальва, ни Инга ничего не могли понять и таращили на нее глаза. Тогда она немного успокоилась, увидев, что они ничего не понимают, и подумала, что они если и не совсем немые, как заподозрила швея, которая ее позвала к спящим девочкам, то глухие уж точно, раз вытаращили глаза, слушая ее крики и угрозы. Они выпили по кружке молока, съели по кусочку хлеба и хозяйка отправила их за водой.
Когда они с ведрами отошли подальше от дома, Мальва спросила Ингу, поняла ли она, почему хозяйка на них рассердилась с утра, что они сделали не так. Инга ответила, что она сама была поражена, но, вспоминая её поведение теперь, кажется, догадывается, в чем дело.
– Вспомни, Мальва, когда она кричала на нас, она все время показывала на рот. Мы с тобой вчера так устали, а когда человек сильно устает, ночью он может во сне говорить. Вот она, наверно, и слышала, как кто-то из нас, или мы обе что-то невнятное городили во сне. И она подумала, что мы ее обманываем. Но поскольку мы действительно не могли понять, что она кричит, и это ясно было написано на наших лицах, она потом немного успокоилась. Видишь, даже молока дала. А ее противный луковый суп я уже видеть не могу. Мы вчера даже к мальчишкам не попали. Нам надо сегодня обязательно к ним сходить, может, они уже что-то придумали.