Домби-Дорритов повел в воздухе ладонью, и в пальцах его оказалось нечто вроде черной тарелки. Тарелка щелкнула и превратилась в блестящую шляпу-цилиндр. Иллюзионист начал доставать из цилиндра пестрые воздушные шарики и отпускать в небо (все захлопали). Домби-Дорритов надел цилиндр и благодарно поулыбался. Дождался тишины. И начал неожиданно тонким голосом:
– То, что вы видели – это сущий пустяк. Такие фокусы показывают много веков подряд. Они незатейливы и просты в исполнении. А я вам сегодня продемонстрирую нечто совсем иное. Принципиально новое… Но сначала позвольте представиться. Вам, наверное, показалось несколько странным мое имя?
Два-три голоса вежливо отозвались, что да.
– Объясняется просто. Во всем виновата моя бабушка. Она очень любила писателя Диккенса и настояла, чтобы меня назвали в его честь, Чарльзом. Папа, Афанасий Иванович, сперва не соглашался, но бабушка.. О, надо было знать мою бабушку!.. Правда полное имя ко мне не привилось, все говорили «Чарли». Так я и во взрослую жизнь шагнул с именем Чарли. Будто знаменитый Чаплин… А фамилия моя – самая простая, Мишечкин. Артистический псевдоним Домби-Дорритов тоже в честь бабушки. Точнее, в честь Диккенса. В его романах есть персонажи – Торговец Домби и девушка Доррит (бабушка говорила «Доррит»). По-моему, звучит оригинально. А?
Народ деликатно пошумел, что да, неплохо.
– Благодарю вас!.. А сейчас – к делу!.. Почтеннейшая юная и взрослая публика! То, что я вам покажу, это уже не ловкость рук и не технические фокусы, а истинное научное чудо. Это результат моего открытия, связанного с изучением структуры межпространственного вакуума. Объяснять сущность этих крайне сложных физических явлений сейчас я не буду. По правде говоря, они и самому мне еще не всегда ясны. Однако эксперименты прошли на ура. И я готов первую публичную демонстрацию устроить перед вами. Вы – дети двадцать первого века и достойны быть свидетелями не дешевых балаганных фокусов, а настоящего проникновения в тайны мироздания….
Домби-Дорритов оглянулся на дверь и сделал приглашающий жест. Появился учитель труда Андрей Андреевич. Он вытащил за собой парту. Установил ее рядом с артистом. Затем вернулся в школу и вынес большущую коробку из-под телевизора. Поставил на парту.
– Душевно вам благодарен, – сказал Домби-Дорритов. Андрей Андреевич кивнул. Внимательные люди могли заметить, что кивок был суховат. А люди не только внимательные, но и кое-что знающие, легко объяснили себе такую суховатость.
Знающим людям было известно, что Андрей Андреевич неравнодушен к Анне Львовне. Но, во-первых, он был лет на десять старше, а во-вторых слишком скромен. К тому же, не очень-то красивый: слишком худой, с редкой рыжеватой бородкой и большим носом, на котором сидели круглые очки. Сквозь толстые линзы очков Андрей Андреевич поглядывал на Анну Львовну издалека и вздыхал. И то, что сейчас Анна Львовна смотрит на иллюзиониста с чересчур большим интересом и улыбчивостью, Андрею Андреевичу, конечно, было досадно.
Андрей Андреевич что-то сказал двум выпускникам. Те резво выволокли еще одну парту и отнесли ее шагов на десять от крыльца, под школьные окна. Там водрузили на парту второй картонный ящик – такой же, как на крыльце. Чарли Афанасьевич изящно кланялся и благодарил, прижимая к манишке ладони. Затем он развел на уровне плеч руки – вновь просил внимания.
– Почтеннейшие зрители! Еще одно короткое объяснение! Многие из вас, конечно, слышали, что во вселенной существует не только наше пространство, но и множество других, параллельных. Они разделены так называемым мжпространственным вакуумом. Его еще называют «гиперпространство». Если научиться проникать в гиперпространство, можно любые, самые дальние расстояния превращать в ничто. От звезды до звезды – один миг. Авторы фантастических романов немало писали про это явление. Но то, что увидите вы – уже не фантастика. Ваш покорный слуга, – Домби-Дорритов скромно поклонился, – нашел способ использовать гиперпространство для переброски материальных тел и путешествий в нашей реальной жизни. Пока на небольшие расстояния. Сложность в том, что на месте финиша должен находиться приемный контейнер. Так же, как на месте старта – пусковой. Если забросить такой контейнер на Луну, на Марс, на Альфу Центавра, то добираться туда будет проще простого. Однако пока такая заброса – дело сложное. А вот в небольших пределах продемонстрировать свойства гиперпространства можно уже сейчас. Здесь!..
Народ слушал без шума, но с вежливым недоверием. Нечего, мол, на уши нам репьи цеплять. Всякий фокусник хвастается связью с космосом, а на самом деле весь секрет в двойных стенках ящика.
Но Домби-Дорритова ощутимое в воздухе недоверие не смутило (тем более, что Анна Львовна, стоя в двух шагах, смотрела почти что с восхищением).
– Еще минута внимания, господа! Эти два картонных ящика в данном случае и есть контейнеры. Не смущайтесь их примитивностью. Дело не в технической оснастке, а в особом сгущении энергетических полей, которое я создаю с помощью этого прибора… – Чарли Афанасьевич помахал чем-то похожим на сотовый телефон. – Набираю нужную комбинацию цифр, и…
Домби-Доритов снял цилиндр, поместил его в коробку, закрыл картонные клапаны. Снова помахал в воздухе прибором-пультом. – Вот и все!.. Молодой человек, вон там на скамейке с краю! Не сочтите за труд, достаньте из того контейнера мою шляпу!
Игин одноклассник Илья Железкин охотно подскочил к коробке под окнами. Вытащил цилиндр. Жестом парижского франта надел его на белобрысую прическу и так, на голове, доставил артисту. Раздались хлопки, но довольно жидкие. А кто-то в задних рядах сказал:
– Да эта шляпа там сразу была спрятана…
– Да? Но куда же девался цилиндр из этого ящика? – Дормби-Дорритов перевернул коробку на парте набок, откинул клапаны. Конечно, цилиндра там не было. Зрители снова похлопали, но совсем уже слабенько. Анна Львовна, кажется, смутилась.
– Понимаю, – с достоинством кивнул Домби-Дорритов. – На месте любого зрителя я реагировал бы с тем же скепсисом. Кого нынче удивишь фокусами со шляпой и коробками! Но… можно усложнить эксперимент! Можно отправить в путешествие через гиперпространство какое-нибудь живое существо!.. Например, симпатичного ежика, которого держит на коленях мальчик в первом ряду!
– Ну уж фигушки! – звонко от испуга отозвался Генка Репьёв.
– Гена! – ахнула Ирина Петровна. – Извинись сейчас же!
– Извините, – сказал Генка. – Но все равно фигушки. Он не захочет. Он… после болезни.
– Ну хорошо, хорошо. Я понимаю. Но… может быть, найдется кто-то другой? Кот, собачка, голубок…
– Га-га!.. – На крыльцо опять шумно спланировал Казимир Гансович. И, вскинув голову, глянул на артиста. А тот, разглядев на покрытом перьями горле кожаный галстучек, сразу понял, что имеет дело не с простым гусем.
– Раз вас приветствовать! Следует ли мне понимать вас так, что вы готовы стать участником эксперимента?
– У-гу-гу, – ответствовал Казимир Гансович.
– Весьма польщен… Господа! Сейчас эта замечательная птица станет первым в мире пернатым существом, которое пересечет межпространственный вакуум! Прошу вас! – Чарли Афанасьевич откинул картонные клапаны. Гусь важно проследовал в коробку. Клапаны закрылись. «Го-о…» – послышалось из-за них, что, видимо означало «я готов».
Домби-Дорритов снова сделал плавное движение пультом. Потом изящными прыжками кинулся к другому ящику и распахнул его.
– Га-га! – Казимир Гансович вылетел и сел на край картонной стенки, опрокинул своей тяжестью коробку, но не потерял достоинства. Он кланялся и чиркал по траве раскинутыми крыльями, словно старинный кавалер полами плаща.
Теперь аплодисменты были не в пример прежним! Чарли Афанасьевич взбежал на крыльцо и кланялся, прижимая к лацканам фрака ладони. Анна Львовна сияла, словно сама проделала удачный эксперимент с гусем. Только Андрей Андреевич у школьных дверей сохранял спокойствие. Прислонился к косяку и скрестил на груди руки.
Наконец Домби-Дорритов красивыми взмахами ладоней вновь попросил тишины.
– Это была, господа, своего рода прелюдия. То есть вступление. Теперь же мне хотелось бы перейти к главному. Я предлагаю любому желающему испытать самому перемещение через гиперпространство! А затем этот смельчак поделится с вами впечатлениями!.. Хотя особых впечатлений не будет. Он войдет в один контейнер, а выйдет из другого, ничего не почувствовав. Я сам неоднократно совершал такое путешествие и уверяю вас – это совершенно безболезненно и абсолютно безопасно!.. Я не приглашаю взрослых, они не поместятся в контейнере. Но я уверен, что среди зрителей семи-двенадцати лет найдутся личности, не менее смелые, чем эта почтенная птица! – Домби-Дорритов сделал плавный жест в сторону Казимира Гансовича, который топтался у крыльца.
– Га-га-го… – подбодрил гусь личностей семи-двенадцати лет.
Те, однако, не спешили.
Нельзя сказать, что лопухастые жители Малых Репейников отличались робостью. Но в любом человеке (даже упомянутого юного возраста) начинает что-то сопротивляться, если ему предлагают стать подопытным кроликом. Ну, или гусем, какая разница… Да и, по правде говоря, кто его знает, это гипер-супер-пупер-пространство. Тем более, что все видели, как Андрей Андреевич шагнул к Домби-Дорритову и стоявшей рядом Анне Львовне. Что-то сказал вполголоса. А те, кто в первом ряду, даже слышали; «Я бы не советовал…»
– Но это же совершенно безопасно! – горячим шепотом отозвалась Анна Львовна.
Она блестящими глазами смотрела на ребят. Неужели сорвется выступление прекрасного артиста? Неужели среди ее питомцев не найдется ни одного смельчака?! Ну, что же вы!..
Ига сидел в первом ряду, через два человека от Генки с Ёжиком. Он встретился с Анной Львовной взглядом. И ощутил всю умоляющую силу ее глаз. Ну что же…
Пока Ига делал несколько шагов до крыльца (и слышал шум и громкие хлопки), ему вспомнился почему-то маленький кнам. Тот, которого Ига чуть не придавил ладонью. А еще вспомнился скелет-мамонт Мотя, и захотелось дернуть его за хвост (Ига мысленно дернул). А еще Ига пощупал в кармане брюк твердый кнамий шарик – он его сегодня переложил туда из старых штанов. А вчера он такой же шарик подарил наконец Степке, она приняла его серьезно, озабоченно даже… Жаль, что Степка сегодня не пришла. Если бы сейчас она смотрела ему вслед, было бы не страшно… Хотя чего бояться-то? Обыкновенный фокус. Через минуту Ига весело раскланяется перед вопящей от восторга лопухастой аудиторией…
Домби-Дорритов Игу встретил на крыльце, раскинув руки. Словно хотел обнять. Но не обнял, а засуетился:
– Благодарю вас! Вы молодец… Вот, пожалуйте сюда… – Он помог Иге вскочить на парту и шагнуть в коробку. Стенки ее были Иге почти до пояса. Ига встал в коробке и, слабо улыбаясь, помахал зрителям ладонями. Зрители не заметили слабости в улыбке. Бурно зааплодировали.
Ига поддернул на коленках отглаженные брюки и сел на корточки. Прямоугольные клапаны один за другим заслонили от него небо. Стало совершенно темно. В коробке пахло бумажной трухой и клеем. Было уже совсем не страшно, хотя сердце тюкало невпопад. Ига глотнул и подумал: «Ну, скоро ли?»
Зрители тоже так думали. И ждали с замиранием.
Домби-Дорритов пультом описал над картонным ящиком дугу. И… толкнул его с парты. Ящик легко слетел на крыльцо и раскрылся. В нем никого не было.
Никто не захлопал, ждали: что дальше?
Домби-Дорритов приглашающе вытянул руки к дальнему ящику у окон:
– Молодой человек, прошу вас! Путешествие закончено, пожалуйте наружу!
«Молодой человек» не отзывался, картонный ящик не шелохнулся. У Чарли Афанасьевича кругло открылся рот. Он взмахнул растопыренными ладонями, будто крылышками, слетел с крыльца и бросился к «финишному контейнеру». Откинул крышки. Замер в неудобной позе. Ящик был пуст.
Третий ящик
1Ига летел в пустом черном ужасе. Ледяные тиски межпространственного вакуума стиснули его со стальной неумолимостью. Ни вздохнуть, ни крикнуть, ни даже шепотом позвать: «Мама…» Ни заплакать. Потому что слезинки тут же превращались в твердые прозрачные шарики. Вроде кнамьих. Только помочь эти шарики не могли. Мальчик был в миллионах световых лет от Земли. И мчался в никуда.
…Это было не по правде. Это мгновенно представилось Анне Львовне, когда она увидела, что оба ящика пусты. Она не помнила, как оказалась рядом с артистом. С минуту смотрела на голое картонное дно, потом выдохнула:
– Чарли Афанасьевич… Что это значит?
– Одну минуточку… Одну… самую полминуточку… – он суетливо нажимал кнопки на пульте. – Возможно, я… Бывают, знаете ли некоторые накладочки…
Понажимал кнопки еще. В ящиках никто не появился – ни в том, ни в другом. Испуганная тишина зрителей постепенно превращалась в недоуменное гудение. Чарли Афанасьевич снял цилиндр и почесал пультом затылок.
Анна Львовна удивительно звенящим (от страха и отчаяния) голосом потребовала:
– Господин Домби-Дорритов! Потрудитесь намедленно вернуть на место моего ученика Игоря Егорова!
Чарли Афанасьевич загнанно оглянулся. Выдавил улыбку. Надел цилиндр и, снова взмахивая руками, словно крылышками (что в данном случае было весьма неуместно), взлетел на крыльцо.
– Господа! Небольшая заминка, вызванная, очевидно легкой неполадкой в пульте управления. Одну секундочку… Не найдется ли у кого-нибудь отверточка?
Отверточка тут же нашлась у Андрея Андреевича. Он без слов достал из-за пазухи карманный набор инструментов.
– Одну минуточку… – Домби-Дорритов нацелился стальным жалом на головку шурупа, завертел… – Одно мгновение!.. А пока, может быть, кто-то еще захочет почитать стихи? Или… споет? Как наш славный Ёжик… хе-хе…
Ни декламировать, ни петь никто не захотел. Все, вытянув шеи (а на задних рядах – встав с сидений) смотрели, как иллюзионист копается отверткой в пульте. Анна Львовна стояла от него в двух шагах и стискивала щеки. К ней подошли Вера Евгеньевна и Андрей Андреевич.
Андрей Андреевич что-то негромко говорил Анне Львовне. Наверно, утешал.
Утешать и уговаривать людей не терять надежду было ему не привыкать. Многие знали, что раньше учитель труда служил священником. А кое-кто знал даже, почему он из священников ушел. Об этом однажды рассказал одноклассникам Коля Соломин (то есть Соломинка или Солома). У Соломы было интересное свойство: он очень много знал про жителей Малых Репейников. Откуда и почему, никто не мог понять. Может быть, от того, что в будущем Николай Соломин собирался стать журналистом и с детства оттачивал умение собирать и запоминать всякую информацию. При этом он вовсе не был болтуном и сплетником. Никаких гадостей никогда ни про кого не говорил. Но время от времени мог удивить приятелей чем-нибудь интересным. И вот однажды поведал Пузырю, Лаптю и еще нескольким ребятам, что оказались рядом, такое:
– Он же ничего плохого не сделал, когда был попом. Его уволили оттуда, потому что он отказался благословлять танки. Обрызгивать святой водой…
– Какие танки? – удивился Пузырь. – Они же в церковь не ходят!
– Перед отправкой эшелона. Солдат отправляли на южную границу, и с ними несколько танков. Молебен был. Потом начали танки обрызгивать. А наш Андреич говорит: эти машины есть орудие смертоубийства, и тратить на них святую воду – дело не угодное Богу, потому что в Библии написано: «Не убий». Не убивай, то есть… Конечно, случился скандал. Вызвали отца Андрея на их церковный совет, и архирей, или кто там у них главный, давай упрекать: «Как же тебе на стыдно! Покайся! Ты отказался выполнить свой долг! Другие пастыри (священники то есть) всегда поддерживают в ратниках боевой дух, бывают в окопах и даже прыгают с парашютом на боевые позиции, а ты…» А он в ответ: «Ну и допрыгаются… Мы и так уже допрыгались с этой войной…» Ну, ему и говорят: «Ступай, не достоин ты…»
Священного сана у Андрея Андреевича теперь не было, но прежняя душевная мягкость и готовность помочь в беде никуда не девались. А уж если помощь нужна человеку, который тайно дорог твоему сердцу… И Андрей Андреевич говорил тихо, но убедительно. Все мол наладится очень скоро, не надо предаваться унынию…