– Нет! Нет, нет и нет! Только через мой труп!..
Ига пригрозил, что, если не отпустят, он от стыда перед ребятами сам станет трупом. Или, в крайнем случае, полутрупом.
– Но там джунгли и трясины! – не уступала мама.
– Да какие трясины! Мы же будем на воде, в лодке!
– А если лодка перевернется! Ты почти не умеешь плавать!
Ига искренне возмутился. Это он-то не умеет? Да он… да еще в прошлом году… все видели, как он на озере… да спросите хоть кого!..
В конце концов с Иги потребовали честное лопухастое слово, что он во время всего плавания не снимет с себя спасательный жилет. Ига – что делать-то! – дал. Хотя и представил, каким идиотом будет выглядеть в глазах экипажа «Репейного беркута».
Опасался он зря. В начале рейса Соломинка, назначенный капитаном, железно потребовал:
– На борту всем быть в жилетах. Кого увижу «без», то пешком пойдет обратно домой по кочкам.
И никто, даже Пузырь, не пикнул.
…Ранним утром корабль «Репейный беркут» на ручной двухколесной телеге был доставлен на дамбу. Там его оснастили мачтой с парусом, загрузили походным имуществом и с дружным криком спихнули на воду. Сиганули по сторонам лягушки, приветственно погудел проезжавший через дамбу самосвал.
Телегу загнали в кусты. Толкаясь шестами, вывели лодку через ряску и заросли рогоза в ближнюю протоку. Капитан Соломинка заправил тельняшку в трусы с лампасами, натянул на лоб бейсболку с якорем и отдал команду механику Пузырю:
– Запускай.
Музейный мотор (подарок Якова Лазаревича Штольца) зачихал, словно кот, сунувший нос в тополиный пух.
– Вперед помалу… – сказал капитан. – Лапоть, направляй…
– Два румба влево, – велел штурман Лапоть, сидевший впереди всех с картой на коленях.
Власик поднял видеокамеру, чтобы запечатлеть исторический момент.
– Поехали? – радостным шепотом спросила Степка у Иги.
– Не «поехали», а «пошли», – строго сказал Ига, который за дни подготовки экспедиции поднаторел в морской терминологии.
Генка Репьёв быстро шевелил губами (и облизывал их) – видимо, сочинял подходящие случаю поэтические строчки.
– Давай уж читай, не пыхти, – хмыкнул бесцеремонный Пузырь. Генка встал у мачты – тощенький, вдохновенно растрепанный, в желтом своем костюмчике с крылатой лошадью (уже по-походному измочаленном) – и звонко сказал над Плавнями:
Стихи единодушно одобрили. Власик, снимавший Генку, отложил камеру и занес его творение в судовой журнал. Поставил дату и час.
Был и в самом деле уже конец июня. Со дня скандальной телепередачи прошло две недели. Шум, поднятый из-за коварных планов, которые разработал кандидат наук Чарли Афанасьевич Мишечкин, постепенно утих. Потому что «НИИТЕРРОР» больше никак не проявлял себя. Занятое своей работой, отпусками, огородными делами и повседневными житейскими хлопотами взрослое население Малых Репейников успокоилось. Решило, что энтузиастам оружейной ярмарки дан достойный отпор.
Но «лопухастый народ» был более бдителен. Несколько мальчишек заметили на дамбе подозрительных дядек с приборами на треногах. Обратили внимание и на вертолет с непонятными эмблемами, который кружил над Плавнями: уж не искал ли остров со скважиной? Был также легкий скандал с незнакомым (явно нездешним) мужчиной, который на берегу озера делал фотоснимки и держался при этом крайне опасливо. Подозрительного типа атаковал и обратил в бегство Казимир Гансович. Уже второй раз этим летом сдержанный интеллигентный гусь проявил несвойственную ему агрессивность…
Короче говоря, экипажу «Репейного беркута» было ясно, что расслабляться и отступать от своих планов нельзя.
…Вышли на другую протоку, пошире. А по ней попали в речку Гусыню. В спину стал дуть плотный, но теплый ветер. Ответственный за парусное хозяйство Ига распустил на рее квадратную мешковину. Парус был единственный и гордо именовался «грот».
Грот надулся. Начал ощутимо помогать ровно чихающему мотору. «Репейный беркут» побежал быстрее. Наверно, чтобы оправдать свое название.
Кстати, в природе никаких репейных беркутов не существует. Эту птицу придумал Лапоть – специально для названия корабля. Объяснил, что она очень быстрая и будет способствовать повышению скорости судна. И с той поры постоянно рисовал выдуманного беркута на себе. Рисунок и сейчас белел на груди лопухастого штурмана. Нет, Лапоть, конечно, не снимал спасательный жилет, но расстегнул его нараспашку. Скоро и другие пораспахивали жилеты (кстати, самодельные, сшитые из кусков брезента и начиненные кусками пенопласта). Соломинка посмотрел на это сквозь пальцы. Наверно, потому, что глубина в Гусыне была не больше, чем по пуп.
Степка, прежде, чем расстегнуться, шепотом спросила Игу:
– Можно?
Она всегда его про все спрашивала и всегда слушалась. С другими иногда спорила, бывало даже, что вредничала, а с Игой – никогда. Видать, помнила, как он вытащил ее оттуда . А может, и не в этом дело, а… впрочем, ладно. Чего тут стоить догадки. Она часто садилась рядышком, притыкалась к его боку, как маленькая девочка притыкается к тому, по кому соскучилась. Ига… ему, признаться, и приятно было (даже этакая ласковость шевелилась в душе), но порой и досадно. Потому что опасался: не станет ли кто-нибудь усмехаться? Но потом увидел: все на это смотрят, как на самое обычное явление. Вроде как на то, что Ёжик то и дело устраивается под боком у Генки. Он, кстати, и сейчас устроился в корзинке, которую Генка держал под локтем. Вдвоем они о чем-то тихо беседовали…
2Да, репейных беркутов на свете нет, но есть в Плавнях такие существа, которых больше не найдешь на всей планете.
Впервые в жизни Ига увидел настоящих шкыдл. Они обхватили похожими на черные обезьяньи ручки лапами сгнившее бревешко и волокли из воды на берег. Их было трое, не могли управиться. Тогда вылезло из осоки мохнатое черное существо на кривых как корни конечностях. Корявыми лапами ухватило бревешко, помогло шкыдлам.
– Чука! – радостно ахнул Соломинка.
– Правду Глеб говорил, что слухи об антагонизме чуков и шкыдл преувеличены, – заметил Лапоть.
Потом чуки помогли и путешественникам. Вот что случилось. На берегу появилось бородатое существо полуметрового роста, в такой же, как у Соломинки тельняшке до пят, и шляпе из осоки. С мясистыми щеками, мохнатыми бровями и похожим на красную картофелину носом.
– Кним, – уважительно выдохнул Соломинка. – Пузырь, возьми дальше от берега, книмы нелюдимые…
Но штурман Лапоть думал прежде всего о прокладке наиболее выгодного курса.
– Малый ход, – велел он. И обернулся к берегу. – Уважаемый кним, не могли бы вы подсказать дорогу?
– А чего ж… – охотно откликнулся болотный кним. – Ежели к нам с обхождением, то мы завсегда…
– Скажите, пожалуйста, если мы свернем в эту протоку, то сможем сократить путь? А то Гусыня здесь очень виляет.
– Оно конечно, сократить можете. Только глубина там еле-еле. Если повезет, проскочите с разгону…
– Рискнем, – решил Соломинка, глядя через плечо Лаптя на карту. – Сразу сэкономим полмили…
«Репейный беркут» на всем ходу, под мотором и парусом, въехал в окаймленную высоченным камышом канаву. Кним, которому Лапоть успел сказать «спасибо», покричал вслед:
– А ежели застрянете, не обессудьте, я предупреждал!..
Сперва двигались ходко, но скоро лодка стала цепляться днищем, за винтом взлохматилась в воде черная муть. Тише, тише… и встали совсем.
– Приехали, – подвел итог штурман. – Занесите в журнал первую посадку на мель.
Посадку занесли, но это делу не помогло. Мотор заходился в своем чиханье, пришлось выключить. Ига, Степка, Соломинка и Генка прыгнули в воду, увязли в донной гуще выше колен и принялись толкать «Беркута». Но его, кажется присосало. Прыгнул за борт Власик, поснимал на пленку спасательные работы и стал помогать. Без толку. Собрались прыгнуть штурман и моторист. И в этот момент появился из камышей чука. Весь облепленный бурыми водорослями и ряской, со слипшейся черной шерстью. Но невозмутимый. Покряхтел:
– Ну чё, лопухастые, влипли?
– Влипли, – признался штурман. – Не могли бы вы в меру своих сил оказать нам содействие?
– А чего ж! Это мы сейчас… Вы садитесь в лодку-то.
– Да нет, мы будем толкать, – решил капитан Соломинка.
– Садитесь, садитесь…
Экипаж послушался. Чука по птичьи посвистел. Тут же с двух сторон возникли у канавы другие чуки. Не меньше десятка. Такие же облепленные и косматые, с круглыми зелеными глазами. Закурлыкали, запересмеивались, ухватили лодку за борта – чуть ли не на воздух подняли! Понесли! Потом – плюх! – опустили на чистую воду Гусыни, которая, сделав большущую петлю, снова оказалась поблизости.
Экипаж «Репейного беркута» дружно завопил спасибо (кроме Ёжика, который спал и не проснулся во время приключения). Чуки помахали конечностями.
– Они кто? – опасливо спросила Степка, когда чуки скрылись за поворотом берега.
– Ну… просто чуки, – сказал Ига, который сам-то видел их так близко первый раз.
– Они из породы домовых, – объяснил Соломинка, который все знал. – Только они в очень давние времена переселились из домов на болота и создали здесь отдельный народ.
– Они не кусаются?
– Они кусают только девчонок, которые задают глупые вопросы, – назидательно сказал Ига. – Больше так не говори, а то…
– А что «а то»? – поинтересовалась Степка.
Ига хотел сказать «а то они обидятся», но вместо этого брякнул:
– А то получишь подзатыльник.
Степка подумала.
– Не-а, не получу.
– Это почему?
– Подзатыльники могут давать родители или дед с бабкой. Или дядя с тетей. Или… в крайнем случае старший брат…
– А я вот сейчас дам, тогда узнаешь, кто я…
– Ну… дай, – согласилась Степка.
Ига дал. Шутя, конечно, чуть-чуть… Степка посопела, придвинулась, вытерла нос о рубашку на Игином плече. Или, выражаясь культурнее, потерлась о нее носом. И замерла. Ига не стал отодвигаться. Потрогал мизинцем кисточку на ее темени. «Эх, Степка ты, Степка…»
Власик то водил по сторонам объективом камеры, то писал в судовом журнале:
«…Видели красных водяных пауков, которые водятся только здесь. Они похожи на божьих коровок с очень длинными, очень тонкими суставчатыми ногами. Этими ногами они бегают по воде и не проваливаются. А черные пятнышки на них это не просто пятнышки, а восемь глаз…
Видели речных квамов, которые куда-то плыли по протоке на плоту из сухих тростниковых стеблей. С ними было два пассажира – маленьких травяных кнама. Они все помахали нам руками. Только жаль, что на видеопленке это, наверно, не запишется, она не отпечатывает волшебных существ…
Наверно, не запишется и дракон. Мы его видели только издалека, будто силуэт на фоне солнечного неба. Он был похож на небольшого, ростом с лошадь, динозавра. Сперва дракон двигался не спеша, а когда почуял, что на него смотрят, бросился прочь скачками, но не испуганно, а дурашливо, будто играющий кенгуренок. Может он и в самом деле драконий детеныш. Степка сказала, что боится дракона, но, кажется, тоже играючи…
Над нами часто летают всякие чирки и утки. Они-то запишутся на пленку, потому что не сказочные, а обыкновенные. Среди камышей иногда видны длинноногие большие птицы. Они похожи на фламинго, только не красные, а оранжевые с зеленым. Даже Смоломинка не знает, как они называются. А еще много белых и желтых бабочек и стрекоз. Одна стрекоза с синим туловищем села на хохолок на Степкиной голове и не улетала целый час…
Все чаще попадаются белые удивительные цветы на высоких стеблях. Капитан Соломинка сказал, что это здешние болотные лотосы, больше таких нигде нет. Иногда их называют еще репейными лотосами, потому что растут они лишь в окрестностях Малых Репейников. «Не вздумайте рвать, – предупредил он. – Это редкость». Мы и не думали. Такой белый цветок нарисован на нашем синем корабельном флаге, хотя корабль называется не «Лотос», а «Репейный беркут»…
В 12 ч. 28 мин. у нас случилось приключение. Ветер, который дул в спину, сделался сильнее, нас понесло быстро, к тому же мотор тоже работал. Мы не успели сделать поворот там, где Гусыня круто вильнула, нас с разгона вынесло на берег. Там была маленькая песчаная лысинка, окруженная камышом, который был с нас ростом. Штурман Лапоть, который сидел на носу, кубарем вылетел на песок и немного порвал карту (но это ничего). Он встал и сказал, что он думает про Пузыря, который управлял рулем и мотором (мотор заглох). Но Капитан всех сразу помирил и объяснил, что никакое плавание не бывает без приключений…»
3Оказалось, однако, что приключение не столь уж безобидное. Когда все выбрались на берег, ощупали синяки и шишки и свернули парус, Генка вдруг сказал:
– А где Ёжик?
Сперва он это почти спокойно сказал, без большой тревоги. Потому что решил: кто-то вынес корзинку с Ёжиком на берег и убрал в сторонку.
Но никто не выносил, не убирал…
– Да где же он тогда?! – взвыл Генка с отчаянием.
Сразу (или не сразу, а через минуту-две) стало ясно: корзинка с Ёжиком при толчке о берег вылетела за борт.
Генка заревел. Сразу, громко и ничуть не стесняясь. Потому что как он будет жить без Ёжика!
– Да не потонет, не бойся! – успокаивал его капитан. – В корзине-то пенопласт… Сейчас догоним, он плывет, небось обратно, по течению…
В самом деле Ёжик не мог уплыть далеко, течение было неторопливым. Или покачивается на воде, или застрял в камышах.
– Ну, чего вы возитесь! – безутешно выл Генка. – Его шкыдлы могут в плен захватить!
– Нужен он им, колючий-то, – нервно сказал Пузырь, он безуспешно пытался запустить мотор.
– Заводи скорее!
– Я и так… скорее… А ты… куда ты смотрел? Почему не видел, как он вывалился?
Генка не помнил, куда смотрел в тот момент. Кажется разглядывал (вернее пытался разглядеть) ссаженный о бортовую доску локоть… Да, конечно, он виноват, но сейчас надо не виноватых искать а спешить Ёжику на помощь!
Остальные тоже нервничали. Позабыли, зачем они в экспедиции. Какой остров, какая скважина, когда друг в беде!
– Да заведется наконец твоя чертова керосинка? – в сердцах сказал Соломинка Пузырю.
– Она… не моя… а… общая… Ура!
Музейный двигатель виновато зачихал.
– Полный вперед! То есть, тьфу, полный назад! – скомандовал Соломинка.
Резво поплыли обратно, вниз по течению. Все вертели головами. Но (конечно же!) ни на воде, ни в густых прибрежных камышах корзинки с Ёжиком не было. Генка шумно всхлипывал. Степка пыталась его утешить и гладила по плечу, но это, разумеется не помогало. А корзинка, видать, успела уплыть далеко… Или правда здесь не обошлось без шкыдл?
Что делать, где искать?
– Говорил ведь, не надо брать… – пробурчал у мотора Пузырь. Но Генка наградил Пузыря таким негодующим мокрым взглядом, что он примолк и сгорбился…
– Смотрите! – вскрикнул Власик и вскинул камеру. Молодец, он не забывал про обязанности оператора даже в самые драматические минуты (недаром – О-пиратор!). Навстречу лодке низко над водой летела большая белая птица. И… держала в клюве корзинку.
Все замерли.
Птица шумно спланировала прямо в середину «Репейного беркута», рядом с Игой. Корзинка перекошенно легла ему на колени. Ёжик выкатился, Ига взвизгнул от колючек. А Генка, не обращая внимания на иголки, прижал друга к груди.
Все были счастливы. Настолько, что не сразу разглядели птицу-спасительницу. А она – вернее он! – был никто иной, как Казимир Гансович. Собственной персоной.