После этой статьи в Малых Репейниках поднялся шум. Большинство взрослых жителей и лопухастое население негодовало. Но были, конечно и такие, кому хотелось, чтобы все стало, «как в Европе»: небоскребы, дискотеки в каждом квартале, реклама до поднебесья, а на всех перекрестках – банкоматы. Это такие штуки со щелками, в которые надо только сунуть пластмассовую карточку и в ладони тебе вылетает пачка баксов. Правда, где брать эти карточки, сторонники «новой жизни» и полигонов не знали. Им казалось, что если будут цветные павильоны, билдинги с эскалаторами и роботы, продающие пепси-колу, карточки появятся сами собой. Тем более, что кто-то пустил слух: после каждой ярмарки с испытанием танков и гаубиц всем жителям станут платить пособие. Это мол, как бы за вредность. Но вредности, мол, будут самые маленькие, а пособия большие. Причем в валюте.
Последней новости верили только самые отпетые дураки (потому что всякие пособия губернское начальство много раз обещало и раньше, а в итоге все получали дулю). Но, к сожалению, дураки встречаются везде, даже в городах с прекрасными традициями.
Наконец страсти накалились так, что местная телестудия объявила диспут в прямом эфире. Пусть, мол, соберутся перед камерами «представители всяких слоев населения» и выскажут свои точки зрения в откровенной беседе.
От молодежи выбрали выступать Соломкиного брата Глеба и его однокурсницу Ниночку Крокус. Глеб взял с собой Соломинку – потому что надо, чтобы кто-то выступил и от школьного народа. А Соломинка настоял, чтобы позвали еще и Генку Репьёва (если уж нельзя весь экипаж «Репейного беркута»). Впрочем, особо настаивать и не пришлось – Генку на студии знали и пригласили охотно.
Домби-Дорритов (то есть Ч.А.Мишечкин) в студию благоразумно не явился. Вместо него интересы «НИИТЕРРОРа» пришел защищать круглый седой дядя с похожей на бритвенный помазок бородкой.
Известная всем «малорепейным» зрителям (ну, прямо родственница!) ведущая – Эмма Певичкина, – светясь уютной, домашней такой улыбкой, выразила надежду, что дискуссия пройдет в живой и дружеской атмосфере и что выступающие будут с уважением относиться к позициям друг друга.
Надежда ее сбылась не полностью.
Сначала Эмма попросила выступить депутата Стоерасова.
– Эраст Эрнестович! В своей газетной статье вы всех нас известили, что никакого плана реконструкции нашего города нет и что тем не менее он, этот план, встречает поддержку у нашего уважаемого губернатора. Не могли бы вы коснуться данного вопроса более подробно?
– Э-э… в настоящий момент… а-а… исходя из того, что стабилизация конкретной ситуации… э-э… еще не в полной мере… а-а…
– Благодарю вас! А что думает о такой ситуации представитель городской управы господин Ичкин?
Господин Ичкин не успел ответить, что он думает. Опередила его домохозяйка с улицы Георгинов Евгения Евгеньевна Козодубова (похожая на тетушку Власика, Маргариту Геннадьевну, только менее полная). Она сказала, что если какие-нибудь перестройщики города сунутся на их улицу, будет «вторая Куликовская битва».
– А за клубничные грядки на своем огороде я устрою еще и это… Ватерлоо. Не хуже, чем в кино!
– Но сударыня!.. – дядя с бородкой-помазком прижал к жилетке похожие на очищенные бананы пальцы. – Вы еще не осознали всех преимуществ прогресса! Какие грядки! В новом городе на каждом углу будут современнейшие магазины! Маркеты, супермаркеты, шопы! Не надо будет ломать поясницы на грядках! Вы сможете на любом перекрестке купить все необходимую огородную продукцию!
– А на какие шиши? – резонно спросила Евгения Евгеньевна Козодубова.
– Э-э… как раз к этой теме мы… а-а… и хотим обратиться, – вмешался депутат Стоерасов. – Растущее благосостояние жителей… э-э…
– Э-э, позвольте мне… – Это поднялся во втором ряду брат Соломинки Глеб (худой, очкастый и лохматый). – Боюсь, что губернских начальников и господ из оружейного НИИ волнует не растущее благосостояние здешних жителей и не поясницы огородных владельцев. Их волнуют доходы, которые получат чиновники от оружейных ярмарок. Можно будет чаще ездить на Багамские острова и советоваться там с их губернатором, как еще энергичнее делать нас счастливыми… А то, что в городе исчезнет удивительная, веками накопленная культура, их не касается…
– Исключительно справедливо! – это подал голос директор музея Яков Лазаревич Штольц. – Браво, молодой человек!
Глеб переждал эти восклицания и махнул снятыми очками.
– И то, что в окрестностях будет пустыня, господ тоже не волнует! Это же не их дачные участки! А она будет… Ниночка, включи фильм!
Ниночка и операторы сработали в один момент. На экране появилась желто-серое, изрытое какими-то норами поле. Похожее на лунную поверхность. И над ним звучал голос Глеба:
– Видите? Несколько лет назад осушили болота под Щучьим Посадом, и вот… То же получится и у нас. Поднятая снарядами пыль пойдет на город, не спасут никакие новейшие фильтры. А в бывших Плавнях не останется ничего живого!
– Да там и нет ничего живого! – взвинтился дядя из «НИИТЕРРОРа». – Кроме головастиков и комаров! Извините, но ваши Плавни – это рассадник малярии, только и всего!
– Сами вы!.. – взметнулся над скамейкой Соломинка. – То есть… я хотел сказать, что у нас не бывает никакой заразы! Даже ни одного клеща никто не видел! А в болотах кого только нет! Чуки и шкыдлы! Птицы, какие нигде больше не встречаются! Кнамы, квамы, книмы!..
– Мальчик, мы не можем принимать всерьез местные сказки, – сказал дядя с помазком уже нетерпеливо.
– Сказки?! – Соломинка полез под рубашку и вытащил крупного, с большую морковку, травяного кнама. Поставил на ладонь. Оператор тут же ухватил его крупным планом. Передача была прямая, не съемка на пленку, поэтому кнама увидели на экранах все. Он держался уверенно. Снял сплетенный из паутины колпачок, поклонился, вынул крохотную свирель и заиграл.
– Это… это просто заводная игрушка! – нашел ответ представить оружейного НИИ.
– Сам ты заводная игрушка! – возмутился кнам. Но микрофоны почти не уловили его дрожащий голосок.
– А говорящий ёжик тоже игрушка?! – ломким от возмущения голосом крикнул Генка Репьёв. И посадил Ёжика на колени. Тот негромко но различимо сообщил:
– Не нравится мне этот разговор…
– Ну и что? Ёжик! У меня в детстве был говорящий скворец! Я же не лез из-за этого во взрослые дискуссии! – Ученый дядя сердито задергал помазок. – Я думал, здесь будет серьезный разговор! Я полагал, всем понятна роль развития оружейных технологий в современной цивилизации. Без оружия, к сожалению, мир обойтись пока не может. И, значит, мы не должны отставать! Да! Мне кажется, это такая истина, про которую говорят: понятна и ежу!
– Не-а, мне непонятна, – сказал Ёжик.
– За что кровь проливали? – вдруг раздался сиплый голос. И в кадре возник толстощекий, сизый от старательного бритья мужчина. Это был член союза «Наши силы», отставной прапорщик и ветеран Капитон Климентьевич Калашный.
– Вы хотите высказаться? – обрадовалась ведущая Эмма. – Пожалуйста!
– Вот и спасибо, что пожалуйста! Повторяю: за что кровь проливали? Земляничные грядки и всякие… лилипутики болотные им дороже государственной мощи! Довели страну! У меня у самого грядки, но если надо, я…
– Простите, господин Калашный, а где вы проливали кровь? – раздался вдруг мягкий голос. И все увидели Андрея Андреевича, школьного учителя труда. – Насколько мне ведомо, вы служили в мирное время и занимали не очень опасную должность зав. складом…
– В армии все должности опасные, – отрезал Капитон Климентьевич.– Это вам не молитвы распевать! И говорю я не от себя, а от имени всех вооруженных сил! Распустились, понимаете ли! Оружие вам ни к чему! Может, вы хотите сказать, что не надо защищать родину? А?
– Нет, почему же, – по-прежнему мягко отозвался Андрей Андреевич. – Родина всегда требует защиты. В наше время – прежде всего от таких, как вы. И от жадных чиновников. И от генералов, которые строят трехэтажные дачи, когда солдаты на южной границе кладут за них головы… Кстати, почему у террористов и наемников новейшее оружие, а у наших солдат автоматы старого образца?
– А я откуда знаю! – ветеран Калашный стал сиреневым.
– Можно подумать и догадаться. Дело в том, что защита страны и торговля оружием – разные вещи, господин прапорщик в отставке. Оружие сегодня продают тем, кто платит подороже. А завтра оно обратится против нас… И вообще торговать тем, что сделано для убийства, дело богопротивное.
– Это демагогия! – веско сказал дядя из НИИ.
– Генчик, что такое де…маог… магогия? – спросил Ёжик.
– Это значит брехня, – сообщил вместо Генки Соломинка. – Но только не у Андрея Андреича…
– То, что не у него, понятно и ежу, – согласился Ёжик.
– Не думаю, что ваша затея кончится удачей, – подвел итог Андрей Андреевич.
– Э-э… а почему вы так думаете, позвольте… э-э… узнать? – нервно спросил депутат Стоерасов. – Кто может протвостоять… а-а… так сказать поступательной мощи социального… э-э… развития.
– Да все мы сможем, если поднатужимся, – разъяснил Андрей Андреевич, – противостоять вашеймощи . А особенно вот они. И многие их друзья-приятели… – И он кивнул в сторону Соломинки и Генки. – Это, можно сказать, главная стража наших островов… Если человек рискует свернуть себе шею, чтобы не поранить крохотного кнама, его не соблазнишь никакими банкоматами…
«Это он про меня, что ли? – тихонько ахнул Ига, который сидел дома у телевизора вместе со Степкой. – Да нет, откуда он мог знать. И вовсе я не рисковал свернуть шею…»
– Господа, господа! – всплеснула руками ведущая Эмма. – Разговор принимает интересный оборот, но… давайте передохнем. Пора дать слово самым юным участникам дискуссии. Многие знают начинающего поэта Геночку Репьёва. Он не однажды радовал нас стихами на животрепещущие темы! Может быть, Геночка сегодня прочтет нам что-то новое?
Генка снял с колен Ёжика. Встал. Погладил на штанах Пегасика. Раньше, бывало, он стеснялся, но теперь держался, как дома.
– Это у меня только что, прямо тут, сочинилось, – доверительно сообщил он. – Вот…
Генка шмыгнул носом и сдержанно поклонился. Ему захлопали. Не все, конечно. Ученый дядя с помазком снисходительно улыбался. Депутат Стоерасов пытался сказать «э-э» и «а-а», что означало сдержанное несогласие. Ветеран Калашный стал багровым и дышал, как попавший на отмель пароход времен Марка Твена. Но большинство Генку одобряло. Ведущая Эмма Певичкина аплодировала с этим большинством. Потом завосклицала:
– Замечательно! Спасибо, Гена!.. Разумеется, кое-кому мнение нашего юного таланта может показать субъективным, но ясно и то, что многие разделяют его точку зрения! И, кроме того, нельзя не заметить, как растет дарование всеми нами любимого Геночки Репьёва. Очень хорошие стихи!
Генка опять погладил Пегасика и глянул в камеру ясными глазами.
– Нет, не очень хорошие. Я торопился. Рифмы не везде получились…
– Это ничего, это ничего! – радостно заторопилась Эмма. – Сейчас включится прямой телефон, зрители начнут высказывать свое мнение по всем нашим вопросам и заодно помогут Геночке подобрать наиболее точные рифмы. Это вполне в правилах наших дискуссионных и литературных передач…
Эмму перебил ветеран Калашный. Он хотел узнать, за что проливали кровь, если на телестудии позволяют выступать всяким мелким хулиганам! Ветерана в свою очередь перебила подруга Глеба Соломина Ниночка Крокус. Поднялся шум, все хотели сказать что-то свое и раньше других. О сдержанной интеллигентной дискуссии теперь нечего было и думать. К тому же, включился телефон и трезвонил не умолкая. Звонили не только из Малых Репейников, но также из Бубенцов, Красностадухина, Курочки Рябы и других ближних городков и поселков. И даже из губернского Ново-Груздева. Почти все клеймили «НИИТЕРРОР», и каждый хотел подсказать начинающему поэту Гене Репьёву рифмы для последних строчек.
Через десять минут Эмма Певичкина со счастливой улыбкой закрыла передачу.
Часть третья
ТАМ СТУПА С БАБОЮ ЯГОЙ…
Плавни
1Тому, кто в юные годы отправлялся искать загадочные острова, известно: трудности начинаются еще до экспедиции. Главная трудность – уговорить родителей: отпустите нас, ничего с нами не случится!
Практичный Пузырь предложил простой способ. Мол, рассказывать про плавание не надо. Просто следует сказать, что с утра все станут заниматься ремонтом лодки, потом заночуют в сарае, после этого еще целый день провозятся с ремонтом и вернутся домой вечером. Потому что рассчитывали: день пути до острова, потом возня со скважиной и ночевка, а затем день обратного пути.
На первый взгляд все получалось как надо. Но Ига поморщился, набрался храбрости и сказал:
– Вообще-то я родителям по большому счету не вру. Если не какая-нибудь ерунда вроде «Ты сегодня обедал?» – «Ага, до отвала!» Если сильно соврешь, потом на душе так, будто дохлую мышь проглотил.
Пузырь заметил, что ради больших достижений иногда приходится идти на жертвы. Но Ига возразил:
– Если в начале дела вранье, то и достижения не получатся. Примета есть такая…
Пузырь напомнил историю Руала Амундсена: тот всем сказал, что плывет к Северному полюсу (чтобы не приставали), а на самом деле отправился к Южному. И открыл его.
Но вмешался разумный Соломинка.
– Во-первых, мы не Руалы, не Амундсены. А во-вторых… мама с папой выйдут на двор и увидят, что там – ни нас, ни лодки. Ни утром, ни вечером, ни на следующий день. Представляете тарарам?
Представили…
– К тому же, не исключен вариант, что мы можем задержаться на острове, – заметил Лапоть.
– Тогда все равно будет тарарам, – сказал Пузырь.
– Но, по крайней мере, не влетит за вранье, – вздохнул Соломинка.
В конце концов отпустили всех. Пузыря, Соломинку и Лаптя – потому, что родители уже привыкли к их всяким затеям и загородному бродяжничеству (и, кроме того, были «морально готовы заранее», с весны: раз друзья налаживают лодку, значит, все равно куда-то поплывут). Начинающий поэт прибегнул к испытанному средству, о котором упоминал: ударился в рев – это на родителей всегда действовало безотказно (хотя поэту потом было неловко). Степке разрешили путешествовать почти без возражений – дед и бабка привыкли, что она целыми днями с Игой и, видимо, полагали: раз так, бояться нечего. Все опасались, что труднее других придется Власику. Но тот уговорил тетушку довольно быстро (хотя было подозрение, что прибегнул к Генкиному способу). Маргарита Геннадьевна раздобыла у знакомых сотовый телефон, вручила Власику и взяла с племянника клятву, что он будет звонить с пути через каждые два часа. А она станет сообщать о делах экспедиции родителям других путешественников.
Дольше всех уговаривал маму Ига (отец только нерешительно покашливал во время разговора). Для начала мама (творческая натура!) ярко обрисовала все беды, которые ждут «безответственных авантюристов, рискнувших отправиться неизвестно куда без сопровождения взрослых». Конечно, она ведь не знала о приключениях ненаглядного сына в иных пространствах! Ига отвечал разумно и сдержанно. Сначала. А потом подумал даже: не пойти ли Генкиным путем. К счастью, до такого скандала не дошло, хотя мама в пылу затянувшегося спора воскликнула: