– Тут я не выдержал, – как в бреду продолжал Мираклюс. – Я улыбнулся давно забытой улыбкой, улыбнулся близости счастья, потому что кончиками пальцев я коснулся своей мечты. Я не мог ждать, я чувствовал, что умру от нетерпения. И тогда я сорвал улыбку со своих губ! Я превратил ее в колокольчик. Какой маленькой, какой жалкой оказалась моя улыбка. Колокольчик не больше наперстка! Боясь разочарования, раздираемый нетерпением, я капнул на колокольчик чудесным эликсиром. Я зажег одну свечу, потом вторую. Я зажег все свечи. Подкинул дров в очаг. Все осветилось... Вот он, смотрите!
Мираклюс бережно положил на ладонь короля доверчиво звякнувший колокольчик. Король испуганно вскрикнул, но нет, колокольчик не исчез. Сверкая, он лежал на ладони.
Король подбежал к окну. Подкинул колокольчик кверху, любуясь игрой золотых лучей.
– Золото... Настоящее... – прошептал король. – Оно больше не боится света!
– Как странно, – проговорил Мираклюс, – моя мечта сбылась, но как-то пусто на душе. Нет, что я говорю! Я – счастлив! Отныне я самый величайший музыкант в мире. Я сделаю из поющих колокольчиков золотой инструмент, которому нет подобных. Я прославлюсь! Весь мир заговорит обо мне!
Король поманил к себе Мираклюса.
– Ближе... Еще ближе... Подойди ко мне, не бойся, – ласково позвал король. – Ну что же ты? Ко мне, ко мне, мой милый!
Мираклюс боязливо приблизился. Король резко и властно вырвал флакон с черным эликсиром из его рук.
– Вот твоя улыбка, старик. – Король небрежно швырнул колокольчик Мираклюсу. Трясущиеся пальцы Мираклюса не удержали его, и колокольчик, сделав круг по полу, закатился под кресло.
– Твоя улыбка мне больше не нужна. Как и ты сам, впрочем. Безумец, надоедливый глупец, неужели ты думал, что мне и вправду нужна твоя музыка? Эй, слуги, сюда! Уведите его, вышвырните вон!
– Не верю! Не верю! – Мираклюс упал перед королем на колени. Такое страдание было на его лице, что слуги на мгновение замерли, стоя над ним. – Мой инструмент, мой чудесный, божественный... – закрыв лицо руками, горестно простонал Мираклюс.
Двое слуг без труда подхватили под мышки тщедушного, высохшего, как пустой стручок, Мираклюса и поволокли к дверям, а его ноги чертили две полосы по пушистому ковру.
Король устало и глубоко вздохнул, как человек, прошедший длинный путь и наконец достигший цели.
– Скорее, немедленно слуг, скороходов, гонцов к королеве Ветренице! Просить ее величество пожаловать ко мне, отложить все государственные дела. Прилететь незамедлительно! – И добавил неслышным шепотом: – В последний раз, в последний... Неужели?
Подняла с полу золотой завиток. Так и есть – волосы Ниточки! Золотой локон мягко сиял у нее в руках. От него веяло теплом, какой-то надеждой.
«Они не бросят меня тут», – подумала Глазастик.
Неожиданно ветер с силой навалился на окно, швырнул в стекло звонкие снежинки и с разбойничьим свистом протиснулся в оконную щель.
Он наполнил зал холодом, свил вокруг Глазастика ледяное кольцо. Золотой локон сдуло с ее ладони, разметало, разнесло по волоску во все стороны.
– Ай! – воскликнула Глазастик.
Вдруг в лицо ей повеяло чем-то теплым. Она разглядела круглое прозрачное лицо с веснушками на носу, волосы – как языки бесцветного пламени.
– Вихрик, ты! Посмотри, волосы Ниточки! – горестно воскликнула Глазастик. – Тот злой колючий ветер разбросал их во все стороны, видишь? Волосы Ниточки...
Действительно, все вокруг блестело, словно порвались на части и повисли в воздухе разорванные нити золотого дождя.
Родниковой чистоты слезы побежали по щекам Глазастика.
– Не плачь, Глазастик, не плачь. – Бесчисленные теплые пальцы ласково погладили щеки Глазастика. – Сначала я высушу твои слезы, а потом...
В воздухе повсюду замелькали чуть видимые руки, собирая в пригоршни золотые волосы Ниточки.
Через мгновение золотой локон невесомо опустился на ладонь Глазастика.
– А я что знаю! А я что знаю! – Вихрик скользнул по плечу Глазастика. – Я старался все запомнить, ничего не перепутать. Ты так удивишься! Слушай: улыбки спрятаны в сундуке! В железном сундуке.
– Да, да, Вихрик, я знаю, – торопливо сказала Глазастик. – Мышка с золотой ниткой на шее говорила об этом.
– Знаю, знаю! – с обидой передразнил ее Вихрик. – А вот спорю на что хочешь, ты не знаешь, что улыбки звенят! Вот так: динь-динь-динь! Но открыть этот сундук он никак не может!
– Кто не может, кто? – Глазастик протянула к Вихрику руки, но перед ней уже была пустота. – Ты где, Вихрик?
– Динь-динь-динь! – беспечно прозвенел Вихрик где-то под потолком. – Тебе нравится, как я звеню?
– Очень, очень нравится, – поспешно кивнула Глазастик. – Вихрик, ты не договорил, кто хочет открыть сундук и не может?
– Такой хороший, добрый, я его люблю. В шляпе с павлиньим пером! – Вихрик свился голубым кольцом, закружился вокруг люстры.
– Дядя Алеша! – всплеснула тонкими руками Глазастик.
– Не знаю, не знаю! Динь-динь-динь! – Теперь звон доносился сразу из всех углов. – А еще я могу звенеть совсем тоненько, послушай. Динь-динь! Как, по-твоему? Правда, красиво?
– И звенит, и звенит... – проворчал кот Васька, растянувшись в камине на теплой золе. – Покоя не дают старому коту. Впрочем, я совсем не старый.
– Еще я принес тебе перышко! Белое перышко голубки. Ты любишь играть с перышками?
Быстрые руки Вихрика взлетели вверх. По воздуху, покачиваясь, как по волнам, проплыла белая пушинка, плавно опустилась вниз, зацепилась за рукав Глазастика.
– Люблю перышки, очень люблю. До чего хорошенькое, прелесть, – едва взглянув на перышко, сказала Глазастик. Она знала, какой Вихрик обидчивый. – И все-таки... Сундук с улыбками. Ты знаешь, как его открыть?
– А ключ от сундука: он есть – и его нет! Есть и нет, все сразу. Динь-динь-динь! – снова не удержался Вихрик.
– Как это: есть и нет? Так не бывает. – От удивления Глазастик моргнула.
– Бывает, бывает, все бывает! – Вихрик вдруг перестал крутиться, повис перед Глазастиком. Блеснули мелкие песчинки на его носу и щеках. – А тебе здесь вовсе нечего делать, Глазастик, дурочка! Такая худенькая и такая глупая. Или все худенькие такие глупые?
– Почему глупая? Вихрик, ну что ты делаешь, зачем ты меня щекочешь?
– Конечно, глупая! – Пальцы Вихрика пробежали по ушам и шее Глазастика. – Ведь как раз сюда, в этот зал прилетает королева Ветреница!
– Сюда? Королева Ветреница? – Глазастик невольно со страхом оглянулась на окно.
– Ну да. Если у нее северное настроение, то северные ветры ледяными щипцами завивают ей волосы, снежной пылью пудрят лицо. А если южное настроение, я украшаю ее ароматами цветов.
– Прилетает сюда, ой! – вздрогнула Глазастик. – Я хочу уйти скорее отсюда! Уйти...
Глазастик прислушалась. Там снаружи бились в стены и бесновались ветры, дробя в воздухе голубые розы-снежинки, поднимая столбами ледяную пыль.
– Еще не сейчас, не сейчас, не сейчас! – Вихрик закружился вокруг Глазастика. – Вот когда во дворце зазвенят все стекла – тогда пора. Тогда, значит, она уже близко.
– Нет, я хочу уйти сейчас, – чуть не плакала Глазастик. – Я так ее боюсь! Боюсь больше всего на свете. Вихрик, миленький, уведи меня отсюда. Спрячь где-нибудь. Ты же знаешь весь дворец. А зачем она прилетает?
– Королева Ветреница приносит вашему королю ключ-невидимку! – просвистел Вихрик.
– Ключ-невидимку? Разве такое бывает? – ахнула Глазастик. – А не врешь?
– Мы, ветры и вихри, никогда не врем, не обманываем. – Вихрик обиженно взвился к потолку, зашевелил подвесками люстры. – Есть буйные, злые, губительные ветры. Но мы свистим только правду, правду, правду... И я больше никогда не скажу тебе ни одного словечка!
– Прости меня, Вихрик! – Глазастик с мольбой сложила тонкие руки. На миг она увидела перед собой глаза Вихрика с маленькой синей точкой печали в каждом. – Я не хотела... Я тебе верю. Скажи, ты видел когда-нибудь ключ-невидимку? Какой он, этот ключ?
– Не скажу! – заупрямился Вихрик.
В воздухе мелькнули его обиженно надутые губы.
– Ну, Вихрик! – взмолилась Глазастик. – Скажи, какой он? Мне очень надо. Ты его видел хоть раз?
– Да как же его увидишь? – удивился Вихрик и весело закружился вокруг Глазастика. Видно, обида уже выветрилась из его головы. – Он же невидимый. Северный ветер высекает его из самого чистого прозрачного льда. Королева Ветреница приносит его, когда у нее северное настроение.