Глядь — а собака уж тащит зайца. Булат-молодец взял его и разорвал — из зайца вылетела утка и высоко поднялась в поднебесье.
— Ах, — вымолвил Иван-царевич, — если б на эту пору да орёл был, он бы утку поймал!
А орёл уж несёт утку. Булат-молодец разорвал утку — из утки выкатилось яйцо и упало в море.
— Ах, — сказал царевич, — если б рак его вытащил!
А рак уж ползёт, яйцо тащит. Взяли они яйцо, приехали к Кощею Бессмертному, ударили его тем яйцом в лоб — он тотчас растянулся и умер. Взял Иван-царевич Василису Кирбитьевну, и поехали в дорогу.
Ехали-ехали, настигла их тёмная ночь; раскинули шатёр, Василиса Кирбитьевна спать легла. Говорит Булат-молодец:
— Ложись и ты, царевич, а я буду на часах стоять.
В глухую полночь прилетели двенадцать голубиц, ударились крыло в крыло и сделались двенадцать девиц:
— Ну, Булат-молодец да Иван-царевич! Убили вы нашего брата Кощея Бессмертного, увезли нашу невестушку Василису Кирбитьевну; не будет и вам добра: как приедет Иван-царевич домой, велит вывести свою собачку любимую, она вырвется у псаря и разорвёт царевича на мелкие части; а кто это слышит да ему скажет, тот по колена будет каменный!
Поутру Булат-молодец разбудил царевича и Василису Кирбитьевну, собрались и поехали в путь-дорогу.
Настигла их вторая ночь; раскинули шатёр в чистом поле. Опять говорит Булат-молодец:
— Ложись спать, Иван-царевич, а я буду караулить.
В глухую полночь прилетели двенадцать голубиц, ударились крыло в крыло и стали двенадцать девиц:
— Ну, Булат-молодец да Иван-царевич! Убили вы нашего брата Кощея Бессмертного, увезли нашу невестушку Василису Кирбитьевну; не будет и вам добра: как приедет Иван-царевич домой, велит вывести своего любимого коня, на котором сызмала привык кататься; конь вырвется у конюха и убьёт царевича до смерти. А кто услышит да ему скажет, тот будет по пояс каменный!
Настало утро, опять поехали.
Настигла их третья ночь; разбили шатёр и остановились ночевать в чистом поле. Говорит Булат-молодец:
— Ложись спать, Иван-царевич, а я караулить буду.
Опять в глухую полночь прилетели двенадцать голубиц, ударились крыло в крыло и стали двенадцать девиц:
— Ну, Булат-молодец да Иван-царевич! Убили вы нашего брата Кощея Бессмертного, увезли нашу невестушку Василису Кирбитьевну, да и вам добра не нажить: как приедет Иван-царевич домой, велит вывести свою любимую корову, от которой сызмальства молочком питался; она вырвется у скотника и поднимет царевича на рога. А кто нас видит и слышит да ему скажет, тот весь будет каменный.
Сказали, обернулись голубицами и улетели.
Приехал царевич домой, женился на Василисе Кирбитьевне и спустя день или два говорит ей:
— Хочешь, я покажу тебе свою любимую собачку? Когда я был маленький, всё с ней забавлялся.
Булат-молодец взял свою саблю, наточил остроостро и стал у крыльца. Вот ведут собачку; она вырвалась у псаря, прямо на крыльцо бежит, а Булат-молодец махнул саблею и разрубил её пополам. Иван-царевич на него разгневался, а за старую дружбу промолчал — ничего не сказал. На другой день приказал он вывести своего любимого коня; конь перервал аркан, вырвался у конюха и скачет прямо на царевича. Булат-молодец отрубил коню голову. Иван-царевич ещё пуще разгневался, приказал было его схватить и повесить, да Василиса Кирбитьевна упросила:
— Если б не он, — говорит, — ты бы меня никогда не достал!
На третий день велел Иван-царевич вывести свою любимую корову; она вырвалась у скотника и бежит прямо на царевича. Булат-молодец отрубил и ей голову.
Тут Иван-царевич так озлобился, что никого и слушать не стал; приказал позвать палача и немедленно казнить Булата-молодца.
— Ах, Иван-царевич, коли ты хочешь меня палачом казнить, так лучше я сам помру. Позволь только три речи сказать…
Рассказал Булат-молодец про первую ночь, как в чистом поле прилетали двенадцать голубиц и что ему говорили, — тотчас окаменел по колена; рассказал про другую ночь — и окаменел по пояс. Тут Иван-царевич начал его упрашивать, чтоб до конца не договаривал. Отвечает Булат-молодец:
— Теперь всё равно — наполовину окаменел, так не стоит жить!
Рассказал про третью ночь и оборотился весь в камень. Иван-царевич поставил его в особой палате и каждый день ходил туда с Василисой Кирбитьев-ной да горько плакал.
Много прошло годов; раз как-то плачет Иван-царевич над каменным Булатом-молодцом и слышит — из камня голос раздаётся:
— Что ты плачешь? Мне и так тяжело!
— Как мне не плакать? Ведь я тебя загубил.
— Если хочешь, можешь меня спасти: нацеди своей крови и той кровью помажь камень.
Нацедил Иван-царевич крови, и только помазали ею камень, как Булат-молодец ожил.
На радостях задали пир на весь мир. На том пиру и я был, мёд и пиво пил, по усам текло, в рот не попало, на душе пьяно и сытно стало.
Иляна Косынзяна
Молдавская сказка
Жил-был на свете богатый человек. Всего у него было в доме вдоволь, одного не хватало: хоть и был он в возрасте, а детей всё не было.
Однажды говорит ему жена:
— Погляди-ка, муженёк, сколько у нас добра всякого, а дитя нам Господь не дал. И на старости лет не на кого нам будет опереться, некого будет приласкать.
Хуже ничего и нет на свете. Ступай-ка к знахаркам, попробуем их снадобьев, авось повезёт…
Ходил, ходил муж, пока набрёл на искусную знахарку. Выслушала его старуха и так велела:
— Ты не кручинься. Ступай домой и спроси у жены, чего бы ей покушать хотелось, а дома того нет. А потом придёшь ко мне и скажешь.
Вернулся домой муж и стал жену расспрашивать, чего бы ей покушать хотелось, а дома того нет.
— Да у нас дом — полная чаша, — говорит жена. — Мне и не придумать такого, всего у нас вдоволь.
— А ты подумай, подумай, вдруг вспомнишь.
Думала жена, думала да вспомнила, что хотелось бы ей покушать рыбки-уклейки. Услыхал муж такое, побежал к знахарке и всё ей поведал.
— Вот и ладно, — говорит знахарка. — Это и будет тебе снадобьем. Ступай на ярмарку. По дороге встретишь рыбака. Купи у него рыбку-уклейку и дай жене покушать.
Муж так и сделал: пошёл на ярмарку и встретил дорогой рыбака.
— Мэй, рыбаче, не продашь ли ты мне рыбки немножко?
— И продал бы, мил человек, да всё уже продано.
— А ты посмотри хорошенько в корзине, авось хоть что-нибудь найдёшь. Мне немного надо.
Порылся рыбак в корзине и нашёл под листьями двадцать одну уклейку. Взял у него муж рыбу и заплатил за неё не скупясь. А потом в радости великой домой вернулся, велел жене уху сварить и всё съесть. Жена так и сделала и с того часа зачала.
Ну и радости же у них было…
Пришло жене время рожать. Родила она сына, родила второго, затем третьего, четвёртого… К вечеру появился на свет и двадцать первый…
А муж сидит во второй комнате и по писку новорождённых считает. Как насчитал он двадцать одного сына, схватился за голову и воскликнул:
— Дети мне нужны были?.. Такая орава съест меня с потрохами!
Стали сыновья расти, и кое-как человек с женой из нужды выкарабкались. Стали мальчики подрастать, работали дружно, и опять на славу зажили. Были они проворными и смекалистыми, так что вскоре трудами своими нажили в двадцать раз больше добра, чем прежде у отца их было.
И однажды такую речь братья повели:
— Отец, ты нам свет подарил, а теперь пришла пора нам жениться. Ступай же по свету да сосватай нам двадцать одну сестру, чтобы мы могли своим хозяйством осесть.
Пошёл отец по свету, много дорог исходил, а двадцать одну сестру не нашёл. Однажды шёл он по лесной тропинке, понурив голову, думу горькую думал, да и встретился с какой-то старухой. Рассказал он старухе, какая его участь ждёт, а та его пожалела и такой совет дала:
— Ступай по этой дороге и иди всё вперёд, пока не дойдёшь до дворца Иляны Косынзяны — в её косе роза в росе. На всём свете только у неё ты найдёшь двадцать одну дочь. Попробуй сосватать её дочерей, авось выйдет дело.
Послушался старик совета, шёл он, шёл всё на север, пока не добрался до прекрасного дворца, каких раньше ему видеть не приходилось, сколько ни бродил по свету.
Прошёл он в ворота золочёные, пересёк двор, выложенный камнями-самоцветами, и перед лестницей мраморной остановился. Над головой у него зазвенел серебряный колокольчик, и за дверью раздался голос Иляны Косынзяны:
— Если добрый ты человек — входи; если лютый — ступай своей дорогой, не то выпущу на тебя волшебный палаш и посечёт он тебя, как капусту.
— Я добрый человек.
— Так входи. А чего тебе у меня надобно?
— Есть у меня двадцать один парень, а у твоей милости двадцать одна девица. Не угодно ли со мной породниться?
— Речь мне твоя приятна, но прежде хочу на женихов посмотреть.
Обрадовался старик и домой вернулся.
— Ну что, нашёл нам невест? — спрашивают его сыновья.
— Нашёл. Пойдёмте к Иляне Косынзяне.
Парни тоже обрадовались, стали в путь-дорогу собираться. Скакунов добрых себе выбрали. А тому, кто последним родился, — коня не досталось.
— Не горюй, Петря, — говорят ему братья. — Бери любого коня.
— Где ж я его возьму? Ваших мне не надо, а в табуне только клячи остались. Съезжу я на ярмарку, куплю себе коня по сердцу.
Нагрузил он две десаги золота и в путь пустился. Долго искал Петря, пока увидел серого жеребца в яблоках, стройного могучего красавца. Пришёлся ему по душе конь богатырский.
— Сколько просишь за коня, купец?
— Меру золота.
Петря торговаться не стал, золото отсыпал, вскочил на коня и в обратный путь подался. А конь-то был волшебный. Только они от ярмарки отъехали, он и заговорил человеческим голосом.
— Куда ехать собрался, хозяин?
— Едем мы все, братья, к Иляне Косынзяне, чтоб жениться на её двадцати одной дочери.
— Если хотите живыми остаться, — говорит тогда конь, — меня слушайтесь. Коней во двор не вводите, а привяжите за оградой. Только меня с собой возьмите. Иляна Косынзяна вас примет ласково, за стол усадит и дочерей вам отдаст. Потом вы все уляжетесь спать, каждый со своей наречённой. Только прежде наденьте на жён своих платье богатырское, а сами в женские тряпки обрядитесь. А как трону я тебя копытом, кликни всех братьев, садитесь на коней и скачите что есть духу прочь от волшебного дворца. Теперь же вели, как тебя нести: быстрее ветра или быстрее мысли?
— Неси так, как добру молодцу ездить пристало.
Понёсся конь под самыми облаками, земля под копытами мелькала, и недалече от дворца нагнал остальных двадцать братьев.
— А вот и наш Петря.
— Да, братцы, догнал я вас. Теперь глядите, делайте так, как я вас научу, иначе нам несдобровать.
И Петря передал им всё, что сам от коня услышал. Пришпорили парни скакунов и вскоре остановились перед дворцом Иляны Косынзяны. Все братья привязали коней за оградой, только Петря ввёл своего скакуна во двор.
Иляна Косынзяна с дочерьми вышла им навстречу, те приняли их ласково, и каждый выбрал себе невесту по сердцу.
Уселись они за стол, ели яства редкие, пили вина добрые, а после пира спать отправились. Парни и говорят своим жёнам:
— Вот что, жёнушки, в нашем краю есть такой обычай: молодые муж с женой платьями обмениваются. Давайте и мы с вами так сделаем.
Обменялись они платьем, женщины кушмы на голову нахлобучили, а мужчины повязались платками. Так и спать улеглись.
А Иляна Косынзяна тем временем позвала палаш свой волшебный и велела ему отсечь головы всем братьям.
Принялся палаш за дело и снёс все головы, на которых были кушмы.
Тут волшебный конь коснулся Петри копытом, тот вскочил как ужаленный и крикнул братьям:
— Айда, братцы!
Сели они на коней и поскакали восвояси.
Но топот копыт разбудил Иляну Косынзяну, побежала она поглядеть, что стряслось, да увидела своих дочерей мёртвыми. А парней и след простыл. Вскрикнула Иляна, взъярилась и велела палашу догнать беглецов и отомстить им смертью лютой.
Палаш было погнался за братьями, но они уже успели пересечь рубеж Иляниного царства, а за этим рубежом палаш силы не имел. Так спаслись братья от смерти неминучей, но домой вернулись ни с чем. Подумали они, как быть, и опять говорят отцу:
— Не повезло нам у Иляны Косынзяны, теперь уже столько сестёр нам нигде не сыскать. Ступай, отец, и ищи нам невест — по две, по три сестры, где сколько будет.
— Так, ребята, куда лучше — вижу, набрались вы ума-разума.
— А я, отец, не стану тебя беспокоить, — говорит Петря. — Пойду сам себе невесту искать.
Недолго он собирался, сел на коня и пустился в путь-дорогу. Долго ли, коротко ли ехал, вдруг глядь — блестит что-то на дороге. Перегнулся парень с седла, поднял золотое пёрышко и коня своего спрашивает:
— Взять мне его или бросить?
— Коли возьмёшь, раскаешься; коли бросишь, тоже раскаешься. Лучше уж возьми, раз хоть так, хоть этак раскаиваться придётся.
Петря спрятал пёрышко и дальше двинулся. Ехал он сколько ехал и опять видит — блестит что-то посреди дороги. Перегнулся с седла и поднял золотую подкову.
— Взять мне её, конь мой, или бросить?
— Коли возьмёшь, раскаешься; коли бросишь, тоже раскаешься. Лучше уж возьми. Хоть так, хоть этак раскаиваться придётся.
Спрятал Петря в сумку и подкову, пришпорил коня и дальше поскакал. Ехал, ехал и вскоре опять видит: блестит что-то на дороге. Перегнулся с седла и достал золотой платок, сверкавший, точно солнце.
— Взять его, конь мой, или бросить?
— Коли возьмёшь, раскаешься; коли бросишь, тоже раскаешься. Лучше уж возьми, раз хоть так, хоть этак раскаиваться придётся.
Взял Петря платок и дальше поскакал.
Так он ехал без передышки, пока добрался до дворца богатого-пребогатого боярина. Увидел боярин Петрю и спрашивает:
— Чего тебе надо, парень?
— Хочу к хозяину в услужение наняться.
— Могу тебя нанять в кучера. Согласен?
— Ладно.
Положил ему барин жалованье, но с таким уговором: чуть он в чём-либо волю боярскую не выполнит — голову с плеч долой.
Поставил Петря коня своего в конюшню, а сам за дело принялся, работа у него в руках горела.
Однажды заглянула в конюшню дочь боярская и увидела: на стене что-то сверкает. Побежала она к отцу и говорит:
— Батюшка, у нашего кучера есть какая-то сверкающая вещь, какой у нас во всём дворце нет.
Нахмурился боярин:
— Вели ему, пусть тотчас принесёт эту вещь ко мне.
Кучер и принёс ему золотое пёрышко. Поглядел на него боярин, озлился и кричит:
— Где хочешь найди мне птицу, у которой это перо вырвали, иначе не сносить тебе головы.
Загрустил Петря, закручинился, пошёл к своему коню совет держать.
— Пустяки, хозяин, не кручинься. Ступай, проспись хорошенько, а как только смеркнется, седлай меня и поедем птицу добывать.
Петря так и сделал, под вечер оседлал скакуна и поехал путями, давно не езженными, нехожеными. Дорогой конь ему говорит:
— Петря, золотая птица находится во дворце Иляны Косынзяны в чудесной клетке, что в десять раз красивее и драгоценнее самой птицы. Ты птицу возьми, а клетку не трогай, не то худо будет. Пройдёшь двенадцать покоев, которые сторожат двенадцать стражников, и только в тринадцатом покое птицу найдёшь. А стражников не бойся, я их усыплю, так что переступай смело прямо через их тела.
Пробрался Петря во дворец Иляны Косынзяны, прошёл двенадцать покоев и в тринадцатом нашёл птицу в чудесной клетке. Птицу он взял, а клетку не тронул. Потом выбежал из дворца, вскочил на коня и во весь опор помчался восвояси.
Очень обрадовался боярин, когда Петря вручил ему птицу невиданную, схватил её, а кучеру велел на конюшню отправляться.
Через неделю дочь боярская опять на конюшню заглянула, а там блестит что-то ещё пуще прежнего. Кинулась она к отцу и кричит:
— Батюшка, а у Петри на конюшне что-то ещё пуще прежнего блестит.