Герцогиня де Монсорель. Я очень признательна вам, сударь, за вашу точность. (Шепотом.) Но она может стать для вас роковой.
Рауль (кланяясь герцогине де Кристоваль и ее дочери; в сторону). Что это? Инесса здесь? (Кланяется герцогу; тот отвечает на его приветствие, маркиз же берет со стола газету и делает вид, будто не замечает вошедшего.)
Герцог. Признаюсь, господин де Фрескас, я не ожидал встретить вас у моей жены, но я счастлив, что она проявляет к вам такое участие: благодаря этому я могу познакомиться с молодым человеком, который вступает в свет столь успешно и столь блистательно. Победой над таким соперником можно гордиться, и даже быть побежденным им не так уж горько.
Рауль. Такая похвала, ваша светлость, — которую я, впрочем, отклоняю, — в другом месте звучала бы как ирония; но мне хочется видеть в ней лишь учтивое желание ободрить меня (оглядывается на маркиза, повернувшегося к нему спиной), я ведь боюсь оказаться назойливым.
Герцог. Напротив, вы приехали очень кстати, мы как раз говорили о вашем семействе и о полковнике де Фрескасе, которого мы с герцогиней некогда знавали.
Рауль. Весьма тронут вашим вниманием! Но за такую честь обычно приходится платить хотя бы небольшую дань злоязычию.
Герцог. Злословить можно только о тех, кого хорошо знаешь.
Де Кристоваль. И нам очень бы хотелось иметь право позлословить о вас.
Рауль. А в моих интересах — сохранить ваше расположение.
Герцогиня де Монсорель. Я знаю к тому верное средство.
Рауль. Какое же?
Герцогиня де Монсорель. Оставайтесь столь же загадочным, как теперь.
Маркиз (подходит с газетой в руках). Вот, сударыни, удивительная новость. У фельдмаршала, где и вы, несомненно, бывали, задержан один из так называемых знатных иностранцев: он передергивал за игорным столом.
Инесса. Это и есть та важная новость, которая так привлекла ваше внимание?
Рауль. В наши дни кто не иностранец?
Маркиз. Мадемуазель, меня занимает не столько эта новость сама по себе, сколько та непостижимая легкость, с какою у нас принимают людей, не узнав предварительно, кто они такие, откуда они явились.
Герцогиня де Монсорель (в сторону). Кажется, они собираются оскорбить его у меня в доме?
Рауль. Вы правы, надо опасаться людей, которых мало знаешь, но, согласитесь, попадаются и такие, которых видишь насквозь даже при самом поверхностном знакомстве.
Герцог. Альбер, какое нам до этого дело? Ведь не в наших правилах вводить в свой круг человека, если мы хорошо не знакомы с его семьей.
Рауль. С моей семьей вы, ваша светлость, знакомы.
Герцог. Вы гость госпожи де Монсорель, и с меня этого достаточно. Мы слишком хорошо знаем, что должны относиться к вам с уважением, но и вы, с вашей стороны, тоже не можете забывать о своих обязанностях по отношению к нашей семье. Имя де Фрескас налагает известные обязательства, и вы носите его с честью.
Де Кристоваль (Раулю). Скажите же хоть теперь, кто вы такой, если не ради вас самих, так по крайней мере ради ваших друзей!
Рауль. Я был бы в отчаянии, господа, если бы мое присутствие здесь дало повод хотя бы к малейшему недоразумению между вами. Но иной раз деликатность может быть столь же оскорбительной, как и прямые расспросы, поэтому покончимте с этой игрой; она недостойна ни вас, ни меня. Герцогиня пригласила меня, надеюсь, не для того, чтобы меня здесь допрашивали. Я ни за кем не признаю права допытываться у меня, почему я умалчиваю о некоторых обстоятельствах моей жизни, и молчание это я намерен хранить и далее.
Маркиз. Но вы оставляете за нами право истолковывать его по-своему?
Рауль. Если я требую свободы для себя, так отнюдь не для того, чтобы стеснять вашу свободу.
Герцогиня де Монсорель. Честь ваша, сударь, запрещает вам отвечать на подобные вопросы.
Герцог (Раулю). Вы — благородный юноша, ваши природные достоинства свидетельствуют о высоком происхождении, не оскорбляйтесь же любопытством света: для нас оно — самозащита. Ваша шпага не закроет рот людям болтливым, а свет, столь великодушный по отношению к похвальной скромности, неумолим, когда речь идет о необоснованных притязаниях...
Рауль. Сударь!
Герцогиня де Монсорель (взволнованно шепчет Раулю). Ни звука о вашем детстве. Уезжайте из Парижа, пусть одна я знаю, где вы... укрылись. От этого зависит вся ваша будущность.
Герцог. Я хочу быть вашим другом, хоть вы и соперник моего сына. Доверьтесь же человеку, которому доверяет сам король. Как можете вы принадлежать к роду де Фрескасов, когда этот род давно угас?
Рауль (герцогу). Ваша светлость, вы слишком могущественны, чтобы испытывать недостаток в опекаемых, а я не так уж слаб, чтобы нуждаться в покровителях.
Де Кристоваль. Сударь, не осуждайте меня, я мать, и только сейчас, во время этого спора, я поняла, как было неосторожно с моей стороны принимать вас в моем доме.
Инесса. Одно-единственное ваше слово спасло бы нас, а вы предпочитаете молчать. Значит, есть какая-то тайна, которая вам дороже меня?
Рауль. Инесса, я все могу вынести, только не такой упрек. (В сторону.) О Вотрен, зачем ты потребовал от меня полного молчания! (Кланяется дамам. Герцогине де Монсорель.) В ваших руках все мое счастье.
Герцогиня де Монсорель. Слушайтесь меня, я все устрою.
Рауль (маркизу). К вашим услугам, сударь.
Маркиз. До свидания, господин Рауль.
Рауль. Рауль де Фрескас!
Маркиз. Де Фрескас? Пусть так!
Рауль уходит.
ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
Те же, кроме Рауля.
Герцогиня де Монсорель (герцогине де Кристоваль). Вы были чересчур суровы!
Де Кристоваль. Вы не знаете, герцогиня, что этот молодой человек в продолжение трех месяцев неотступно бывал всюду, где бывала моя дочь, да и в дом мой он вошел, пожалуй, слишком легко.
Герцог (герцогине де Кристоваль). Его нетрудно было принять за какого-нибудь замаскированного принца.
Маркиз. По-моему, это просто ничтожество, которое пытается замаскироваться принцем.
Герцогиня де Монсорель. Ваш отец объяснит вам, Альбер, что замаскироваться не так-то легко.
Инесса (маркизу). Ничтожество, сударь? Маска может приукрасить низкое, но не может принизить высокое.
Де Кристоваль. Что вы говорите, Инесса?
Инесса. Но ведь его же здесь нет, мама? Или этот молодой человек безрассуден, или же господин де Монсорель и его сын с умыслом вели себя так невеликодушно.
Де Кристоваль (герцогине де Монсорель). Я вижу, герцогиня, что сейчас нам объясниться невозможно, особенно в присутствии герцога. Но дело касается нашей чести, поэтому я жду вас к себе.
Герцогиня де Монсорель. Хорошо, до завтра.
Герцог провожает герцогиню де Кристоваль и ее дочь.
ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
Маркиз и герцог.
Маркиз. Папа, появление этого авантюриста очень взволновало вас, а также и маму. Можно подумать, что тут не только свадьба расстраивается, а сама ваша жизнь в опасности. Герцогиня и ее дочь уехали в таком смятении...
Герцог. Ах, зачем только эти пререкания начались при них.
Маркиз. Значит, и вас этот Рауль беспокоит?
Герцог. А тебя? Твое благосостояние, твое имя, будущность, брак — словом, все, что дороже жизни, — все поставлено на карту.
Маркиз. Ну, если мои успехи зависят от этого молодого человека, я с ним быстро справлюсь.
Герцог. Дуэль! Несчастный, если тебе выпадет роковая удача и ты его убьешь — это будет непоправимое бедствие!
Маркиз. Что же мне делать?
Герцог. То, что делают политики: выжидать.
Маркиз. Если вам грозит опасность, папа, неужели вы думаете, что я могу относиться к этому хладнокровно?
Герцог. Предоставьте это бремя мне, Альбер, — оно слишком тяжело для ваших юных плеч.
Маркиз. Папа! Но хоть поговорите со мною, скажите мне...
Герцог. Ни слова! Иначе нам обоим пришлось бы краснеть!
ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ
Те же и Вотрен.
Вотрен (одет в черное. В начале сцены прикидывается расстроенным и униженным). Ваша светлость, простите, что я вторгаюсь к вам, но... (Шепотом герцогу.) Мы оба с вами только что стали жертвами излишней доверчивости... Позвольте сказать вам несколько слов наедине.
Герцог (делает сыну знак удалиться). Говорите, сударь.
Вотрен. Ваша светлость, в наше время каждый гонится за должностями; тщеславием заражены все классы. Во Франции всяк хочет быть генералом, и уж не знаю, где и как удается нынче набрать простых солдат. Видно, в недалеком будущем общество окончательно распадется, и причиной тому — всеобщая тяга к высоким постам и отвращение к положению скромному... Вот плоды революционного равенства. Религия — единственное надежное средство против этого разврата.
Герцог. К чему вы клоните?
Вотрен. Простите, но не мог же я не указать государственному деятелю, с которым мне предстоит работать рука об руку, на одну оплошность, весьма для меня огорчительную. Доверили ли вы, ваша светлость, какую-нибудь тайну моему сотруднику, который приходил к вам сегодня утром вместо меня? Он возымел безрассудную мысль заменить меня и заслужить вашу благосклонность, оказав вам услугу.
Герцог. Как? Значит, вы — кавалер де Сен-Шарль?
Вотрен. Ваша светлость, мы — то, чем хотим быть. Ни он, ни я не настолько просты, чтобы быть самими собою. На этом мы бы слишком потеряли.
Герцог. Но мне, сударь, нужны доказательства.
Вотрен. Ваша светлость, если вы доверили ему какую-нибудь важную тайну, — мне придется немедленно приказать, чтобы за ним учинили наблюдение.
Герцог (в сторону). Действительно, этот на вид куда порядочнее и солиднее.
Вотрен. Это зовется у нас контрполицией.
Герцог. Вам следовало бы, сударь, явиться сюда, имея при себе доказательства, которые подтверждали бы ваши слова.
Вотрен. Герцог, свой долг я исполнил. Этот человек готов продаться любому, кто больше даст. Но я искренне желаю, чтобы его тщеславие сослужило вам службу.
Герцог (в сторону). Как мог он так скоро узнать о нашей утренней встрече?
Вотрен (в сторону). Он колеблется. Жозеф прав: тут кроется какая-то важная тайна.
Герцог. Сударь...
Вотрен. Ваша светлость...
Герцог. И для меня и для вас необходимо прибрать этого человека к рукам.
Вотрен. Если он располагает вашей тайной, это будет опасно. Он хитер.
Герцог. Да, мошенник не глуп.
Вотрен. Вы дали ему какое-нибудь поручение?
Герцог. Ничего серьезного: я хотел только выяснить, кем является в действительности некий господин де Фрескас.
Вотрен (в сторону). Не более, не менее! (Вслух.) Я могу это вам сообщить, ваша светлость. Рауль де Фрескас — молодой дворянин; его семья участвовала в заговоре и обвиняется в государственной измене; поэтому он и не желает носить имя своего отца.
Герцог. У него есть отец?
Вотрен. Как же, есть.
Герцог. А откуда он взялся? Он богат?
Вотрен. Поменяемся ролями, ваша светлость, и позвольте мне не отвечать вам, пока я не узнаю, почему именно интересуетесь вы господином де Фрескасом.
Герцог. Вы забываетесь, сударь...
Вотрен (сбрасывая с себя маску скромности). Да, Я забыл, герцог, что существует огромная разница между шпионом и тем, кто заставляет шпионить.
Герцог (подходит к двери). Жозеф!
Вотрен. Герцог напустил на нас ищеек, — надо спешить. (Исчезает в боковую дверь, из которой он вышел в первом действии.)
Герцог (возвращаясь). Вы не выйдете отсюда! Да где же он? (Звонит.)
Входит Жозеф.
Скажите, чтобы заперли все выходы, сюда проник какой-то неизвестный. Обыщите всё! Задержать его! (Уходит к герцогине.)
Жозеф (заглядывает в боковую дверь). А его и след простыл.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Гостиная в доме Рауля де Фрескаса.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Ляфурай один.
Ляфурай. Вот порадовался бы за меня вчера мой почтенный родитель; покойник всегда советовал мне вращаться только в избранном обществе. А я-то провел целую ночь с лакеями министров, с курьерами посольств, с кучерами принцев, герцогов и пэров; все как на подбор! Люди всё положительные, беды с ними никак не случится: обворовывают только своих господ. Наш-то танцевал с недурненькой девицей; у нее в прическе было натыкано бриллиантов этак на миллиончик, а он глаз не спускал с букета, который она держала в руках. Простачок, что и говорить! Ну, да мы за тебя сообразим! Старина наш, Жак Коллен... Фу ты, опять язык подвел; никак не могу привыкнуть к добропорядочной фамилии: господин Вотрен. Он-то сумеет навести порядок. В скором времени мы проветрим и бриллианты и приданое, да и пора — слишком залежались в сундуках, а это противно закону циркуляции. Молодчина! Выдает Рауля за молодого человека со средствами. А тот любезничает вовсю, щебечет, наследница клюет, — дело в шляпе, выручка пополам. Но денежки эти достанутся нам не даром! Вот уж полгода бьемся. Уж и корчили же мы из себя дурачков. Зато теперь весь околоток считает нас и впрямь порядочными людьми. Воды, мол, не замутят. Да и чего только не сделаешь ради Вотрена? Он нам сказал: «Будьте паиньки» — пожалуйста, будем паиньками! Вотрена я боюсь не меньше, чем полиции, а все-таки люблю его... даже больше денег.
Вотрен (за стеной). Ляфурай!
Ляфурай. Вот он! Что-то он мне сегодня не нравится: быть грозе! Пойду-ка лучше прогуляюсь, авось, беду пронесет! (Направляется к двери.)
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Вотрен и Ляфурай.
Вотрен (на нем белые мольтоновые брюки со штрипками, жилет с круглым вырезом из той же материи, красные сафьяновые туфли — словом, утренний костюм делового человека). Ляфурай!
Ляфурай. Что изволите?
Вотрен. Ты куда это собрался?
Ляфурай. К вам за письмами.
Вотрен. Я их уже получил. А еще у тебя какое дело?
Ляфурай. Вот — комнату убрать...
Вотрен. Так ты прямо и говори, что хочешь поскорее улизнуть. Я давно убедился, что нечистая совесть ногам покоя не дает. Останься, надо поговорить.
Ляфурай. Я к вашим услугам.
Вотрен. Надеюсь. Поди-ка сюда. Когда мы с тобой жили под прекрасным небом Прованса, ты нам все уши прожужжал одной историей, правда, не особенно для тебя лестной, — как какой-то управляющий перехитрил тебя, помнишь?
Ляфурай. Управляющий? Да это Шарль Блонде, единственный человек, которому удалось меня обокрасть. Разве такие вещи забываются?
Вотрен. Но ведь ты однажды продал ему своего хозяина? Дело обычное.
Ляфурай. Однажды? Да я своего хозяина трижды продавал.
Вотрен. Еще того чище. А чем же промышлял этот управляющий?