Жюли. Уйти мне, папенька?
Меркаде (дочери). Кокетка! (Минару.) Сударь, насчет любви я придерживаюсь самых положительных воззрений, которые молодыми влюбленными обычно ставятся в упрек старикам. Недоверие мое тем более законно, что я не принадлежу к числу отцов, ослепленных своим отеческим чувством: я вижу Жюли такою, какова она есть. Она не дурнушка, но и не блещет тою красотой, при виде которой каждый невольно ахнет. Жюли ни хороша, ни уродлива.
Минар. Вы ошибаетесь, сударь. Осмелюсь вам заметить, что вы не знаете своей Жюли...
Меркаде. О, отлично знаю... так же, как...
Минар. Нет, сударь, вы знаете лишь ту Жюли, которую видят и знают все; но любовь преображает ее. Нежность, преданность придают ей дивную красоту, и эта красота создана одним только мною.
Жюли. Отец, я смущена...
Меркаде. Скажи лучше: «польщена»... И если он твердит тебе такие вещи...
Минар. Твержу их сто, тысячу раз и не могу натвердиться! Что худого повторить их в присутствии отца?
Меркаде. Вы льстите мне. А я-то воображал, что я ей отец, но, оказывается, вы — отец некоей Жюли, с которой я сам не прочь бы познакомиться. Послушайте, молодой человек, откройте же глаза! Основательные и прекрасные достоинства души могут — согласен — изменять выражение лица; ну, а цвет кожи? Жюли скромная и непритязательная девушка, она знает, что цвет лица у нее смуглый, а черты, как бы сказать... не совсем того...
Жюли. Папенька!
Минар. Неужели вы никогда не были влюблены?
Меркаде. Очень даже был влюблен! И я, подобно каждому мужчине, достаточно долго тянул эту позолоченную лямку.
Минар. Но когда это было!.. А мы, теперешние, любим иначе, лучше...
Меркаде. Позвольте узнать, в чем же именно?
Минар. Мы привязываемся к душе, к идеалу.
Меркаде. Ах, так вот почему моя дочь вдруг стала такой красавицей... Значит, если женщина чуть кривобока — идеал выпрямит ее! Значит, если у девицы возвышенная душа, то пальчики у нее становятся тонкие, ножки изящные, цвет лица нежный, а если у нее еще к тому же и идеалы, то и глаза начинают гореть, как звезды.
Минар. Разумеется.
Меркаде. Мы, люди, воспитанные во времена Империи, называем это...
Минар. Это любовь. Святая, чистая любовь!
Меркаде. Слепотой.
Жюли. Отец, не смейтесь над детьми...
Меркаде. Вполне взрослыми...
Жюли. Они любят друг друга, как любят в наше время, — со страстью искренней, чистой, верной, ибо она основана на знании характера, на уверенности в том, что каждый будет упорно бороться с житейскими трудностями, — словом, не смейтесь над детьми, которые и вас будут очень любить.
Минар (обращается к Меркаде). Что за ангел!..
Меркаде (в сторону). Я сейчас тебе такого ангела покажу! (Дочери.) Помолчи, дочка. (Минару.) Итак, сударь, вы обожаете Жюли. Она очаровательна, она возвышенна, умна, сердечна. Короче говоря, она воплощение красоты, как вы ее понимаете, она совершенство, мечта...
Минар. Ах, значит, Жюли — моя?..
Меркаде. Она ангел, который, однако, не лишен материальности...
Минар. К счастью для меня!
Меркаде. И вы любите ее без всякой задней мысли?
Минар. Ну, конечно!
Жюли. Что я вам говорила?
Меркаде (берет их за руки и привлекает к себе). Счастливые дети! Итак, вы любите друг друга? Какой трогательный роман! (Минару.) Вы просите ее руки?
Минар. Да, сударь.
Меркаде. Вопреки всем препятствиям?
Минар. Я здесь, дабы преодолеть их.
Меркаде. И ничто вас не охладит?
Минар. Ничто.
Жюли. Я же говорила вам, — он меня любит.
Меркаде. Похоже на то! Где еще сыскать столь прекрасное зрелище? Какая отрада для отца видеть, что дочь его любима, как она того заслуживает, видеть ее счастливою...
Жюли. Разве вы не довольны, папенька, моим выбором: ведь ваш будущий сын полон возвышенных чувств, наделен стойкой душой и...
Минар. Мадемуазель!
Жюли. Нет, сударь, позвольте и мне сказать все, что я думаю!
Меркаде. Дочка, ступай к матери; дай мне поговорить о делах, куда менее возвышенных. Как ни велико влияние идеала на наружность женщины, он, увы, ничуть не влияет на ренту...
ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
Минар и Меркаде.
Меркаде. Наедине мы можем говорить без обиняков. Господин Минар, вы не любите моей дочери!
Минар. Скажите, сударь, что у вас на виду для мадемуазель Меркаде богатая партия, что вы не желаете считаться с чувствами вашей дочери, — и я пойму вас. Но знайте: я пришел просить ее руки лишь после того, как завоевал ее сердце.
Меркаде. Завоевал ее сердце! Несчастный! На что вы намекаете?
Минар. Сударь, я люблю Жюли почтительной любовью.
Меркаде. А-а! Слава богу, опять идеалы! Но, скажите мне с полной откровенностью, писали вы друг другу?
Минар. Да, сударь, письма, полные любви.
Меркаде (в сторону). Бедняжка! Она читала любовные письма! Значит, будет страдать не сердце, а рассудок... (Вслух.) Сударь, у ангелов есть тысяча всяких совершенств, но нет государственной ренты, и Жюли...
Минар. Ах, сударь, я готов на любые жертвы, лишь бы Жюли была моею.
Меркаде. Значит, вы говорите, что вас не устрашит никакое препятствие?
Минар. Да, не устрашит.
Меркаде. В таком случае я открою вам один секрет, от которого зависит счастье и спокойствие семьи, куда вы во что бы то ни стало хотите войти.
Минар (в сторону). Что-то он скажет?
Меркаде. Я в безвыходном положении, сударь, я разорен... разорен окончательно. Вы добиваетесь Жюли — и получите ее руку; как бы бедны вы ни были, ей будет лучше у вас, чем в родительском доме... Она хуже, чем бесприданница: все ее приданое — бедные родители... и даже хуже, чем бедные...
Минар. Хуже, чем бедные?.. Хуже не бывает.
Меркаде. Нет, бывает. У нас долги, много долгов; даже по мелочам и то...
Минар (в сторону). Хитрит! Хочет меня испытать. (Вслух.) Ну что же, сударь, я молод, передо мною весь мир, у меня достаточно сил и самолюбия, а по теперешним временам с меня ничего не спросят, кроме моего имени. Я добьюсь своего... Я добьюсь богатства для той, кого люблю, в этом я полагаю свое счастье.
Меркаде. И это мне известно. Я сам разорился ради жены, ради того, чтоб она жила в роскоши, к которой привыкла. В свое время и я приносил жертвы идеалам, зато кредиторы мои не признают ни идеалов, ни фантазии, ни счастья!
Минар (в сторону). Шутит; он богач!
Меркаде. Итак, мое признание не испугало вас?
Минар. Нет, сударь. Ни одна корыстная мысль не омрачает моей любви.
Меркаде. Прекрасно, молодой человек. Лучше не скажешь! (В сторону.) Ну и упрямец! (Вслух.) Вы любите мою дочь настолько, что готовы любою ценой заплатить за счастье жениться на ней?
Минар. Я предлагаю самое дорогое — всю мою жизнь.
Меркаде. Столь искренняя любовь должна быть вознаграждена.
Минар. Наконец-то!
Меркаде. Я вполне доверяю вам.
Минар. Я того заслуживаю, сударь.
Меркаде. Подождите минутку! (Выходит.)
Минар (один). На моем месте, в подобном положении большинство молодых людей заколебалось бы, сдалось бы. Когда у такого богатого отца есть некрасивая дочь (а ведь Жюли только что не дурнушка), то он поступает правильно, стараясь выяснить, не ищут ли ее руки лишь ради приданого! О, в роли застенчивого молодого человека я вел себя превосходно! А батюшка-то не лишен здравого смысла. Жюли, несомненно, влюблена в меня; только я один и говорил ей о любви, и говорил так много, что и сам уверовал под конец. Она будет со мною счастлива, я люблю ее именно так, как должно любить жену; да, я люблю ее. Быть может, когда тщательно изучаешь человека, начинаешь лучше понимать его и сквозь телесную оболочку тогда видишь его душу. А у Жюли прекрасная душа. И, право же, не красота, а достоинства жены — залог семейного счастья. К тому же женятся и на более уродливых. А любящая женщина всегда умеет быть красивой.
Меркаде (возвращается). Вот, зятек, семейные документы, касающиеся нашего состояния...
Минар. Сударь...
Меркаде. О, состояние чисто отрицательное... Читайте. Вот копия протокола о наложении ареста на мебель. Я довольно дорого плачу домовладельцу за пользование ею. Сегодня утром он хотел ее продать. Вот ворох исполнительных листов, вот — увы! — вынесенный вчера приговор о лишении меня свободы за долги... Как видите, дело принимает нешуточный оборот... Вот, наконец, все мои опротестованные векселя, приговоры, счета — все в полном порядке, ибо, милый юноша, заметьте раз навсегда: именно беспорядок и надо держать в порядке. В хорошо налаженном беспорядке всегда можно разобраться, им легко управлять. Любой кредитор промолчит, увидев, что долг ему записан под номером таким-то. Я последовал примеру правительства: все подобрано в алфавитном порядке. Но я еще не расплатился даже с буквою А.
Минар. Еще ничего не уплатили?
Меркаде. Почти ничего; но, по-моему, я действую как порядочный человек.
Минар. Безусловно!..
Меркаде. Теперь вы знаете все мои обязательства, с бухгалтерией вы знакомы... Вот смотрите: итог триста восемьдесят тысяч...
Минар. Да, сударь, около того.
Меркаде. Вы все видели. Пожаловаться вы не можете. Отец, который жаждет сбыть дочку с рук, постарался бы обмануть вас. Посулил бы несуществующее приданое, постоянный доход. Такие штуки проделывают... и весьма часто. Отцы сплошь да рядом используют любовь вроде вашей и эксплуатируют ее! Но вам попался порядочный человек... Иметь долги можно, но оставаться честным человеком обязан каждый... Вы прямо напугали меня, когда в присутствии дочери сами связали себя по рукам и ногам столь прекрасными обещаниями, ибо сочетаться браком с бедной девушкой, имея всего лишь две тысячи жалованья, равносильно тому, что сочетать протестованный вексель с долговой тюрьмой.
Минар. Вы так полагаете, сударь? Значит, я сделаю несчастной вашу дочь!
Меркаде. Ах, молодой человек! Теперь вы видите, какой цвет лица у Жюли на самом деле.
Минар. Да, сударь!
Меркаде. Значит, по рукам! Вы заслужили мое искреннее уважение. Вы подаете большие надежды, вы лжете с таким апломбом...
Минар. Сударь...
Меркаде. Будь вы министром, вам поверил бы любой парламент.
Минар. Сударь...
Меркаде. Уж не собираетесь ли вы ссориться со мной? А ведь не вы, а я имею право жаловаться, молодой человек. Вы нарушили покой моего семейства, вы внушили моей дочери преувеличенные понятия о любви, которые омрачат ее счастье, ибо она создает себе идеалы... нелепые, конечно. Жюли несколькими месяцами старше вас, ваша притворная любовь раскрыла ей соблазны, перед которыми ни одна девушка не устоит...
Минар. Господин Меркаде, если обоюдная наша нищета и разлучает нас, то меня во всяком случае упрекнуть не в чем. Я люблю мадемуазель Жюли! Может ли бедный юноша, могу ли я, обойденный судьбою, найти что-либо лучшее?
Меркаде. Слова! Слова! Вы причинили зло и его надлежит исправить.
Минар. Поверьте, господин Меркаде...
Меркаде. Довольно! Теперь требуются доказательства! Верните мне письма, которые вам писала Жюли.
Минар. Не премину сегодня же...
Меркаде. И помогите несчастному отцу выдать дочь замуж. Раз вы любите Жюли, посодействуйте мне. Ей необходимо состояние и имя. Если юноша увлечен и не скрывает этого, нет ничего зазорного играть роль несчастного поклонника. Во Франции каждый хочет того, чего добиваются все. Молодая женщина, за которой ухаживают, которой домогаются многие, становится привлекательной, как идеал. Запомните, если наше счастье огорчает кого-нибудь, оно кажется нам оттого во сто раз дороже. Зависть таится в сердце человеческом, как змея под колодой. Ну, да вы меня поняли. А что касается дочери (зовет Жюли), потрудитесь сами подготовить ее к перемене; если я скажу, что вы от нее отказываетесь, она не поверит.
Минар. Ведь я столько ей говорил и писал, что не знаю, выйдет ли?
Меркаде уходит.
Право, я готов провалиться сквозь землю. Жениться? У меня тысяча восемьсот франков жалованья, мне и одному-то не хватает. А что же станет с нами, если нас будет трое? Вот она... Она словно переменилась. Я привык смотреть на нее сквозь призму приданого в триста тысяч. Однако к делу...
ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
Минар и Жюли.
Жюли. Так как же, Адольф?
Минар. Что, мадемуазель?
Жюли. Мадемуазель? Я уже не Жюли для вас? Вы сговорились с отцом?
Минар. Да... То есть...
Жюли. О, деньги всегда грязнят любовь; но я надеюсь, что вы одержали победу над отцом...
Минар. Ах, Жюли. Ваш отец прав с точки зрения расч... я хотел сказать, рассудка.
Жюли. Что произошло между вами? Адольф, вы словно разлюбили меня.
Минар. Да нет!
Жюли. А у меня уже сжалось сердце!
Минар. В нашем положении, видите ли, произошла большая перемена.
Жюли. Вам не удалось уговорить батюшку?
Минар. Ваш отец не сообщал вам о своем положении? А оно ужасно, Жюли, ибо обрекает нас на нищету. Есть мужчины, которым нищета придает энергию, а таких, как я, — вы ведь не знаете моего характера, — она подавляет... Да что говорить! Быть причиной вашего несчастья — нет, лучше смерть!
Жюли. У меня хватит твердости на двоих. Вы не увидите моих слез. К тому же я не буду вам в тягость. Моя живопись приносит мне столько же, сколько вам ваша должность, и, пусть я не богата, ручаюсь, что в нашем уютном гнездышке будет царить достаток.
Минар (в сторону). Только бедные девушки и могут так любить.
Жюли. Что это вы говорите, сударь?
Минар. Вы прекрасны, как никогда... (В сторону.) Она помешалась от любви... Надо положить этому конец... (Вслух.) Но...
Жюли. «Но», Адольф, — слово коварное.
Минар. Ваш отец воззвал к моей чувствительности. Он убедил меня, что любовь — эгоистическая страсть.
Жюли. Со стороны двух человек.
Минар. Даже трех. Он нарисовал мне картину вашей будущей жизни, и я понял, как велика разница между жалким существованием и богатством. Жюли, ведь есть любовь и любовь.
Жюли. Любовь одна.
Минар. Любовь, обрекающая вас на нищету, — безрассудна; любовь, приносящая себя в жертву ради вашего счастья, — героична...
Жюли. Все мое счастье, Адольф, в том, чтобы принадлежать вам.
Минар. Ах, если бы вы слышали, что говорил ваш отец! Он умолял меня отказаться от вас!
Жюли. И вы отказались?
Минар. Пытаюсь, хотел бы, да не могу. Внутренний голос подсказывает мне, что никто не будет меня так любить, как вы...
Жюли. Конечно, сударь, моя любовь... Впрочем, к чему опять говорить о моей любви?
Минар. Уж из одной благодарности я должен принести себя в жертву.
Жюли. Прощайте, прощайте, сударь!
Адольф уходит.
Уходит. Не оборачивается! О боже мой!
ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
Жюли одна, смотрится в зеркало.
Жюли. Красота! Несравненное преимущество, единственное, которое нельзя приобрести за деньги и которое тем не менее пустой призрак, пустой обман, — тебя, красота, недостает мне! О, я знаю это. Я стараюсь заменить тебя ласкою, нежностью, покорностью, бескорыстной преданностью, когда жизнь свою отдаешь, как крупицу ладана на алтарь... И вот все надежды бедной дурнушки разлетелись! Идол, которого я боготворила, в одно мгновение рассыпался в прах. Итак, слова: «Я хороша, я могу очаровать, могу исполнить предначертание женщины, дать счастье и сама насладиться им» — эта опьяняющая мысль, увы, никогда не утешит мое бедное сердце. Мечты рассеялись, все оказалось сном... (Утирает слезы.) Никто не осушит моих слез, я проживу всю жизнь в одиночестве! Он не любил меня. Я сама наделила этот призрак своими собственными достоинствами, своими собственными чувствами, но призрак исчез... и горе мое всем покажется столь нелепым, что я должна скрыть его в тайниках души... Ну же, вздохнем в последний раз над первой любовью и покорно примем участь многих женщин — станем игрушкою неведомой жизни! Станем госпожою де ла Брив и спасем отца. Откажемся от прекрасного венка любви, неповторимой, чистой и взаимной любви!