Гертруда (генералу). Видите, я угадала, он влюблен в Полину.
Полина. Сударь, дала ли я вам когда-либо, единым взглядом, единым словом, право называть меня по имени, как вы только что назвали? Я крайне удивлена, что внушила вам чувства, которые, бесспорно, могут быть лестны для кого-нибудь другого, но которых я отнюдь не разделяю. У меня лично более высокие притязания.
Генерал. Полина, дитя мое, слишком уж ты сурова! Быть может, тут какое-то недоразумение? Фердинанд, подойдите сюда поближе.
Фердинанд. Как, мадемуазель... раз графиня, раз отец ваш согласны...
Полина (шепотом Фердинанду). Мы погибли!
Генерал. Ну, придется круто взяться за дело! Скажите-ка, Фердинанд, вы ведь из почтенной семьи?
Полина (Фердинанду). Видите?
Генерал. Мой отец был сержант охраны. Надеюсь, что ваш батюшка занимал положение не ниже?
Гертруда (в сторону). Вот они и разлучены навеки!
Фердинанд (Гертруде). Я понял вас! (Генералу.) Генерал! Признаюсь, в мечтах, — о, в мечтах очень отвлеченных, мадемуазель, — в сладостных мечтах, которым охотно предаются бедняки и одинокие... (ведь мечты — единственное их достояние!) признаюсь, я мечтал о безумном счастье принадлежать к вашей семье. Но прием, оказанный мадемуазель этим столь естественным чаяниям, — тайну коих вы так жестоко разоблачили, — прием этот отрезвил меня. Чувства мои, вырвавшись из сердца, уже не вернутся в него никогда. Я проснулся от сладкого сна, генерал. У бедняков тоже есть гордость, которую не следует задевать так же, как нельзя затрагивать, скажем... вашу преданность Наполеону. (Гертруде.) Какую вы играете ужасную роль!
Гертруда. Она выйдет за Годара.
Генерал. Бедняга! (Полине.) Он человек порядочный... Мне он полюбился... (Отводит Фердинанда в сторону.) На вашем месте, в вашем возрасте я бы... Впрочем, нет, нет, черт возьми... Полина все-таки моя дочь...
Фердинанд. Граф, взываю к вашей чести... Обещайте мне сохранить в строжайшей тайне то, что я сейчас доверю вам, и пусть это останется в тайне даже от графини.
Генерал (в сторону). Однако и он, как Полина, не очень-то доверяет моей жене... А, черт возьми! Сейчас все узнаю! (Вслух.) Вот моя рука! Даю вам слово, а я никогда не изменяю своим обещаниям.
Фердинанд. Теперь, когда вы принудили меня открыть тайну, которую я хранил в глубине сердца после того как я был сражен — именно сражен — презрением мадемуазель Полины, мне невозможно оставаться здесь. Я сейчас пойду и составлю отчет, ибо сегодня же вечером покину этот край, а завтра, если только будет пароход, покину Францию и отправлюсь в Америку.
Генерал (в сторону). Пусть едет — все равно вернется! (Фердинанду.) А дочери можно это сказать?
Фердинанд. Да, но ей одной.
Генерал. Полина! Вот, дочка... Ты так жестоко унизила его, бедняжку, что наша фабрика останется без управляющего: сегодня вечером Фердинанд уезжает в Америку.
Полина. Он прав, папенька. Он поступает именно так, как вы сами посоветовали бы ему поступить...
Гертруда (Фердинанду). Она выйдет за Годара.
Фердинанд (Гертруде). Не я, так бог накажет вас за такую жестокость.
Генерал (Полине). Америка! Ведь это страшная даль! Да и климат там убийственный.
Полина. Зато люди там богатеют.
Генерал (в сторону). Она его не любит. (Фердинанду.) Фердинанд, перед отъездом вы получите от меня некоторую сумму денег, и пусть она послужит основанием для вашего будущего богатства.
Фердинанд. Благодарю вас, граф; но мне вполне хватит того, что мне причитается. К тому же вы даже и не заметите моего отсутствия на фабрике: Шампань теперь достаточно опытный мастер и с успехом заменит меня. Если вам угодно будет пройти со мною на фабрику, вы убедитесь, что...
Генерал. Охотно! (В сторону.) Тут все так запуталось, что вызову-ка я Вернона. Он человек наблюдательный, мой старый друг; советы его будут не лишними, они помогут мне разгадать, что именно смущает наш семейный покой; а тут что-то кроется! (Фердинанду.) Я к вашим услугам, Фердинанд. (Жене и дочери.) Мы ненадолго. (В сторону.) Нет, тут что-то кроется!
Генерал и Фердинанд уходят.
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
Гертруда и Полина.
Полина (запирает дверь на ключ). Известно ли вам, сударыня, что любовь чистая, любовь, которая таит в себе все земное блаженство, которая является отголоском блаженства небесного, известно ли вам, что такая любовь нам дороже и ценнее жизни?
Гертруда. Вы начитались «Новой Элоизы»[10], моя милая. То, что вы говорите, хоть и напыщенно, но верно.
Полина. Знайте, сударыня, что вы сейчас толкнули меня на самоубийство.
Гертруда. На которое вы с наслаждением толкнули бы меня, и, если бы вам удалось довести меня до самоубийства, вы радовались бы не меньше, чем радуюсь сейчас я.
Полина. Отец говорит, что война между цивилизованными людьми подчинена определенным законам. Но война, которую вы, сударыня, ведете против меня, — это война дикарей.
Гертруда. Ответьте тем же, если можете. Но в том-то и дело, что вы ничего не можете. Вы выйдете за Годара. Это отличная партия; и, уверяю вас, вы будете с ним очень счастливы, он не лишен известных достоинств.
Полина. И вы думаете, что я отступлюсь и спокойно предоставлю вам быть женою Фердинанда?
Гертруда. После тех немногих слов, которыми мы с вами обменялись ночью, к чему нам лицемерить? Я полюбила Фердинанда, дорогая моя Полина, когда вам было всего восемь лет.
Полина. Но теперь вам больше тридцати! А я молода! К тому же он ненавидит вас, вы ему противны. Он сам говорил мне об этом, ему не нужна женщина, способная так подло изменять, как вы изменяете моему отцу.
Гертруда. В глазах Фердинанда оправданием мне — моя любовь.
Полина. Он разделяет мои чувства по отношению к вам: он вас презирает!
Гертруда. Вы так полагаете? Что ж, дорогая моя, это только укрепляет меня в моих намерениях. Даже если бы я не домогалась его из любви, Полина, то после твоих слов я не уступлю его из мести. Разве, когда он ехал сюда, он не знал, кто я такая?
Полина. Не сомневаюсь, что вы поймали его в ловушку. Ведь вы только что расставили ловушку, в которую мы с ним оба попались.
Гертруда. Послушайте, дорогая моя, одно-единственное слово сейчас разрешит наш спор. Разве вы сами сотни, тысячи раз не собирались в порыве великодушия принести ради Фердинанда любые жертвы?
Полина. Собиралась.
Гертруда. Например, бежать из отцовского дома, уехать из Франции, пожертвовать своею жизнью, честью, спасением души?
Полина. Я охотно пожертвовала бы ради него и собою, и небесами, и всем миром.
Гертруда. Так вот то, о чем вы только мечтали, я осуществила. И поэтому я не остановлюсь ни перед чем, даже перед смертью.
Полина. Итак, вы сами вынуждаете меня защищаться. (В сторону.) О, Фердинанд!
Гертруда тем временем подходит и садится на диван.
Любовь для нас дороже жизни, она сама это сказала. (Гертруде.) Сударыня, вы сами исправите все то зло, которое вы мне причинили; сами устраните все преграды к моему браку с Фердинандом. Да, вы имеете безграничное влияние на отца, и вы докажете ему, как нелепо ненавидеть сына генерала Маркандаля.
Гертруда. Вот как!
Полина. Однако вы это сделаете, сударыня!
Гертруда. Какими же такими грозными средствами вы рассчитываете воздействовать на меня?
Полина. Вы ведь знаете: мы с вами ведем войну дикарей.
Гертруда. Скажите лучше: женщин. Это куда страшнее. Дикари причиняют страдания лишь телу, а мы раним стрелами сердце, самолюбие, гордость, душу; мы губим само счастье.
Полина. Именно так я и поступлю: я поражу вас в самое сердце. Поэтому, любезнейшая и глубокоуважаемая моя мачеха, не позднее завтрашнего дня вы уничтожите препятствия, разделяющие нас с Фердинандом; в противном случае отец узнает от меня все подробности вашего поведения не только до замужества, но и после.
Гертруда. Ах, так вот какое у вас оружие? Бедняжка! Да отец никогда не поверит вам.
Полина. Я знаю, как велика ваша власть над моим бедным отцом, но у меня имеются доказательства...
Гертруда. Доказательства! О, доказательства!
Полина. Я была в комнате Фердинанда (я ведь очень любопытна!) и нашла у него ваши письма, сударыня; и я выбрала такие, которые откроют глаза моему отцу, ибо докажут ему...
Гертруда. Что?
Полина. Все, все!
Гертруда. Но... несчастный ребенок! Это же воровство, это убийство. И в ваши годы...
Полина. А разве вы только что не убили мое счастье? Разве вы не заставили меня при отце, при Фердинанде отречься от моей любви, от счастья, от самой жизни?
Гертруда (в сторону). О, это только хитрость, Она ничего не знает! (Вслух.) Это хитрость, я никогда ему не писала... Это ложь! Этого не может быть! Где эти письма?
Полина. У меня.
Гертруда. В твоей комнате?
Полина. Оттуда, где они спрятаны, вы их никогда не достанете.
Гертруда (в сторону). Чудовищные замыслы один безумнее другого кружатся в моем больном мозгу. Рука сама ищет оружия. Вот в такие мгновения люди и становятся убийцами. Ах, так бы ее и растерзала! Но, боже мой, боже мой, не оставь меня, не лишай рассудка. Как быть?
Полина (в сторону). О, благодарю тебя, Фердинанд! Теперь я вижу, как велика твоя любовь ко мне; я могу отомстить ей за то зло, которое она сейчас причинила нам... И она сама спасет нас!
Гертруда (в сторону). Письма, вероятно, при ней. Как бы узнать наверняка? А-а! (Подходит к Полине.) Полина! Если бы письма были у тебя давно, ты знала бы о моей любви к Фердинанду. Значит, ты взяла их недавно?
Полина. Сегодня утром.
Гертруда. Ты их прочитала не все?
Полина. Не все, но достаточно, чтобы понять, что они вас губят.
Гертруда. Полина! Твоя жизнь только еще начинается. (Стук в дверь.) Фердинанд — первый мужчина, молодой, воспитанный, талантливый — а он действительно талантлив, — который встретился тебе; но ведь мужчин на свете много. Фердинанд жил почти под одним с нами кровом, ты видела его каждый день, и поэтому именно на него обратились первые порывы твоего сердца. Я понимаю тебя, это вполне естественно. На твоем месте я, несомненно, испытала бы то же самое. Но, крошка, ты не знаешь ни света, ни жизни. И если, подобно многим женщинам, ты ошибаешься, — а ошибаться так легко, — у тебя еще остается выбор; а моя молодость позади. Фердинанд для меня все, ибо мне уже за тридцать, и ради него я посягнула — страшно подумать! — на честь старика. Перед тобой открыты все пути, ты можешь полюбить еще кого-нибудь, и полюбить сильнее, нежели теперь... так часто бывает в жизни. Откажись от него — и ты найдешь во мне преданную рабу. Я буду тебе более чем матерью, более чем другом, я буду тебе предана всей душою. Смотри! (Становится на колени и поднимает руки к корсажу Полины.) Вот я у твоих ног, а ведь ты — моя соперница. Разве может быть унижение сильнее? И если бы ты только знала, чего это стоит женщине! Сжалься, сжалься надо мною! (Сильный стук в дверь. Пользуясь испугом Полины, Гертруда нащупывает на ее груди письма). Верни мне жизнь... (В сторону.) Письма при ней!
Полина. Оставьте меня, сударыня! Ах, не звать же мне на помощь! (Отталкивает Гертруду и отпирает дверь.)
Гертруда (в сторону). Я не ошиблась; они при ней. И нельзя их оставлять у нее ни на час.
ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
Те же, генерал и Вернон.
Генерал. Заперлись вдвоем! Что за крик, Полина?
Вернон. На вас лица нет, дитя мое... Дайте-ка пощупаем пульс!
Генерал. Да и ты взволнована!
Гертруда. Мы просто шутили, хохотали. Не правда ли, Полина... крошка... ты смеялась?
Полина. Да, папочка. Мы с мамочкой очень весело провели время.
Вернон (шепотом Полине). Ложь, и к тому же весьма неуклюжая.
Генерал. Разве вы не слышали, как я стучался?
Полина. Слыхали, папочка, но мы не знали, что это ты.
Генерал (Вернону). Они объединились против меня. (Вслух.) О чем же у вас тут шла речь?
Гертруда. Ах, боже! Друг мой, вам все нужно знать. И поводы, и причины, и все сию же минуту. Пойду позвоню, чтобы подавали чай.
Генерал. Нет, все-таки...
Гертруда. Ах, что за тирания! Ну, мы заперлись для того, чтобы нас не застали врасплох; разве не ясно?
Вернон. Что и говорить, вполне ясно.
Гертруда (шепотом). Я хотела выведать у вашей дочери ее секреты, а они у нее есть, это не подлежит сомнению. А вы являетесь... ведь для вас же я хлопочу... ведь она не моя дочь... вы являетесь сюда, словно атакуете неприятеля, как раз в ту минуту, когда я вот-вот должна была узнать нечто очень важное.
Генерал. Графиня де Граншан! Со времени приезда Годара...
Гертруда. Ну вот, теперь начинается с Годаром...
Генерал. Не обращайте в шутку мои слова. Со вчерашнего дня у нас все идет вверх дном. И, черт побери, я желаю знать...
Гертруда. Ах, вот как! Таким тоном вы говорите впервые, сударь. Феликс, подайте чай... Двенадцать лет счастья — вам это приелось?
Генерал. Я никогда не был и не буду тираном. Час тому назад я пришел некстати во время вашего разговора с Фердинандом, сейчас я опять явился некстати, когда вы говорили с моей дочерью. Наконец, прошлою ночью...
Вернон. Ну, генерал, ссорьтесь с женой сколько вам будет угодно, но только не при всех.
Слышится голос Годара.
Вот и Годар. (Шепотом генералу.) Где же ваше обещание? Я, как врач, хорошо знаю женщин; с ними надо поступать вот как: не мешать им обманывать, но хорошенько наблюдать за ними... В противном случае — резкое слово вызовет слезы, а коль скоро сия гидравлическая система приходит в действие, она может утопить любого мужчину, будь он хоть трижды Геркулес.
ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
Те же и Годар.
Годар. Сударыня, я уже являлся, чтобы засвидетельствовать вам свое почтение, но наткнулся на запертую дверь. Здравствуйте, генерал.
Генерал, не отрываясь от газеты, машет ему рукой.
А, вот и мой вчерашний противник! Собираетесь взять реванш, доктор?
Вернон. Нет, собираюсь чай пить.
Годар. Ах, вы придерживаетесь этого англо-русско-китайского обычая?
Полина. А вы предпочитаете кофей?
Гертруда. Маргарита, подайте кофей.
Годар. Нет, нет, позвольте мне тоже чаю; это внесет разнообразие. Кроме того, вы завтракаете в полдень, и кофей с молоком только испортит мне аппетит. Да признаться сказать, англичане, русские и китайцы отчасти правы.
Вернон. Чай, сударь, превосходный напиток!
Годар. Когда он хорош.
Полина. У нас, сударь, караванный чай.
Гертруда. Доктор, вот газеты. (Полине.) Поди, деточка, займи господина де Римонвиля, а я заварю чай.
Годар. Быть может, для мадемуазель так же неинтересен разговор со мною, как и я сам?