Глава 24. БУЛЬОН ДЛЯ СЕРИАЛОВ
«Утверждение о том, что всегда и у всех народов были сексуальные маньяки, наверняка ложно. Целые периоды человеческой истории обходятся без них: их нет в тщательно фиксированных хрониках Древнего Китая, не пестрят ими моноготари Японских островов, нет в летописях Древней Руси. Святая инквизиция, тщательно отслеживая поведение людей через сети поиска ведьм и к ним причастных, также не отводит места. Инквизиторы отмечают любопытные факты о том, что некоторые женщины в Гессене раздевались, как бы в позе для совокупления и ложились на пригорках, надеясь на плотское соитие с инкубами (блудными фавнами)[3]. Во всей сибирской истории XIX века полной всяких чудачеств, пьянок, похождений, убийств зафиксирован всего один случай, похожий на поведение маньяка. Он настолько врезался в память, что его расписывали более пятидесяти лет. Злодей, убежавший из тюрьмы, поймал девушку, собиравшую землянику, изнасиловал и произвел невероятное зверство. У несчастной была отсечена голова, по локоть отрублены руки и по колено отсечены ноги. Одной отрезанной грудью был заткнут рот, а другой…»[4]. Вот, казалось бы, люди очень жестокие — кидани, калмыки, монголы, чжурджени — должны были культивировать и славить маньяков. Однако нет, хотя их история наполнена необычными явлениями. Так, защищая город от нападающих, кидани собрали своих стариков и старух (то есть отцов и матерей), их убили, а их головы использовали в качестве метательных предметов, а жиром трупов полили стены, чтобы они были скользкими и этим же жиром поджигали камнебросальные машины осаждающих. В калмыцких сказках описывается как дети, играя друг с другом, сдирали друг с друга сладкие коросты и их ели, то же самое делали с личинками оводов-пауков, выдавливая их из спин смирно стоящих животных. Монголы часто родившегося младенца бросали в снег, на мороз, потом забирали: выживет — будет богатырь, умрет — жена нового родит. Сексуальных маньяков среди них и подавно не сыщешь. Темпераментнее людей на свете чем зулусы не найдешь — всегда наготове любую приголубить. Известно, что их вождь Чака Зулу, скорбя по смерти матери, хотел, чтобы и его войны разделили печаль. Он их построил в круг и перед ними заставил танцевать красавиц. Тех богатырей, у которых основной орган не подчинялся трауру, тут же убивал. В Африке в истекших веках некоторые племена не хоронили своих соплеменников, а передавали дружественным соседям для завтрака и обеда, те в свою очередь своих мертвецов — для ужина. Кровью обливались и купались в ней, но вот факт — сексуальные маньяки отсутствуют.
Многочисленные патологии, давайте их перечислим без расшифровки, которую каждый найдет в словарях (вуайризм, гетерохромофилия, геронтофилия, зоофилия, клизмофилия, мазохизм, нарциссизм, некрофилия, нимфомания, педофилия, паролангия, плюрализм, садизм, салиромания, танатофилия, трансвестизм, эфебофилия, эксгибиционизм и т. д.) появились в основном лишь в наше время, раньше это были единичные случаи. Ареал патологий на сексуальной почве — большие европейские, американские, урало-сибирские города. Сельская местность редко присутствует. Маньяками почти никогда не являются местные жители, обычно они мигранты. Иначе чем чудом это не назовешь, отсутствует прелестный пол — нет маньячек, хотя под них часто подделываются некоторые популярные певицы и политические дамы лесбийского толка, с ярко выраженными мужскими чертами. Поворошим историю и заглянем под углом национальным — Армения, Грузия, Таджикистан, немецкие, чешские, татарские колонии в России, местечковая разлитость евреев от Вислы до Днепра, сколько не листайте, а имеются описания сел, родов, фамилий и т. д., следа маниакальной страсти не видно. Чудаков, да каких, на сексуальной почве полным полна коробушка, тут ни север, ни юг не знают исключений. В Усть-Сысольске (нынешний Сыктывкар) проживал великолепный печник — печи жаром пылали, дрова в них гудели, тяга в любую погоду, что в бури, что в морозы, клал женщинам бесплатно, а странность была — только труба за конек крыши выйдет, надо было (это у него закон) баньку истопить и печника-зырянина самолично вымыть, веничком похлестать и родниковой водой облить. Иначе и не могло быть речи о кладке печей.
Другая закономерность: маньяки встречаются среди армян, грузин, евреев, немцев, эстонцев и т. д., живущих вне своей, как сейчас принято говорить, исторической родины в массовом количестве. Двадцатый век, как никогда в истории, сорвал людей на принудительное переселение, сюда попали все слои, народы, классы. Отрыв человека от земли, рода, своей родины и народа, истории, религии — бросил в неизвестность, обернувшуюся одиночеством, привел к потере натуры и естества создав почву для отклонений и патологий. Бросок взвинтил нервозность и чувственность, которые на протяжении истории менялись — родовое, народное, национальное сопереживания сфокусировались в эгочувствительность. Последняя устранила сопричастность человека к человеку. Это безусловно ослабило самоконтроль и усилило отчужденность. Супружество переплетало людей не только интересами и жизнью, оно было основой всего сущего.
Синагогальные собрания евреев, общинные сходки русских крестьян, пасторские проповеди в немецких колониях, съезды-ярмарки у кочевых народов тундры и тайги глушили все то, что выходило за рамки принятого обществом поведения.
Подобное было не вмешательством, а отлаженным веками регулятором человеческих отношений, оно наполняло их теплотой и безболезненным встраиванием в житие. Вот посмотрите, сейчас Германия принимает сотни тысяч немцев — переселенцев из стран СНГ и замечено, что не превалирует общение по месту выезда (региона, города, страны), но до сих пор существенна та связь, которая сохранилась у старых людей по месту довоенного жительства (деревни волжских, черноморских, волынских, закавказских поселений). Почему? Да потому что эти прошлые, не разрушенные связи были богаче, чувственнее, религиознее и духовнее. Каждый юноша в колонии знал, что он женится, каждая девушка — что обязательно выйдет замуж. Жизнь наполняли связывающие воедино обычаи, ритуалы: посмотрите, насколько богат и торжественен институт сватовства у славянских народов, насколько регламентировано поведение шахденов (сватов) у восточно-европейских евреев и т. д. Анализируя трагические страницы в истории многих народов (к примеру еврейские, армянские, месхо-турец-кие погромы, вакханалии при вхождении армии-победительницы советской на территорию Пруссии во Вторую мировую войну), мы найдем там тьму садистских случаев, но без маньячного оттенка.
Криминологи не заметили, что из пойманных за последние десятилетия сексуальных маньяков ни один не был верующим (православным, католиком, мусульманином, буддистом), ни один не принадлежал к общинам староверов, группам протестантов, баптистов, свидетелей Иеговы, менонитам и т. д. Все маньяки сплошь атеисты-материалисты. Их никогда не посещала до ареста Молитва. Маниакальность — это не плавный переход, а обрыв в неосознанную в первобытную дикость индустриального общества и попытка у многих, при этом успешная, культивировать животную охоту. От охоты на зверей она отличается только речью; погоня за жертвой «захватывает», «влечет», «не может остановить», подбираются орудия — ножи, веревки, пыточные машины. Наше мышление так пронизано гегелевской причинно-следственной связью, что от нее мы не можем отделаться, и причину начинаем искать в детстве, условиях, родителях. Маньяки, стоит их поймать, начинают впридачу с родственниками и писателями описывать свои деяния в стиле «Жизни двенадцати Цезарей» Светония. В этом им помогает Зигмунд Фрейд — апостол таинственного, скрытого, накладывающего отпечаток из детского подсознания на все последующие поступки преступника. Маньяки это хорошо усваивают и так же, как писатели, находят причины своих преступлений в прошлом.
Краснодарский маньяк Анатолий Сливко так начинал по версии В. Бута: «Шел однажды Сливко по улице своего города, увидел толпу, подошел, пробрался вперед и перед ним открылось зрелище трагическое: на мостовой лежал мальчик — жертва уличного происшествия. У него было прекрасное лицо. Удивительно чистая, выглаженная школьная форма, белоснежная рубашка, пионерский галстук, черные брюки и черные ботинки с блестящими массивными носками. Когда глаза остановились на этих ботинках, а потом на крови, у Анатолия Сливко произошел оргазм»[5].
Ростовский Андрей Чикатило так поведал о своих первопричинах: «Родился я. на Украине в Сумской области, где еще помнят о голоде 30-х годов — специально организованном голоде. Вот там я и родился, вот там я и познал голод. И людоедство было. Нас, маленьких, родители все пугали людоедством. Закончил школу в деревне. Направлял на учебу все силы. Я учился и видел расстрелы. И бомбежки видел. И трупы видел, и руки разбросанные. Складывали их на подводы. Хоронили. Пухлый от голода лазил по бурьянам»[6].
У иркутского маньяка Василия Кулика вообще пусто в душе: «Мне не жаль своих жертв и раскаянье ко мне не приходит. Как-то не думаю о тех, кого убил»[7].
Осозновая свои преступные деяния, маньяки их объясняют тяжелым детством (А.Р. Чикатило), необычностью увиденного (А. Сливко), душевной черствостью (В. Кулик). Писатели подключают и природу и родовые приметы, им вторят родители и знакомые: «Фу, дьявол!», — испуганно произнесла женщина и, перекрестившись, побежала к хате. В это время, перекрывая шум дождя, послышался крик новорожденного», — так описывается появление Андрея Чикатило на свет[8]. Мать Василия Кулика Феодосия Степановна рассказывает: «Врач Шергина, которая меня консультировала, сказала, что мне рожать нельзя, что тот, кого я рожу, будет не человек. Я все же решила родить, и роды длились у меня с 10 по 17 января. Они прошли под наркозом. Когда я впервые увидела новорожденного, то ужаснулась: был он очень маленький, без ногтей, уши вдавленные, большой живот пульсировал так, что казалось, лопнет. Он появился на свет недоношенным, семимесячным. До полугода его не купали, так как кожа от воды начинала чернеть. Только в шесть месяцев он стал походить на ребенка»[9].
Американский коллега украинца Чикатило Тед Банди, убивший почти столько же женщин и девушек, сказал в интервью психологу Джиму Добсону истину: «Я хочу, чтобы люди поняли — я был нормальным человеком, не сумасшедшим. Люди должны понять, что те, кто попал под влияние насилия, не являлись монстрами от рождения. Мы ваши сыновья и ваши мужья, мы жили в обычных семьях»[10].
Расхожее мнение о том, что маньяки не контролируют свое поведение, находясь в стихии сексуального давления — ложь несусветная. Обратите внимание на их расчетливость в выборе объекта — их страстей удосуживаются слабые, немощные, дебильные: дети, девушки, старухи. Стоит нарваться на сильного и волевого, они пасуют. Описан же случай, как одна девушка, прижав детородный орган насильника, вытащила его на проезжую часть, усадила в такси и доставила в милицию. Тед Банди прав, маньяки — обычные люди, выпрыгнувшие из рамок общественного поведения, животные инстинкты которых не были подавлены или «насыщены до предела» (у некоторых склонных к патологии) в период социализации.
Живущие в деревнях и селах, где взаимоконтроль — важнейший фактор поведения и социального созидания человека, расскажут десятки историй о своих односельчанах. Одному в детстве нравилось мучить животных, он доходил до того, что хвосты крысам связывал, десяток блудных кошек повесил, наблюдая за их мучениями. Маньяком и садистом не стал. Другой в теплую весеннюю погоду занимался тем, что собирал на удобрение падаль, она в это время вздувается, находил удовольствие в ее потрошении и сжигании. Кто сейчас ему, отцу множества детей и хорошему хозяину, об этом напомнит.
Охотники — люди не сердобольные. Их дела жуть наводят. В прошлом веке забайкальцы так не любили волков — их уничтожали, как могли, и отравой, и многочисленными ловушками. Обнаружив логово с щенятами, детей сразу не убивали, а с живых снимали шкуры и оставляли такими. То же самое делали с оглушенными волками, еще живым затыкали пасть тряпкой, а зад палкой, и чулком снимали шкуру. Распотрошенный волк дурно пахнет и поэтому предпочитали внутренности не тревожить. Да и такие шкуры считались более прочными и мягкими, чем снятые с убитых животных. Среди охотников маньяков что-то еще не встречалось.
После Второй мировой войны в живых осталось много работников^групоносов, крематорщиков, участников эксгумационных раскопок на местах захоронения уничтоженных евреев, польских военнопленных, как и из местного населения, так и из узников гитлеровских и советских концентрационных лагерей; нам не известно, чтобы из этой категории кто то стал сексуальным маньяком.
Община, семья, род, национальная группа зорко следила за состоянием человека и делала все возможное, чтобы его поведение находилось в рамках приличия. Общество обладает огромным потенциалом нейтрализации: склонным к садизму представляли возможность стать бойцами — мясниками, шкуродерами, охотниками, медвежатниками. Боец в собственное удовольствие в кругу знакомых односельчан резал скот, палил на холодцы и зельцы ноги, головы, сдирал шкуры, он же хоронил падших животных. Сексуально озабоченному, что прекрасно показано в японском фильме «Нарайяна» находили подружку. Там один юноша не знал, что с собой делать, и спал с лайками. Община это приметила и ему помогла, как сейчас говорят, «справиться со своими трудностями».
Для людей с отклонениями в сторону маниакальности, куда входят не только половые извращения, но и разные виды подсматриваний в банях, туалетах, на пляжах, клептоматические «чудачества», связанные с «хитрыми» похищениями предметов, коллекционированием носовых платков, туалетной бумаги, нательного белья и т. д. (они, кстати, составляют 5,0–7,0 % населения) находили смягчающие варианты. На протяжении многих лет в Благовещенске на Амуре одна старая дама потешала население тем, что имела на спине вешалку и… туда подцепляла ворованные тапочки. Она считала, что ее никто не замечает, приносила тапочки домой, там их дети собирали и снова относили в обувные магазины. Были только смех и потеха для всех.
Стоит отметить, что в армейских частях и на флоте маниакальность практически не проявляется, но, ежели такого обнаружат, то излечивают по-своему — жестоко избивают, иногда к половым органам ночью привязывают предметы (обычно ботинки) и кладут их на подушку к спящему. Он, не разобравшись спросонья, ботинок кидает, длину броска рассчитывают и привязанный отделывается болезненным растягиванием наследства. Бывает (и это на самом деле зафиксировано) ботинок летит в форточку, открытый иллюминатор каюты и детородность… рвется. Замечено, что после избиения на сексуальной почве исчезает навсегда. Мы не найдем в монастырских общинах, хотя описаний блуда сколько угодно.
Кровопийцы, вампиры — ой, какая жуть!!! Рассмотрим спокойнее. Кровь — основа человеческой жизни, и этим она всегда приковывала к себе внимание и считалась источником оздоровления. Издавна кровью убитых животных и людей поливали цветы, удобряли поля. Знатные римляне, старики и старухи, бросались на умирающих гладиаторов и пили и лизали кровь из их ран. Десятки тысяч людей во Вторую мировую войну были спасены тем, что пили кровь умирающих или уже умерших, их поили врачи. Ни для кого это не секрет. Сейчас кровь пьют охотники, ветеринарные врачи, она входит в национальные напитки и кушанья народов Севера и Тайги. Те, кто имеет склонность к питью крови, различают и ее вкусовые качества, и для несведующих понятно, что кровь северных оленей отличается от бычьей. Непойманный каннибал Николай Джумагалиев — безусловно спец по части человеческой, пил кровь в основном женщин-немок из Казахстана и отмечал, что кровь баптисток более горькая, нежели кровь католичек.
Человек, существо всеядное, мясо — один из основных источников его питания, сейчас без подсказки не всегда различит ее разновидности, кошерную от трефной, колбасу со свиными добавками и свиную с добавками из говядины. В недалеком прошлом, всего то сто лет тому назад, человеческое мясо входило в меню народов Океании. У людей, приверженных нормам современной цивилизации оно под запретом. Те, кто вышел из этих норм, будет считать человечье мясо пищей и найдут смак в составлении «кулинарных рецептов». Известны случаи, особенно в голодное время, когда паталогоанатомы и работники моргов ели пищу, не успевшую перевариться в желудках только что убитых людей. В животном мире подобное тоже встречается даже у неплотоядных, так забайкальские лошади с удовольствием поедают желудок вместе с его содержимым у травоядных зверей — коз, косуль, сохатых.