– Никак. Материнский гормональный экстаз (кому достался; достается не всем, вам повезло) у высших приматов в лучшем случае длится около четырех лет. Потом – следующий этап жизни. В нем – свои радости и свои отношения с детенышами. А кто вы по профессии?
– Менеджер по персоналу. И я свою работу любила, увлекалась ей. Но когда дети родились, мне по-честному ничего другого не надо было. И… и мы не обезьяны! – в этом месте она гордо выпрямилась в кресле. – У нас есть ум (честь и совесть, подумала я), наши дети растут и обучаются долго, и мы можем, обязаны себя контролировать. И должны им дать… Наверняка есть методики…
– Может, и есть, просто я их не знаю, – примирительно сказала я.
* * *Проблема, которую я описала выше, встречается достаточно часто, а обсуждать ее как будто стесняются. Но вопрос таких матерей, попавших в одну из «ловушек природы», представляется мне важным и, безусловно, достойным обсуждения: умилительная радость от детского щебетания, непрерывной лепки из теста и делания картин из макарон была, но закончилась. Что делать дальше?
Идти от детей. Дети ни в чем не виноваты. Нужно продолжать с ними заниматься, оказывать им то внимание, к которому они привыкли, по-прежнему уделять основное время и силы их развитию. В этом и есть обязанность матери, особенно той, которая подходит к своему материнству осознанно.
Идти от себя. Если закончился период экстатической радости, значит, сама жизнь подсказывает, что нужно делать что-то другое. Изменить ритм, распорядок жизни. Отдать ребенка в сад, выйти на работу, вернуться к каким-то прежним занятиям, контактам или приобрести новые.
Вероятно, истина, как всегда, лежит посередине.
Уйти нельзя остаться
Женщина истерила. Достаточно, впрочем, аккуратно, без перехлеста. Нос и глаза покраснели, слезы лились, пальцы хрустели, но макияж еще держался. Я пережидала ее истерику, как пережидают непогоду на улице, под козырьком присутственного здания.
Она чувствовала себя заложницей ситуации, мечтала вырваться на свободу. О том, что такое эта свобода и где она расположена, не имела ни малейшего представления.
Она ждала от меня решения; у меня решения, конечно же, не было.
– У меня больше нет сил! Так дольше не может продолжаться! – громко всхлипнула она и подняла на меня взгляд, ожидая положенного кивка (как все женщины, склонные к истерии, она любила и умела играть в команде).
– Да нет, что вы, – возразила я. – Вполне может. И даже, скорее всего, продолжится.
– Что вы такое говорите?!
– Ровно то, что думаю.
* * *Обычное детство с обычными радостями и печалями. До школы и в первых классах любила рисовать цветы и принцесс. Отдали в художественную школу, оказалось академически-скучновато – не прижилась. Потом – никаких особых увлечений, если не считать постоянно меняющихся кумиров: музыкантов, певцов, актеров. Родители честно пытались «развивать» – водили в музеи, театры, на выставки. Она всему предпочитала болтовню с подружками и прогулки по магазинам. В подростковом возрасте иногда ни с того ни с сего начинала горько плакать. На вопрос: что случилось? почему ты плачешь? – отвечала зло: отстаньте, нипочему! В школе училась ровно – «три» – «четыре» по основным предметам, по дополнительным бывали и пятерки. Дисциплину соблюдала, строгих учителей боялась, родителей старалась не огорчать.
К шестнадцати годам семья заволновалась: а что она будет делать после школы? На семейном совете решили: поскольку никаких явных склонностей на горизонте нет, менеджер на соответствующем факультете экономического института – это будет самое то.
Честно отучилась пять лет, но так и не сумела мне объяснить, что это за образование такое. Работала в одной фирме, потом в другой. Сначала – практически секретарем, потом стала сама оформлять сделки, вести документацию. Коллектив ей нравился, она коллективу – тоже. Больше всего любила на работе перерывы – «собраться и поболтать с девочками». Будущий муж работал во второй фирме старшим менеджером. Комплимент, которым он потом поделился с ее родителями, – «удивительная, совершенно не испорченная девушка».
Он сразу хотел именно жениться. Все говорили: тебе повезло. Она не знала, что и думать, и на всякий случай думала то, что все говорили.
Он был ее первым мужчиной.
Она родила почти подряд (с разницей в полтора года) двух детей – мальчика и девочку. Подружки умилялись, восхищались и завидовали. Это было приятно. Ей нравилось одевать детей и оборудовать детскую. Еще она любила цветы и красиво выращивала их на подоконниках.
Когда дети чуть подросли, ей стало скучно. Подружки повыходили замуж или просто тоже кого-нибудь родили. Она все это уже проходила. Муж сказал: если хочешь работать – иди, наймем няню. Она вспомнила сделки и бумажки в своей последней конторе и отрицательно помотала головой. Потом она открыла для себя интернет. Там было общение, свежий ветер новых миров. Но там же ей в первый раз и сказали: ты всегда все делаешь, как тебе говорят. Учителя, родители, начальники, теперь – муж. А где же твоя собственная личность? Она задумалась: и в самом деле, где она? Личности обнаружить не удалось, зато в интернете весьма кстати нашлись тренинги личностного роста. Она сходила на один, потом на другой и сделала очень много тревожащих открытий. Оказывается, она не прошла сепарацию от родителей. Оказывается, она не любит собственного мужа, а просто к нему привыкла. А он ее использует: семейный дом для него – просто удобная и сравнительно недорогая гостиница с едой, полным обслуживанием, сексуальными услугами, да еще в комплект входит и удовлетворение инстинкта продолжения рода. И самое страшное: детей она тоже, кажется, не любит, потому что не может принять их «как они есть» (последний по времени тренинг был про детско-родительские отношения) и пытается переложить на них свои проблемы. Обнаружив такой свой личностный крах по всем линиям, она запаниковала, стала срываться на детей и на мужа. Муж флегматично посоветовал ей взять себя в руки или лечиться таблетками.
Она поняла, что надо срочно бежать, спасаться, иначе она так никогда личностью и не станет и все настоящие радости жизни пройдут мимо нее. На очередном тренинге (кажется, «Открой в себе Настоящую Женщину») ее горячо поддержала вся группа.
Она задумалась о разводе и поделилась своими мыслями с подружками и родителями. Все они дружно пришли в ужас и велели ей «не нести ерунды», «подумать о детях» и «открыть наконец глаза на реальность этого мира». Она уверилась в том, что все ее близкие против того, чтобы она становилась личностью.
Девочка начала грызть ногти. Мальчик (старший дошкольник) снова начал пи́саться по ночам. На консультационном сайте известный психолог написал ей, что во всем виновата ее нерешительность: она не может, не осмеливается проявиться, сделать шаг к себе, а дети страдают. Она не любит своего мужа, это очевидно, – значит, его надо бросать. Мы живем не в эпоху «Домостроя». На очных или скайповых платных консультациях психолог готов был все рассказать подробнее.
Она уложила детей, выпила полбутылки кофейного ликера и, когда муж пришел домой с позднего совещания, сообщила ему, что хочет развода, потому что больше не может всего этого выносить. Он затащил ее в ванну, заставил принять душ, а потом уложил спать. Сам лег на диване в гостиной. Утром ей было очень гадко и стыдно и хотелось послать кого-нибудь матом (при том что она никогда, даже в подростковости, не употребляла обсценной лексики) – то ли мужа, то ли того психолога, то ли себя. Впрочем, мужа уже не было – он ушел на работу.
* * *Постепенно всхлипывания затихли.
– Если вы за личностью пришли, то это не ко мне! – решительно сказала я.
– А к кому же?
– Ну… Не знаю… Может, к психоаналитикам?
– А мне это поможет?
– Думаю, нет.
– Но почему?
– Ну сами подумайте: зачем вам личность от психоаналитика?
– А как же тогда?
– Неправильно сформулирован вопрос.
– А как правильно?
– Правильно так: что же это такое? (Все это время я прилежно удерживаюсь от улыбки, сохраняя полную серьезность.)
– Да, да! Что же это такое?
– Иногда это называют кризисом тридцатилетия. Как это называется у Эрика Эриксона – сейчас не вспомню, простите. Но у вас это еще осложнено тем, что не пройдена пара предыдущих кризисов.
– А что это значит?
– Это значит, что потребность в расширении (расширении, а не сломе!) границ личного мира абсолютно нормальна для человека в вашем возрасте и положении. «Это что же, теперь всегда так будет?! Я категорически не согласен! Надо добавить что-то еще!»
– То есть со мной все нормально?!
– Безусловно. Вы ведь всегда были хрестоматийны, с детства по всем показателям попадали едва ли не в середину кривой нормального распределения. Вот и кризис тридцатилетия настиг вас практически сразу за юбилеем. Но вот что еще сыграло: за всеми важными ответами в своей жизни вы привыкли обращаться куда угодно, только не к себе самой…
– Это потому что у меня нет личности… – снова опечалилась она.
– Да ради бога! Вот эта самая ваша отсутствующая личность как раз и привыкла… И, пока развитие автоматически шло на подъем, среда все время отвечала слаженным хором: надо кушать, надо учиться, надо работать, надо замуж, надо детей… А вот теперь мнения разделились, потому что, знаете ли, в вашем возрасте уже «кто любит офицеров, а кто – свиной хрящик». И вот эта-то вдруг зазвучавшая разноголосица мигом и выбила вас из наезженной колеи. Что, в общем-то, не так уж и плохо…
– То есть я, может быть, все-таки люблю своих детей? – она с надеждой подняла на меня покрасневшие глаза.
– Совершенно не исключено, – я наконец позволила себе улыбнуться. – Более того, может быть, вы даже и мужа любите. Вы так про него рассказывали, что он мне с ваших слов понравился, а это, знаете ли, обнадеживающий в прогностическом смысле признак…
– И что же мне теперь делать?
– Опять ждете, что за вас решат?
– Нет, нет… Вы… Ну вы хоть направление намекните, куда мне думать. Если не с мужем разводиться и не личность искать…
– Вам нужно по своему вкусу выбрать дополнительный кусок мира, который вы хотите сожрать, раскрыть рот пошире и изо всех сил попытаться его откусить и прожевать. Если получится – решение кризиса у вас в кармане. Если не получится – попытайтесь еще раз, с чем-нибудь другим. И еще…
– Я бы хотела… я бы хотела дизайнером… хотя бы для себя…
– Отличное дело.
– Вы думаете…?
– Я ничего не думаю! Я, в отличие от вас, ни черта не понимаю в дизайне! – притворно рассердилась я.
– Да, да, поняла. Сама, сама, сама. Ухожу, ухожу, ухожу…
– Именно. Ну вот какая умница!
* * *Таких штук в жизни человека (в возрастной психологии) не одна и не две, но при том их – вполне ограниченное количество. И как же полезно все их знать заранее! Я бы ввела все это как обязательный курс для старших классов школы или в каждую училищную и институтскую программу. Так ведь нет! Многим сегодня преподают какой-то безумный курс «общей психологии». Недавно я пыталась найти хоть какие-нибудь его следы в головах своих студентов. Ни-че-го! И когда я, отчаявшись, спросила: «Ну что-то же все-таки у вас от него осталось?» – девушка с первой парты, честно глядя мне в глаза, ответила: «Тетрадка в 96 листов». Вот так.
Что со мной не так?
Эта история в какой-то степени – в пандан к предыдущей. Тоже про потерянную личность, и тот же возрастной период, и те же задачи расширения. Только другой конец отрезка.
– Я не люблю своего ребенка.
– Что ж, бывает, – я пожала плечами. – Причем чаще, чем принято думать.
Женщина выглядела очень ухоженной и очень социальной. Вряд ли ребенку непосредственно что-то угрожало.
– А сколько ему лет?
– Шесть с половиной.
– Хороший возраст.
– Я к вам записалась, якобы чтобы поговорить, в какую школу его отдавать и всякое такое. Но только это вранье.
– Отлично, что вы это понимаете.
– Вам что, все будет нравиться, что бы я ни сказала?! – она чуть повысила голос.
– Ну откуда же я знаю, что вы еще скажете… – примирительно заметила я.
Она помолчала, чуть раздувая крылья красиво вылепленного носа и явно беря себя в руки.
– Я так понимаю, что помощь нужна мне самой.
– Вполне возможно. Может быть, вы расскажете, что вас тревожит?
– Что-то не склеивается, – подумав, сообщила мне клиентка.
– О, это практически всегда так! – подбодрила я ее. – А можно конкретней?
Имя – Марианна. Выросла в приличной, образованной, амбициозной семье. Поступила в хорошую гимназию, вопрос об успеваемости никогда не стоял. Занималась музыкой, художественной гимнастикой. Отец с матерью развелись, когда ей было двенадцать, через некоторое время (не скоро, Марианна была уже практически взрослой) у обоих сложился второй брак. Есть младший брат (по матери) и сестра (по отцу). С братом и сестрой большая разница в возрасте, отношений практически никаких. С отцом после развода всегда поддерживала связь, он имел на нее влияние.
– Главное – это не быть в стаде, – говорил отец. – Ты отдельна и уникальна, помни об этом. Тебе многое дано. Уважай сама себя, достигай успеха, и тогда и только тогда тебя будут уважать другие.
Марианна, в общем-то, и сама так думала и старалась соответствовать: стремилась, достигала, ценила свои успехи. В гимназии ее окружали дети и подростки со сходной жизненной позицией, вечно занятые в кружках и уроками, поэтому приятелей у нее всегда было много, а близких друзей – практически не было. Дружба требует сил, времени, терпения, компромиссов. Чего-то из этого набора не было в наличии, что-то – не очень хотелось тратить. Почему я должна?
Мама научила Марианну следить за собой, купила ей первый абонемент в фитнес-клуб.
– От того, как ты выглядишь, какая у тебя фигура, кожа, здоровье, насколько со вкусом ты одета, зависит отнюдь не только первое впечатление, – объясняла она дочери. – То, как ты себя чувствуешь, напрямую отражается на том, как ты подаешь себя миру и как он принимает тебя. Сразу показывает тот уровень, на который ты претендуешь.
Марианна хорошо понимала справедливость всего этого и тщательно подбирала гардероб, косметику, средства ухода за телом и лицом. Делала гимнастику, ходила в бассейн. Выглядела всегда хорошо. Умела улыбаться «американской» улыбкой.
– Еще в академии мне в первый раз показалось, что здесь что-то не так, – заметила Марианна. – Я училась на самом престижном факультете, была на хорошем счету, считалась красивой и успешной, у меня была компания, какие-то романы, мы компанией весело проводили время, ходили в клубы, посещали выставки, кинопоказы… Но в какой-то момент весь мир как будто заволокло некой пленкой. И стало трудно дышать. Мама отвела меня к врачу, он прописал таблетки. И они, наверное, помогли. Где-то через два месяца все стало намного лучше, мир опять обрел краски.
Уже на последнем курсе академии Марианну пригласили на хорошую, престижную работу в городской администрации. Она успешно прошла стажировку, получила место и очень приличную для юной девушки зарплату. Нравы в конторе были весьма суровые, подковерная борьба вокруг кормушки шла с неослабевающей интенсивностью, но девушка справлялась и всегда держала голову высоко, а нос по ветру. Карьерный рост имел место быть. Сверстники завидовали. Папа и мама, несомненно, были тактически правы: на работе Марианну уважали, и ее претензии были для всех очевидны.
Шли годы. Марианна купила квартиру, обставила ее. Выходные, праздники и отпуска проходили отнюдь не в одиночестве, но были как-то подозрительно похожи одни на другие.
– Я ходила на работу, в зал, к косметологу, ездила за границу, следила за модой, диетой и стулом… Иногда чувствовала себя цирковой лошадью с плюмажем на голове, бегающей по арене. Иногда мне хотелось выть. В моем кругу не принято было о таком говорить, но однажды, будучи нетрезвой, я заикнулась… Мне тут же посоветовали психоаналитика. Он работал с моей личностью. Сначала было интересно, а потом мне показалось, что это все фигня, которая никуда не ведет, и он просто тянет с меня деньги. Я перестала к нему ходить. Мама сказала: тебе надо замуж. Тут выяснилось, что, хотя ухажеры и романы у меня всегда были в достатке, жениться на мне как-то никто особо не рвется. «Ты слишком самодостаточная», – сказал один из моих приятелей. И я подумала, что это правда. Мы все были самодостаточные личности, нас такими воспитывали семья и школа. Зачем мне еще кто-то, кроме меня? Но я уже поставила задачу и все-таки вышла замуж. Мы прожили около года и разбежались, в общем-то, оставшись в хороших отношениях. «Надо приспосабливаться», – учила меня мама весь этот год. Это было новостью, и я так и не поняла, зачем мне это делать. «Ребенок все изменит!» – сказала мама. Так не только она, так многие говорили.