Не будучи шахматистом (древняя игра требует все же интеллекта), Сталин все первые годы без Ленина — критический период конкуренции — ведет свою партию как универсальный гроссмейстер. Глубокие стратегические замыслы он сочетает с острыми, неожиданными тактическими ударами. Тут и замаскированные маневры тяжелых фигур, и жертвы фигур легких, «тихие» ходы безобидных пешек, умелое построение связок и постановка вилок… Непрерывно атакуя, Сталин не чурался отступлений, когда нужно перестраивал резервы, менял направление атаки.
Если окинуть взглядом историю борьбы за верховную власть в партии, нельзя не подметить одного ценного качества Сталина, политического стратега: даже в самых критических ситуациях он успевал рассчитать варианты на несколько ходов дальше нежели конкуренты. Дальше и точней. И еще одна способность — неутомимость. Сталин не прекращал попыток подавить, обезвредить конкурентов ни днем, ни ночью, он не оставлял их в покое ни на час.
Эту напряженную борьбу-работу Сталин вел на всех уровнях — на местах и в ЦК, в правительстве, в ведомствах военном, иностранных дел и, конечно же, в органах охраны власти. Не забывал он и профсоюзы, и Коминтерн.
Набрасывая сети на все важные партийные и государственные органы, он расстанавливал своих людей, выявлял потенциальных союзников и врагов, преданных слуг. И непокорных, инакомыслящих. Он намечал будущие жертвы, которых «ради дела», то есть своей личной власти ради, «придется» потом убить… Такая судьба ожидает Зиновьева и Каменева. И Угланова, принявшего сторону нового вождя.
На объединенном пленуме ЦК и ЦКК 25 октября двадцать пятого года сталинские подсадные утки набросились на Троцкого. Но Троцкий болел, и Сталин не решился применить к отсутствовавшему члену Политбюро «оргвыводы».
Не только чувство меры продемонстрировал тогда генсек. Он провел великолепный маневр; пленум признал демократический принцип решающим в партийной работе. А на XIV съезде генсек заявил: «Руководить партией вне коллегии нельзя. Глупо мечтать об этом после Ильича»[79]. Так Сталин выбил из рук Троцкого главный козырь.
Маневр демагогический, что говорить, но своевременный, а потому — эффективный.
В декабре 1925 года составился конкордат — к триумвирам присоединился Троцкий. Но уже через несколько дней союз распался и Троцкий вновь стал призывать молодежь — спасти партию от перерождения. Его выступления направлены против бюрократической системы, зажима демократии, против диктаторства.
Зиновьев — один из тех, кого Сталин более всего опасался, возглавлял исполком Коминтерна. Однако ключи к власти находятся в Кремле. Сталин это убедительно доказал. На очередном пленуме ЦК Зиновьев обвинен в ряде политических прегрешений. Оказывается, он превратил Коминтерн в подобие… «теплицы».
Шум умело организован — Зиновьев выведен из ПБ.
Первый шаг сделан. Троцкому надо сейчас улыбаться. Главное — расколоть оппозицию.
Разделяй и властвуй.
Свои позиции Сталин укреплял с большим тщанием, не спеша. На первых ступенях к абсолютной власти он не зарывался, нет! Это потом он отбросит маневры, забудет тактику компромиссов.
В первые после смерти Ленина годы он лавирует-маневрирует, ищет союзников в среде сильных, притворяется этаким политическим аскетом, партийным тружеником… Но ведь он тогда и был неутомимым тружеником. Чего стоили труды-заботы в подборе кадров, чего стоила подготовка каждого заседания пленума ЦК, Политбюро, Секретариата…
А съезды партии? Тут требовалась подготовка тщательная — ювелирная отработка сценария, каждой мизансцены. Съезд — это спектакль, тут можно сорваться, а можно (и должно!) завоевать успех у публики, погреть руки на провале других участников представления. В технологии проведения съездов Сталин увидел фактор решающий. Тут он сил не жалел. В совершенствовании технологии он мог положиться на таких опытных функционеров как Лев Каменев, Вячеслав Молотов, Лазарь Каганович…
Опытные технологи помогли Сталину извлечь максимум выгод из XII съезда партии (апрель 1923 года), ставшего переломным в борьбе за власть над партией.
Новая экономическая политика пока не приносила желаемых плодов. Промышленность все еще не вышла из затяжного кризиса. Сельское хозяйство, торговля запущены, государственный аппарат не справляется с руководством страной, а партию разлагают «уклонисты».
Об этом говорили делегаты съезда. А генсек слушал и готовил квалифицированный подвох главным конкурентам.
Троцкий ратует за установление «диктатуры промышленности»? Разоблачить его как врага, подрывающего союз рабочих и крестьян. (Потом Сталин, как истый троцкист, следуя этому плану, проведет индустриализацию за счет разорения деревни).
Бухарин и Сокольников за ослабление монополии внешней торговли? Осудить капитулянтов!
И — ни слова о личном руководящем участии в борьбе против ленинской линии.
Мдивани, Окуджава, Махарадзе против административного нажима при организации Закавказской федерации? Против великодержавного шовинизма в лице генсека и Орджоникидзе?
Что ж, запишем в резолюции съезда, что эти уважаемые товарищи страдают сразу двумя болезнями — местным национализмом и… великодержавным шовинизмом.
С послушным аппаратом да передовой технологией и не такое можно сотворить.
С помощью демагогических и организационных ухищрений Сталин склонял на свою сторону «болото», инертное большинство на съездах. Он постиг трудную науку лавирования между лидерами партии.
Незаметно для них неразумно-горячий товарищ Коба превратился в матерого волка. И когда старый большевик В.В. Осинский позволил себе на XII съезде критиковать партийное руководство, волк показал клыки. Вот как ответил генсек Осинскому:
«Он похвалил товарища Сталина, похвалил товарища Каменева и лягнул товарища Зиновьева, решив, что пока достаточно отстранить одного, а потом дойдет очередь до других. Он взял курс на разложение того ядра, которое создалось внутри ЦК за годы работы, с тем, чтобы постепенно, шаг за шагом, разложить все… Я должен его предупредить, что он наткнется на сплошную стену, о которую, я боюсь, он расшибет себе голову.
Пусть пожалеет себя товарищ Осинский»[80].
Итак, генсек «вступился» за Зиновьева. Осинский же — интриган, он пытается взорвать монолитную стену ЦК. А стена — это он, Сталин с соратниками. Что ожидает товарища Осинского? Время казней еще не пришло, и Сталин пока лишь угрожает партийному деятелю, соратнику Ленина. Публично, на съезде коммунистов угрожает.
Это произошло в апреле двадцать третьего года, при жизни Ленина. (Двадцать лет спустя, готовя к изданию пятый том «Сочинений», Сталин опустит фразу: «Пусть пожалеет себя товарищ Осинский»…)
Но Сталин не только угрожает. Двух лет не пройдет, как он совершит выдающееся политическое убийство.
Задумав после смерти Ленина убрать Троцкого с постов председателя РВС и наркома военно-морских сил, Сталин смирился с кандидатурой популярного в партии Михаила Фрунзе, победителя Врангеля. Осенью 1920 года Фрунзе дал согласие командовать Южным фронтом при одном условии — убрать из РВС Сталина. Ленин условие принял. Тогда Сталин на ближайшем заседании Политбюро, 1 сентября, попросил освободить его вообще от военной работы[81].
В 1924 году Фрунзе занял пост наркомвоенмора.
Эти стихи почему-то приписывали Маяковскому, но не он автор.
А Фрунзе, хотя он и уступал по всем статьям Троцкому, был не только видным революционером, но и признанным полководцем. Последнее время он работал заместителем Троцкого и вошел в состав Политбюро. Однако с Фрунзе у генсека получилась неустойка. Михаил Васильевич не принимал сталинского диктата в армии, и в спорах, возникавших в ПБ, нередко принимал сторону Зиновьева и Каменева.
…Теперь ключ от армии находится в руках Фрунзе. Но этот ключ должен быть у меня в кармане. Фрунзе, конечно, заслуженный товарищ, герой Крыма, соратник Ленина. Близкий соратник. Что ж, похороним его рядом с мавзолеем дорогого Ильича. А наркомом поставим Ворошилова. Клим один из самых покладистых дурачков. И народ его любит…
Фрунзе, активный участник революционного подполья, дважды выслушивал в суде смертный приговор, более семи лет провел в тюрьмах. Здоровье сорокалетнего наркома было подорвано, но он не обращал внимания на частые желудочно-кишечные кровотечения, на ослабленное сердце. Много работал, а дни отдыха проводил в лесу, на охоте. Лечил его опытный военный врач Мандрыка. Неожиданно дело осложнилось. В июле двадцать пятого с наркомом случились две автомобильные аварии.
Две подряд.
Клим Ворошилов рассказывал, что во время второй аварии Михаил Васильевич сильно повредил руку и ногу. Пришлось перенести операцию.
…В начале сентября Фрунзе поехал, вместе с Ворошиловым, в Мухалатку, на Крымский полуостров. С ним был доктор Мандрыка. Фрунзе чувствовал себя плохо, но бодрился.
В Мухалатке отдыхали Сталин, Шкирятов и еще несколько приближенных генсека. Сталин вмешался внезапно. Он отправил Мандрыку в Москву и вызвал из столицы профессора Розанова и Касаткина.
«Приезд московских врачей подействовал на Михаила Васильевича скверно,» — вспоминал Ворошилов в 1926 году[82]. 29 сентября Фрунзе выехал в Москву. Наркома положили в кремлевскую больницу. Она помещалась в бывшем Потешном дворце. Михаила Васильевича навещали родные, друзья. Всех допускали. Кроме личного врача Мандрыки.
Профессор Розанов настоял на операции, но в Кремле не было хирургического отделения. Фрунзе оделся, сам вышел к машине и поехал в Боткинскую больницу. 10 октября консилиум из семнадцати специалистов, большинством голосов, под явным давлением Розанова, решил подвергнуть больного операции. При этом никто из консультантов его не осмотрел[83]. Врачи знали, что профессор Розанов представляет здесь волю генсека. В восемнадцатом Розанов лечил раненого Ленина.
Современники, кажется, не успели назвать Сталина Великим Доктором (все остальное было), но факт остается фактом: на операции Фрунзе настоял Он. Спасая своего постоянного пациента, Мандрыка просил — уж если поступило такое распоряжение — не применять при операции общей анестезии. Ни в коем случае не применять.
Сталин отстранил врача.
31 октября 1925 года Михаил Фрунзе погиб на операционном столе от паралича сердца. Ему дали двойную дозу хлороформа. Вскрытие тела показало, что язва желудка зарубцевалась.
Фрунзе похоронили на Красной площади 4 ноября. О своей «безграничной скорби» говорил Иосиф Сталин. «Может быть, это именно так и нужно, чтобы старые товарищи так легко и так просто опускались в могилу»…[84]
…Прошло пять лет. Хирург С.П. Федоров (1869–1936), бывший лейб-медик Николая Второго, беседует с помощником начальника Главного лечебно-санитарного управления Красной армии Е.И. Ивановским. Сергей Петрович открыл коробку редких сигар, предложил гостю.
— Спасибо, я не курю, — сказал Евгений Иванович.
— Эту коробку мне подарил Серго. Я ведь его оперировал, почку удалил. Сто лет будет жить. А вот Фрунзе оперировали зря. Я возражал категорически: операция наркому была противопоказана. А Розанов взялся, и вот… зарезали.
Подобных свидетельств немало. Во всяком случае достаточно для того, чтобы придти к вполне определенному заключению. Люди, близкие к партийным верхам, не сомневались в том, что смерть Фрунзе — политическая акция устранения. Нашелся смелый (безрассудный?) писатель, описавший историю гибели наркома. В повести Фрунзе назван командармом, а Сталин фигурирует в роли «самого важного из трех» вождей партии. Командарм по указанию «самого важного» ложится на операцию и гибнет от чрезмерной дозы хлороформа.
Кто подсказал Борису Пильняку сюжет его «Повести погашенной луны»? Пильняк был знаком с Яковом Сауловичем Аграновым, членом коллегии ОГПУ. В тридцать восьмом Сталин уничтожит обоих — писателя и чекиста. На следствии Пильняк показал, что сведения об убийстве Фрунзе ему дал Агранов. Подтверждение этой версии нашлось в деле Агранова. Что с ними сделали, как их пытали?
В действительности Пильняк пользовался другими источниками.
Нашелся старый партиец, Г…ов, которого возмутила повесть Пильняка. Он спросил писателя:
— Как могло случиться, что ты написал такую клеветническую вещь?
— О гибели Фрунзе мне рассказал Александр Константинович Воронский. Подробности, детали сообщил Карл Бернгардович Радек…
Встретив Радека, Г…ов упрекнул его:
— Карлуша, зачем ты это сделал?
— Знаешь, в борьбе все средства хороши…
Позднее медицинское убийство станет излюбленным тактическим оружием Сталина. В двадцатые годы он пользуется еще не столь эффективными средствами.
* * *Однажды, лет двадцать назад, мне довелось вести концертную программу артистов филармонии. Перед началом концерта подходит молодая певица: «У меня к вам интимная просьба, молодой человек. Я знаю, вы товарищ опытный, и все же не забудьте после второй песни вызвать меня на „бис“… И потом, вас здесь все знают, ваши знакомые в зале могут проявить гостеприимство, тепло встретить приезжую певицу. Ну, вы же знаете, как это делается…»
Я не мог огорчить даму отказом, хотя как «это» делается знал лишь по книгам, да из рассказов старых артистов… В иные времена, в иных городах просто платили клаке и — успех обеспечен.
* * *Клака бывает разная — эстрадная, драматическая, оперная… Сталин создал партийную. Он обзавелся ею уже в начале двадцатых годов. Клака обслуживала его на заседаниях пленума ЦК, на партконференциях, съездах. Дружные ребята могли сорвать выступление любого партийного деятеля, будь то сам Троцкий. И Лев Давидович об этом знал.
…В декабре 1925 года Сталин обнародовал свою теорию построения социализма в одной стране. Это совпало с дискуссией о НЭПе и спорами об организационной политике ЦК на XIV съезде.
…Слово взяла Крупская[85]. Ей было что сказать о художествах генсека. Крупская с тревогой говорила о положении в партии и коснулась, между прочим, «теории» непременной правоты большинства. Сталинская клака устроила вдове Ленина настоящую обструкцию. Кто-то ехидно поздравил Троцкого с… новым соратником в лице Надежды Константиновны Крупской. Она растерялась…
Каменев оказался покрепче. «Давайте договоримся, — предложил он свирепоглазым крикунам, — если у вас есть поручение перебивать меня, то вы так и скажите… вы меня не заставите замолчать, как бы громко не кричала кучка товарищей»[86].
В заключение Каменев, уже высказывавшийся против теории «вождя», мужественно повторил главное:
«Сталин не может выполнить роли объединителя большевистского штаба… Мы против теории единоначалия, мы против того, чтобы создавать вождя!»
Зал на мгновение замер. Так бывает перед тем, как потрясенные ярким монологом зрители, разражаются овацией.
Настал один из тех кульминационных взлетов, в котором генсек старательно готовил клаку.
— Неверно! Чепуха!
— Сталина! Сталина!!
— Да здравствует Российская коммунистическая партия! Ура! Ура!!
— Партия выше всего!
— Да здравствует товарищ Сталин!!!
И клака подняла зал.
«Делегаты встают и приветствуют товарища Сталина»[87], — записала стенографистка.
Это ли не триумф клакового искусства?..
…На объединенном пленуме ЦК и ЦКК 1927 года (июль-август) Сталин высмеивает Каменева, потом выдвигает вздорные аргументы против статьи Зиновьева «Контуры будущей войны». Генсек не боится позы скомороха — клака во-время засмеется. И не забудет, к месту — а оратор уж выдержит паузу — крикнуть: «правильно!» и «позор!»