а) Сытин «странным образом» не интересуется положением фронта в целом;
б) Мы без него решили подготовить широкое наступление против белых;
в) Под это обещание немедля высылайте винтовки, орудия, боеприпасы, обмундирование — чем больше, тем лучше!
г) В противном случае… «мы вынуждены будем прекратить военные действия»[13].
Не оставим без внимания слог сталинской докладной. Оказывается, история призвала его к «ликвидации Донской Вандеи»…
Выполняя эту историческую миссию, Сталин «живой силы» не жалел. Он распорядился бросить в бой дивизию, на скорую руку сформированную из необученных новобранцев. Дивизия была захвачена противником целиком. Когда же В.М. Думенко удалось отбить красноармейцев, Сталин приказал казнить «изменников».
Чтобы добиться единства командования и обуздать, наконец, южного диктатора, центр направил туда члена РВСР К.А. Мехоншина. Вместе с П.Е. Лазимиром он вошел в РВС фронта. Но специальное предписание РВСР не подействовало. И протесты честного, отважного командира Николая Руднева. Опираясь на Ворошилова и Минина, компетентность коих в делах командования фронтом чрезвычайно сомнительна, Сталин организует травлю Сытина и Мехоншина.
«Я смещу своей рукой армейских командиров и комиссаров», — обещает он Ленину.
«У нас рука не дрогнет»…[14]
Новая склока встревожила центр. Свердлов телеграфно напомнил Сталину о том, что подчинение Реввоенсовету Республики обязательно для всех, включая членов ЦК[15].
Обсуждая еще в начале октября вопрос о безусловном исполнении партийными работниками решений центральных органов, ЦК имел в виду прежде всего Сталина, который довел Южный фронт до катастрофы. Откровенно враждебное отношение к военспецам, беспричинные репрессии, палочная дисциплина и мордобой в дивизиях, партизанщина на фронте и самоуправство в тылу, интриги против командующего и РВСР, — все это привело к огромным потерям. Шестьдесят тысяч бойцов своими жизнями оплатили сталинский авантюризм.
Имея в Царицыне столь полезного человека, белая армия, численностью всего в двадцать шесть тысяч, развила успешное наступление, окружила город с трех сторон, подошла к его стенам. Броневики, бронепоезда сутками не выходили из боя. Начальник артиллерии X армии Кулик расставил на окраине и по улицам города около трехсот орудий, но снаряды кончались. Решающий бой завязался ранним утром 22 октября. На балконе здания штаба X армии — К.Е. Ворошилов, С.К. Минин, Г.И. Кулик, Е.А. Щаденко, А.И. Селявкин. Лишь Сталин отсутствовал.
Бинокль приблизил поле боя, — казалось, дроздовские, корниловские, марковские полки вот-вот ворвутся в Царицын. Казаки, офицеры теснят и теснят защитников города. Вдруг в тылу и на флангах появились отряды всадников в черных бурках, словно тучи налетели. Грозно вспыхнули на солнце тысячи пик и сабель. Штабные на балконе окаменели. Сейчас тучи накроют красную конницу и все будет кончено.
…А всадники в бурках врубились в офицерские части. Оставляя сотни убитых, белые откатились от стен Царицына.
Командованию X армии было известно, что на помощь с Северного Кавказа идет Стальная дивизия Дмитрия Жлобы, но связь отсутствовала, подмоги сегодня никто не ждал. А Жлоба успел.
Окружение Царицына было прорвано, противник отброшен на 120 километров, за Дон.
Пять дней отдыхали жлобинцы. На шестой их вывели на главную площадь, построили дивизию в каре. На деревянной трибуне — члены РВС армии. Сегодня и Сталин здесь. Где же он был в день последнего боя? За Волгой, в своем поезде, под охраной латышских стрелков. Под этой же надежной охраной, усиленной бронепоездом, снятым с позиций, Сталин однажды посетил расположение войск. Так был обставлен этот единственный исторический визит на фронт. Он предпочитал отсиживаться на левом берегу Волги, появляясь лишь на заседаниях РВС. Последнюю неделю Сталин вовсе не показывался: началась эвакуация города, победными лаврами не пахло… В день последнего сражения он поспешил на пристань и стал решать актуальный вопрос — куда бежать: вверх по реке или вниз?..
Теперь другое дело! Можно подняться на трибуну и на правах вождя революционного Юга России приветствовать героев.
— Дорогой товарищ Жлоба! Никогда наша партия и советская власть не забудет твоего подвига — спасение Царицына. Никогда!
С этими словами Сталин вручил Жлобе огромный золотой портсигар с торжественной надписью. Орденов в ту пору еще не было и командиры с любопытством взвешивали на ладонях тяжелое золото.
А теперь посмотрим, как эти события отражены в «Краткой биографии» Сталина, точнее — автобиографии: ведь Хозяин лично проверял каждую строчку книги.
«Железная воля и гениальная прозорливость Сталина отстояли Царицын, не дали белым прорваться на Москву»[16].
Председатель РВСР Лев Троцкий не раз требовал отстранения Сталина и Ворошилова, людей вздорных, вредных, губящих дело[17]. В беседах с Лениным Сталин будет все отрицать и отстаивать Ворошилова как работника весьма ценного и незаменимого. Клим Ворошилов в долгу не останется — так распишет боевые «подвиги» своего патрона, «создателя» Красной Армии и всеглавнейшего организатора ее побед, что барону Мюнхгаузену завидно станет…
В Москве Сталин, достаточно скомпрометированный на Юге, пытается проникнуть в здание высшей военной власти. Но как обойти Троцкого? Лев Давидович пользуется полным доверием Ленина, сейчас его не свалить. А что если проникнуть в РВСР и попробовать изнутри…
Сталин уверяет Ленина, что отныне РВС Южного фронта станет образцом военной дисциплины — никаких конфликтов с главнокомандующим и РВСР. Ему удалось убедить Минина и Ворошилова беспрекословно подчиняться приказам центра. Сталин более не настаивает на удалении Сытина и Мехоншина, он готов даже сотрудничать с ними в совете Южного фронта. Отозванный из фронтового совета, Сталин мечтал вернуться туда уже как член РВС Республики. Статус члена ЦК плюс члена РВСР помогли бы ему занять позицию над советом фронта.
На Юге России Сталин затеял большую игру. Он побывал в роли диктатора. Вкусил крови. Кто подсчитает, сколько тысяч офицеров, солдат, красноармейцев казнено по его приказу?
В жизни Сталина Царицын — это ранний полигон.
Прозорливый Ленин заметил в Сталине 1918 года лишь неуживчивость и резкость, легко объяснимые «кавказским темпераментом». Ленин просил Троцкого «приложить все усилия для налаживания совместной работы со Сталиным»[18]. Но Троцкий еще в семнадцатом году понял: никакая плодотворная работа со Сталиным невозможна. И отклонил рекомендацию вождя. Он не хотел рисковать своим детищем, Реввоенсоветом.
Всего через год Сталин возьмет убедительный реванш. Он встанет рядом с Троцким на лестнице партийной иерархии. Если даже сделать скидку на услужливость редакции «Правды», поместившей информацию о составе президиума IX съезда партии, где имя Сталина значится четвертым — уже четвертым! — вслед за Лениным, Троцким, Бухариным, то сам факт «обгона» таких признанных партийных лидеров как Каменев, Рыков, Томский на третьем году революции можно рассматривать как большой успех будущего генсека.
Оппоненты
Обыватель тянется к сильной власти. И всякий раз ее получает: Наполеон, Гитлер, Сталин… История помнит многих кумиров толпы (только на имена их жертв память истории почему-то притупилась).
Российский обыватель, после разгромных, жестоких лет революций и гражданской войны, возжаждал порядок. Железная власть виделась ему как панацея от голода, разрухи, анархии. Нужен был диктатор — не обязательно мудрый, совсем не обязательно добрый…
Нужен был диктатор.
Так было не только во времена Полежаева, поэта.
Пока жил Ленин, мазохистские инстинкты толпы как-то сдерживались. Не стало вождя, и народ прорвало, он начал лепить нового царя-батюшку. Уже на XIV съезде партии «избранники народа» трижды устраивали генсеку бурные овации.
Приход Сталина к власти — случайность или необходимость? История уже ответила на этот вопрос. Сталин был актуален. Он появился в нужном месте, в нужный момент. В 1922 году одна парижская газета писала:
«Ленин смертельно болен. Когда он умрет, к власти придет этот волосатый ингуш и устроит им всем кровавую баню».
Поразительное предвидение. Но «бульварные газетенки» всякого там «белоэмигрантского отребья» ни Троцкий, ни Зиновьев не читали. Больной Ленин — тем более. А если бы и прочитали такое… Убийца под личиной энергичного генсека? Полноте.
Троцкий со своим гипертрофированным самомнением недооценивал пробивной силы Сталина. Превосходство над «серой кляксой» — так позднее он отзывался о Сталине — Троцкий считал столь очевидным, что позволял себе снисходительно взирать на политические шалости генсека.
Что только не делали фальсификаторы — ушедшие из жизни и нынешние — чтобы умалить значение Троцкого, так безыскусно воспетого поэтом-раешником Демьяном Бедным. Троцкий мог и вполне официально стать вторым, после Ленина, человеком в государстве, но упорно отказывался от поста заместителя председателя Совнаркома.
На XII съезде партии, да и не только тогда, Троцкий воздержался от дискуссии, а когда в 1927 году он решился, совместно с другими оппозиционерами, аппелировать к «партийным массам», поезд уже ушел…
Сталин как нельзя лучше использовал эти просчеты главного конкурента.
Зиновьев и Каменев не пожелали ручки белые марать в делах административных. Пусть, думали они, этим занимается Коба. Он, правда, необразован и груб, зато рука твердая. С нашей большевистской вольницей иначе нельзя. Посидит Коба немного в генсеках, а мы потеоритизируем.
Все они — Троцкий, Зиновьев, Каменев, Бухарин — смотрели на него как на провинциального актера, дебютирующего на столичной сцене. Его претензии на главную роль казались им смешными, ибо не были подкреплены настоящей школой и талантом. Генеральный секретарь? Забавно. Ну пусть себе потешится. Они не принимали Сталина всерьез. А когда поняли, что этот актер занял сцену навсегда, было уже поздно.
Особые виды на Сталина имел Каменев. Судьба связала их в годы Туруханской ссылки. Сохранилась групповая фотография, на ней Коба снят с Каменевым в обнимку.
…Весной 1915 года Григорий Иванович Петровский выступает на собрании ссыльных большевиков по поводу процесса над членами думской фракции большевистской партии. Сталин — единственный член ЦК, отказавшийся критиковать поведение Каменева на суде. Собрание поручило ему, вместе со Свердловым, составить резолюцию, но товарищ Коба неожиданно уехал к себе[19].
…Весна 1917 года. Каменев вместе со Сталиным, самовольно завладев редакцией «Правды», выступали по главным политическим вопросам против большевиков.
…Октябрь семнадцатого. Ленин в подполье, он клеймит позором штрейкбрехеров Зиновьева и Каменева. Сталин вступился за Каменева.
Долгие годы Коба ходил у Каменева в учениках, и Лев Борисович ни минуты не сомневался в том, что так будет всегда; он один из признанных вождей партии, да и разница в опыте руководящей работы, эрудиции, культуре слишком велика… С помощью Сталина можно укрепить свои позиции в Политбюро. Пора уже обзавестись своим генсеком, который будет выполнять его, Каменева, волю.
…2 апреля 1922 года, последний день работы XI съезда партии. Делегаты подходят к урнам и опускают бюллетени со списками кандидатов в члены ЦК. Голосование закончено, члены счетной комиссии вскрывают урны и недоуменно переглядываются: на многих бюллетенях сделаны приписки: «Сталина — генсеком, секретарями Молотова и Куйбышева».
Николай Алексеевич Скрыпник, председатель комиссии, не долго думал над разгадкой этого феномена и предложил аннулировать все бюллетени, поскольку налицо нарушение Устава партии: съезд не уполномочен избирать генерального секретаря.
Скрыпник не сомневался в том, что попытка предопределить результаты голосования будущего пленума ЦК исходит от Каменева и по поручению комиссии обратился в президиум съезда. Но Ленин рекомендовал оставить бюллетени, он сказал:
«Мы заставим Каменева выступить на съезде и на организационном заседании пленума ЦК и дезавуалировать этот маневр».
Пришлось Каменеву разъяснить делегатам мотивы своего поступка. Текст его выступления был напечатан в бюллетенях съезда, но бюллетени не сохранились, при издании протоколов съезда этот текст «пропал»…
На открытии организационного заседания пленума ЦК 3 апреля Каменеву пришлось выступить еще раз:
«Эти записи на бюллетенях никак не связывают пленум», — заявил он. После этого пленум вынес специальное постановление:
«Принять к сведению разъяснение т. Каменева, что им во время выборов, при полном одобрении съезда, было заявлено, что указание на некоторых бюллетенях на должности секретарей не должно стеснять пленум ЦК в выборе и является лишь пожеланием известной части делегатов».
Каменев еще не раз окажет ценные услуги Сталину. И Зиновьев тоже. Главное — не давать ходу вельможному Троцкому. Уж лучше тупой, да крутой Коба.
Объединиться Зиновьев с Троцким не могли, не хотели, — слишком амбициозны были оба. Каждый претендовал на роль вождя-идеолога.
В двадцать пятом году Крупская предприняла попытку объединить группу авторитетных партийцев с целью обуздать, наконец, Кобу. Она верила, что это еще возможно. Надежда Константиновна присоединилась к Зиновьеву, Каменеву, Сокольникову и надеялась вовлечь в оппозицию Г.И. Петровского, председателя Украинского ЦИКа. Она поехала к нему в Киев, но Григорий Иванович отказался участвовать в этом деле.
Через тридцать лет, после XX съезда партии, он выскажет друзьям запоздалое сожаление. И добавит: «Но в свете того, что мы знали тогда, в двадцать пятом, я себя не осуждаю…»
В ближайшем окружении Ленина был один человек, который знал, что Сталин — кость от кости уголовного мира. Этот человек, Яков Свердлов, со времен Туруханской ссылки избегал контактов с Кобой и бойкотировал его весь семнадцатый год. Но он рано умер — через полтора года после победы революции. А если бы остался жить, хватило бы у него принципиальности, мужества, наконец, чтобы закрыть перед Сталиным двери в ЦК и правительство?
Незадолго до смерти, весной 1926 года, Феликс Дзержинский, почувствовав реальную угрозу раскола партии, начал бить тревогу.
Не стало Дзержинского. А тревога все росла… Все больше партийцев видело от кого исходит главная опасность.
Летом двадцать восьмого года Бухарин убеждал Каменева:
— Если мы не объединимся, Коба подобно Чингисхану всем глотки перережет[20].
Но «правые» так и не объединились с Каменевым и Зиновьевым. Поговорили, поговорили и разошлись…
Так в тюремной камере загнанные под нары фраера шепчутся о своей горькой участи, а подняться против одного грязного урки не осмелятся. Где там!.. А иной готов пойти в услужение к главарю.
…На банкете по случаю возвращения челюскинцев, в тридцать четвертом году, с прозревшим было Бухариным случился рецидив слепоты. Он подошел к Сталину:
— Коба, я готов сам себе на голову на…[21] за то, что выступал против тебя.