А перед тем, как отойти ко сну, Лева молился Господу:
— Господи, Ты видишь, что эта работа мне не под силу, я не могу выполнять норму. Смилуйся, устрой все по-хорошему…
И что же? Наутро в его палатку (случайность то была или не случайность?) забежал один из верующих — брат-электрик.
– Послушай-ка, брат! — быстро проговорил он. — У нас начальник электростанции и механик ищут человека по учету электроэнергии и других различных работ. Может, ты справишься?
– Что ж, — ответил Лева, — я физику изучал — попробую.
В то время кроме охраны зоны лагерей на канале были сооружены дополнительные зоны оцепления. Правда, при необходимости заключенные могли выходить из зоны, но на это требовался особый пропуск. Получив его, Лева направился в контору электростанции. Местность вокруг была чудесная: камни, сосны… Электростанцию построили на берегу быстротекущей, порожистой карельской реки Выг.
Река Выг, Выговский край, Выгозеро… Как бы удивился Лева, если бы узнал, что примерно за 240 лет до постройки Беломорско-Балтийского канала как раз на берегах реки Выг — на том месте, где он впоследствии был сооружен, — коммуной жили русские люди. И именовали они себя почти так же, как Лева — христиане евангельского исповедания. Еще более Лева был бы удивлен, если бы узнал, что эти люди попали сюда, в столь глухие и нелюдимые тогда места именно из-за своих религиозных взглядов. Правда, они не были ссыльными. Они сами бежали сюда, в эту глухую, гиблую местность, спасаясь от «десятирожного зверя» антихриста и антихристовых властей. Их песни свидетельствуют о глубоком неприятии ими мира, в котором «градские законы» все истреблены, а сонмы мерзостей умножены и торжествует зло. Они не хотели и не могли мириться с такими порядками в обществе, при которых «в сластолюбии которые тех почтили, на седалищах первыми учинили, а собор нищих возненавидели. Лихоимцы все грады содержат, немилосердные в городах первые, на местах злые приставники».
Кто же были эти люди? Выговская общежительная пустынь была учреждена раскольниками-беспоповцами и получила название Выгореция. Основателем пустыни был старец Даниил — человек мягкого, незлобивого характера. Он предсказал, что «места эти распространятся и прославятся во всех концах. По-умножении же поселятся с матушками и с детками, с коровушками и с люлечками». Предсказание Даниила сбылось. Вот почему скит в память отеческого провидения и назвали Даниловским. Потом рядом с ним появился Алексинский (женский) скит.
Во главе Выгореции стояли такие выдающиеся люди, как братья Андрей и Семен Денисовы (из рода князей Мышецких). Особенно силен в риторских науках и философии был Андрей Денисов — незаурядный ум и высокообразованный по тому времени человек. О нем, его начитанности и влиянии на «рядовых» раскольников имеется много исторических свидетельств. Братья Денисовы были, между прочим, авторами широко известного в свое время полемического сочинения — «Поморские ответы». На первых порах скитники много бедствовали. Причиной были недороды из-за плохих климатических условий («зяблевые годы»), Но вскоре скит окреп и вырос в большое многоотраслевое коллективное хозяйство, и его по справедливости следовало бы отнести к числу наиболее ранних в нашей стране коллективных хозяйств, а точнее — коммун. В Выгореции, кстати, процветал на редкость вольномысленных дух в лучшем значении этого слова. Говоря словами М.М. Пришвина, который в свое время немало и с большой теплотой писал о Выговской киновии и о людях «древнего благочестия», «при царе Александре III приехал чиновник, все описал, все опечатал, и с тех пор Выгореция кончилась». Было это в 1854-55 годах. Историк свидетельствует, что не уцелели не только иконы и старые рукописи, даже скитские постройки — и те были разрушены.
Но все это было давно. А сейчас на дворе стоял 32-й год XX века и юный христианин Лев Смирнский направлялся в контору электростанции.
Начальство электростанции — такие же, как он, заключенные специалисты — встретили Леву приветливо, расспросили, за что он здесь, и, узнав, что попал в заключение за веру, по-доброму засмеялись.
— За что только теперь не сажают! — воскликнул механик, венгр по национальности. Он был когда-то участником венгерской революции, бежал в Россию, и вот теперь осужден как… контрреволюционер. «Вольная» профессия Гаспара Гаспаровича Леренса — инженер.
Заведовал электростанцией русский, из простых. Он похлопал Леву по плечу и отвел в контору:
— Вот это твоя комната — работай. Будут приносить тебе отчеты о расходе топлива, электроэнергии, все учитывай по форме. Дам тебе книги — занимайся, времени хватит.
Лева старательно принялся за работу: ходил по объектам, лазил по каналам, знакомился с компрессорами. Компрессоры — «Чикаго», «Сумский» и другие — перестали быть ему в диковинку. Деррики, гайдеррики, помогающие вытаскивать камни из канала, центробежные насосы, выкачивающие воду из котлована, моторы — все стало близко для него. Когда у механика плавились подшипники, он составлял акты и направлял подшипники в мастерские для восстановления.
Леренг и начальник электростанции были очень довольны отношением юноши к труду, а Лева вскоре так освоил работу, что у него оставалось много свободного времени, и он начал изучать электротехнику. Появились мечты:
— Вот, если Богу будет угодно и я освобожусь когда-нибудь из заключения, то поступлю в электротехнический институт, стану инженером-электриком. У электричества большое будущее. И быть инженером-электриком вполне совместимо со званием христианина.
Так думал Лева. А дни летели. Наступила поздняя весна 1932 года. Погода установилась теплая, ясная, и строительство шло самыми развернутыми темпами. Тысячи заключенных вкладывали в работу на канале свое здоровье и силы.
Глава 12. Мать
А на воле в это время шло планомерное уничтожение духовной жизни. Общины были разбиты, союзы и организации верующих прекратили свое существование. Редко кто из братьев получал письма от своих общин, писали только родные.
Лева Смирнский из своей Самары тоже не имел –никаких известий, письма приходили лишь от мамы. Ее душа и сердце всегда помнили гонимого, презираемого сына, и в письмах она всячески старалась радовать его, описывая жизнь семьи и упоминая тех, кто бодрствует и, как она выражалась, «еще дышит». Кстати сказать, 1932 год был чрезвычайно тяжелым и голодным для народных масс на так называемой воле. Во многих городах и селах страны люди порой нуждались в хлебе гораздо острее, чем те, кто работал на канале. Заключенные хотя и «вкалывали» за эту горбушку, но все же им выдавали ее аккуратно, без перебоев, И вдруг в одном из писем мама сообщила Леве о своем скором приезде. Она так соскучилась по сыну, так захотела его увидеть, что оставила все и отправилась к нему на Беломорский канал. Свидания в те годы давали краткие, исключительно личного характера, да к тому же лишь тем, кто хорошо работал. И поэтому когда приехала мать Левы, начальство электростанции стало хлопотать перед Прохорским — начальником Сосновецкого лагеря, чтобы заключенному Смирнскому разрешили личное свидание с матерью. Их просьбу удовлетворили. О, радость встречи! Ее трудно, почти невозможно выразить словами. А встреча с матерью всегда особенная, ибо велика и бескорыстна ее любовь. Кто только из писателей и поэтов не воспевал образ матери?! Что касается Левы то он считал свою маму несравненной — гораздо выше и лучше всех тех, которые описаны в литературе. Ибо она была матерью-христианкой. С юности она стремилась к науке, к знаниям, и все лучшее, что имела, вложила в своих детей. И вот мать обнимает своего сына — отверженного, заклейменного печатью преступления. Но сердце ее знает, что на самом-то деле он не виновен –— ни перед Богом, ни перед людьми. Вот почему, целуя его, она не сдерживает слез.
– Мама, как хорошо, что ты приехала! — радуется Лева.
– И я так рада, что Бог сохранил тебя в годину следствия и продолжает хранить…
На берегу Выга, близ электростанции, стояла водокачка. Ее-то на время и предоставили Леве и его матери, чтобы они могли жить вместе в дни свидания. А свидание им дали на несколько дней. Начальство даже отпускало Леву с работы, чтобы он почаще мог быть с матерью. Но обязательный юноша все же забегал на электростанцию, чтобы произвести необходимый учет.
– А что я тебе привезла!.. — сказала мать, открывая чемодан. Это было то, что, на взгляд Левы, было слаще меда и капель сота — Евангелие, небольшого формата Новый Завет.
– И еще, — Анна Ивановна ласково посмотрела на сына, — я привезла книгу для всех братьев. Называется она «Поднятая завеса» и почти целиком состоит из чистого Слова Божия. Там столько утешений, столько хорошего…
Практически получилось так, что мать приехала в лагерь не только ради одного Левы. После окончания рабочего дня к водокачке на берегу Выга со всех сторон подходили люди. Это были такие же верующие, как Лева и его мама. Однако прийти могли далеко не все, а только те, кто имел специальные пропуска, разрешающие находиться вне зоны. Они часами беседовали с Анной Ивановной и Левой.
Вечерело. Лучи чудесного карельского заката проникали в окно водокачки. А мать читала те места из Писания, которые могли успокоить и ободрить заключенных:
— «Ангел Господень ополчается вокруг боящихся Его и избавляет их», — звучали слова одного из псалмов. И еще: «Бог посреди его; он не поколеблется: Бог поможет ему с раннего утра».
— Если поэтому, как сказано в псалме, «Ангел Господень ополчается» и избавляет боящихся Бога, то мы не должны допускать себя до боязни. В Его присутствии никто и ничто не может сделать нам зла. Никто не может причинить вреда ребенку в присутствии матери, если только мать сперва не будет обессилена. Но так как наш Бог не может быть обессилен, может ли в нас быть место страху? Поистине, ничто не в состоянии противостоять могучей, всепобеждающей силе Его присутствия. Горы, и океаны, и скалы, и пустыни — все это в духовной области жизни тает и исчезает при Его появлении. Как сказано в Писании, горы, как воск, тают от лица Господа, от лица Господа всей земли; земля тряслась, даже небеса таяли от лица Божия…
Во время таких бесед один молодой брат-заключенный поделился своими переживаниями по поводу так тяжело перенесенного им следствия: только благодаря силе Бога не страшны ему были угрозы следователей. В самые тяжелые моменты он все время ощущал Его присутствие.
Мать Левы, в свою очередь, рассказала, как тяжело ей пришлось, когда лишь потому, что муж ее был сослан, ее тоже объявили лишенкой, уволили с работы, и детей стало нечем кормить. Но она молила Бога, чтобы Он заступился, чтобы помог. И Бог помогал…Кто только ни заходил на водокачку, чтобы принять участие в беседе! И все уходили радостными и ободренными: Бог помогает, Церковь Его не исчезнет с лица земли, врата ада не одолеют ее.
Лева на боны покупал в ларьке продукты, и они с матерью были в состоянии не только сами повкуснее поесть, но и угостить своих друзей.
Однако всему приходит конец. Счастливые дни свидания с матерью истекли, она уехала. Но осталось привезенное ею Евангелие, и к нему потянулись многие. Лева, не задумываясь, разделил его на части и, оставив себе только одну (с Нагорной проповедью Иисуса), остальные передал братьям, чтобы они обменивались ими друг с другом.
Вообще верующих баптистов среди заключенных было достаточно много. Братья-белорусы, например, жили в лагерном пункте по другую сторону канала. Свое маленькое Евангелие во время обысков они искусно прятали в лапти. Но на тех лагерных пунктах, где отбывал заключение Лева, с духовной пищей было очень плохо. Вот почему, как только представилась возможность, он купил записную книжку и в свободное время переписал в нее текст Евангелия от Марка.
Вскоре в конторе электростанции установили телефонный коммутатор, у которого стала работать девушка-заключенная из лагеря. Мужчины лагеря– начали беззастенчиво приставать к молодой телефонистке — толкали ее, тискали. Однако она, будучи, видно, чистой девушкой, хранила себя от всего. Лева почему-то стеснялся с ней разговаривать. Она же, узнав, что он верующий, часто вздыхала, когда Лева упоминал имя Божие.
Была там еще одна женщина, тоже из заключенных, но та, как говорится, пустила себя по течению. Она была уборщицей электростанции и часто, не таясь, заходила в спальню, где жили Леренс и начальник электростанции: она сожительствовала с ними обоими. Те же выхвалялись перед ней Левой, говоря ей, что он «неприкосновенный» — совсем другой человек, нежели они. Женщина подходила к Леве, вела с ним бесстыдные разговоры, пытаясь соблазнить. Строго храня свою нравственность, Лева всячески доказывал, что семейная жизнь без распутства и без измены — самое чистое и великое дело. Ответом ему служил дружный хохот.
Шло время, Лева продолжал заниматься электротехникой. С удовольствием помогал Гаспару Гаспаровичу, который пытался изобрести особый транспортер для извлечения камней из канала.
Юноша благодарил Бога, что в скорбях Он дает ему возможность трудиться по силам, приобретать знания и быть полезным для окружающих.
А тем временем северное лето с его белыми ночами пролетело быстро, наступила осень. Ночи опять стали темными, и строительство канала, где заключенные работали посменно, в том числе и ночами, озарялось тысячами огней электрических фонарей, прожекторов и ламп.
У Левы складывалось все хорошо: он был доволен своей работой, встречами с братьями и бодрыми письмами, которые получал от матери. Тем не менее его не покидало какое-то внутреннее беспокойство. Хотелось больше служить людям, все силы отдать на дело Евангелия. Но беда в том, что это дело было в те годы как бы приостановлено: несмотря на то, что в лагере было много верующих, обращения грешников были единичными. Встречался Лева с одним известным украинским братом-проповедником, который работал шорником при комбайне. Казалось бы, этот труженик Евангелия и здесь должен высоко держать знамя любви Христовой, но старик совсем опустил руки, всего боялся и пуще всего — как бы его не лишили той спокойной работы, которую он в лагере выполнял. С братьями он общался мало и редко, и от беседы с ним у Левы осталось тяжелое впечатление. Никакого огня, никакой жажды подвига — один только животный, убивающий бессмертную человеческую душу страх!
Глава 13. Жизненное призвание
Чем и как прославить Господа? Этот вопрос не давал Леве покоя.
Тем временем похолодало. Чувствовалось приближение зимы. Лева жил в бараке за зоной вместе с работниками электростанции, большинство же верующих братьев размещалось на лагпунктах, и увидеть их можно было лишь в выходной. Приближалось 15 ноября — день Левиного рождения. Осталось всего несколько дней до этой даты, когда он «счислял дни свои, чтобы приобрести сердце мудрое».
— Господи! — молился он перед сном, стоя на коленях на нарах. — Ты знаешь, этот день рождения я встречу не в кругу близких, и мама не приедет. Но прошу Тебя, посети меня, дай мне такой подарок, чтобы он мне был на всю жизнь.
И Лева стал ждать подарка. Юноша получил его в виде указания, что его призвание вовсе не электротехника. Его дело — служить людям в качестве милосердного самарянина.
Как же это произошло?
За два дня до даты его рождения у Левы заболела нога. Около пальцев на стопе дергало — образовался гнойник. На следующий день нога совсем разболелась, юноша стал хромать и поэтому решил пойти в амбулаторию. Вечером после работы он зашел в лагпункт и направился в санчасть, которая размещалась в первом большом бараке около вахты.
То, что Лева увидел, поразило его до-глубины души. Приема врача ожидала масса народа, заключенные стояли, сидели, зачастую, как, например, узбеки прямо на полу, поджав, как принято у них, под себя ноги. В приемной и коридоре была невыразимая грязь. Несколько лекпомов, обслуживавших больных, только успевали поворачиваться, что-то записывая на ходу.