— Да всю плешь мне проела, — ругался папа.
— Бабы, что с них взять! — вторил ему дядя Миша.
— Да какая баба! Это же бензопила «Дружба»!
— Юра, посмотри на меня! Ты же знаешь, какая у меня мать, а я живу с нею с самого рождения, и ничего!
— Так то мать, а то жена, — отмахнулся папа, — что у тебя есть к коньяку?
— Котлеты и картошечка с грибами. Роза Иосифовна приготовила мне поесть и демонстративно ушла к соседке.
— Нет, кушать не хочу, сыт по горло, — отказался отец.
Дядя Миша зашуршал по полкам.
— Пряники есть, лимон, еще какие-то на вид засохшие какашки в пакете (шуршание усилилось), что бы это такое могло быть?
— Один хрен, неси что есть, — вздохнул папа.
Нам с Маней стало скучно слушать их разговор, и мы вернулись к готовке.
— Сейчас они буду рассказывать друг другу, какие женщины ужасные существа, — фыркнула я.
— Ну да, — захихикала Манька.
Через какое-то время нам захотелось попить. Когда мы вошли в кухню, то застали моего отца с дядей Мишей в весьма живописной позе — дядя Миша нагнулся буквой Г, а папа лежал у него на спине, уткнувшись носом ему в затылок.
— Вот, — кряхтел дядя Миша, — если еще в этой позе тебя хорошенечко тряхнуть, то можно полностью вылечить болячку.
— И самому свалиться с ответным радикулитом, да? — хмыкнул отец.
— А что это вы делаете? — поинтересовались мы.
Папы мигом выпрямились и сильно сконфузились.
— Кхм. Радикулит Юре лечим, — сказал дядя Миша, — а вы чего пришли?
— Попить пришли.
— Кстати, Маня, где ключ от нижнего погреба?
— От какого нижнего?
— Ну, от маленького, где стоит бочонок с вином.
— Так Ба с ним не расстается. Сбегать к ней? — предложила Манька.
— Нет, — испугался папа, — не надо, мы сами как-нибудь.
— Ничего, у меня где-то была еще подарочная большая бутылка коньяка, — протянул дядя Миша.
Мы с Маней попили воды и вернулись во двор. Готовить нам надоело, поэтому мы принялись копать клад под тутовым деревом. И успели уже вырыть между корнями приличную яму, когда на веранду вышли наши изнуренные женской половиной человечества отцы. По целому букету характерных первичных и вторичных признаков было ясно, что они уже не совсем, мягко говоря, трезвы. В каждой руке они держали по одной полулитровой банке.
— До-оченьки наши, — загремели они банками, — а что это вы т-тут делаете?
— Клад ищем, — отрапортовали мы.
— К-какие они у нас ум-мные, — умилились наши отцы.
— А что это вы напились? — пошли мы в атаку. Папы одинаково нахмурились.
— Кто нап-пился? М-мы? Ничего подобного!
— Пойдем, друг, нас там д-дела ждут! — похлопал банкой по папиному плечу дядя Миша.
— Где? — встрепенулись мы.
— Там, — неопределенно махнул в сторону заднего двора папа.
— А зачем вам банки? — насторожились мы.
— Просто так. А вы копайте, если будете усерднее копать, то часа через два обязательно выкопаете клад, — сказали нам наши отцы и пошли в сторону заднего двора. По одинаково невинному выражению их спин сразу было ясно — задумали они что-то такое, что точно не понравится Ба
Как только они скрылись за углом дома, мы тут же кинулись следом. И застали их возле маленького погреба. В маленьком погребе Ба хранила скоропортящиеся продукты, потому что он был практически подземным, и круглый год там стоял ледяной холод. Узкое окошко погреба было зарешечено частой металлической решеткой, дверь запиралась на замок с защелкой.
Наши бравые мужчины какое-то время молча изучали решетку на окне.
— Давай я, — сказала дядя Миша, — я тебя физически сильнее.
— Давай, — хмыкнул папа и отобрал у дяди Миши две его банки, — заодно посмотрим, кто тут сильнее.
— Пааап, а что это вы собираетесь делать? — подбежали мы к ним.
— Дети, не мешайте, — отодвинул нас банками мой отец, — и вообще, зарубите себе на носу — когда мужчина действует, женщина должна молчать. И трепетать. Ясно?
— Друг, не будем о грустном, — сказал дядя Миша и вцепился руками в оконную решетку.
— Раздватри! — вдохнул он и на выдохе попытался выдернуть оконную решетку. Та обиженно заскрипела, но не поддалась.
— Смотри, как хорошо ее приварили, э? — обернулся к отцу дядя Миша.
— Ты мне зубы не заговаривай, ты решетку отрывай, — не дрогнул отец.
— Раздватри! — вдохнул дядя Миша и по новой вцепился в решетку.
— Как ты думаешь, зачем они отрывают решетку? — шепнула я Маньке.
— Ничего не говори, а то погонят нас, и мы не увидим, что они тут творят, — зашептала она мне в ответ.
Тем временем дяде Мише удалось раскачать решетку, но она все равно отказывалась отрываться.
— Раздватри! — угрожал ей дядя Миша.
— Ииииии! — отмахивалась от него решетка.
— Дай я, — сказал папа, засучил рукава и пошел штурмом на неуступчивую решетку.
Он вцепился в нее руками, уперся ногой в стену и с нечеловеческим «ЫХТЬ» выдрал-таки решетку. С кусочком стены.
— Брат, — только и смог вымолвить дядя Миша.
— Не за тем я в институте учился зубы мудрости выдирать, чтобы перед оконной решеткой пасовать, — хмыкнул папа.
— Полезешь ты, — сказала дядя Миша, — у тебя зад тощий!
— Зато голова большая, — не согласился папа.
— Давай сравним твою голову с моим задом, — внес рацпредложение дядя Миша.
— Не надо! — испугался папа. — Я так полезу.
Дядя Миша, не выпуская из рук банок, встал под окошком погреба и подставил спину отцу. Тот взобрался ему на спину и пролез в раздербаненное окно погреба.
Мы с Маней, затаив дыхание, следили за телодвижениями наших пап. Нам очень хотелось понять логику вещей, которые сейчас творили два самых главных мужчины нашей жизни.
Какое-то время папины ноги торчали из окна, потом он с глухим стуком свалился внутрь погреба. Мы испугались. Но через секунду в окно высунулись папины целые и невредимые руки.
— Банки! — скомандовал он голосом, которым командует на операции — «скальпель»!
Дядя Миша передал ему банки по одной. Папа наполнил их вином из бочонка и передал обратно дяде Мише.
— Вот у нас и есть вино, — возликовал дядя Миша, — а главное, не надо ни к кому на поклон за ключом идти, это во-первых, а во-вторых, пусть знают, кто в доме хозяин!
— Миша, — позвал из погреба отец.
— А то пилят и пилят! — распалялся дядя Миша, не обращая внимания на отца. — Сколько можно пилить? Женщины, хохохо!!! Волос длинный, ум короткий!
— МИША!
— Да, мой брат!
— А как я отсюда выберусь? — промычал отец. — Встать не на что. Можно на бочонок, но я его не приволоку, он тяжелый. Пытаюсь подтянугься на руках, но с трудом дается. Опереться хотя бы на что!
Дядя Миша сразу протрезвел.
— Сейчас принесу табуретку, — ринулся он к дому.
— Складную? — крикнул ему вслед отец.
— Нет! Складных у нас нет!
— Так не пролезет, — взвыл отец.
Далее мы с Маней в гробовом молчании наблюдали, как дядя Миша лихорадочно придумывает способы, чтобы вытащить отца из погреба.
— Пошарь руками кругом, авось что массивное оторвешь, раз отрывать у тебя так хорошо получается!
— Нету!
— Пойду искать веревку!
— Зачем???
— Кину тебе в окно, обвяжешься ею, а я тебя вытащу!
— Брат! (Вопль отчаяния.)
— Хорошо, не буду!
— Дядьмиш! — подала все-таки голос я.
— Подожди, Наринэ, не мешай, — отмахнулся дядя Миша.
— Сейчас приволоку сюда Манин письменный стол! — хлопнул себя по лбу дядя Миша.
— Зачем? — протрубил из погреба отец.
— Взберусь на стол, пролезу по пояс в окно, ты схватишься за меня, и я тебя вытащу.
— Тогда притащи просто стул!
— Он в окно не пролезет!
— Зачем в окно! Встанешь на стул и пролезешь по пояс в окно. Какая разница, на чем стоять?
— Брат, ты умнее, чем я думал! — просиял утренним солнышком дядя Миша. — Сейчас принесу!
— Пап! — не выдержала Маня.
— Подожди, Маня, не мешай, — рассердился дядя Миша.
Мы с Маней переглянулись и продолжили дальше играть в настоящих женщин.
Всего каких-то полчаса, и сильная половина человечества в лице наших доблестных отцов явила миру всю мощь своего аналитического, а местами и пытливого ума. Ради того, чтобы вытащить из погреба два литра домашнего вина, была снесена одна оконная решетка, порушена часть стены и ободрана обивка на практически новом стуле. У отца все руки были в ссадинах, а у дяди Миши на спине по шву треснула сорочка.
Зато от победного сияния их лиц таяли арктические ледники, а перелетные птицы поворачивали вспять свои стаи.
— Видели? — гаркнули они нам.
— Аха! — радостно улыбнулись мы.
— Во-во! — хмыкнули они и пошли домой продолжать прерванный банкет.
Когда наши папы скрылись за углом, мы с Манькой подняли с земли маленький деревянный прутик, поддели им язычок замка и с легкостью открыли дверь погреба.
Постояли какое-то время перед открытой дверью. Зашли в погреб, захлопнули дверь. Повернули специальную пимпочку, замок щелкнул, и дверь открылась.
Мы вышли и уставились на Васю.
Вася понуро стоял под открытым небом и прятал от нас свои глаза.
Это был день, когда зерно сомнения во всесилии мужчин дало первый крохотный росток в наших неокрепших душах.
«Бедненькие», — подумали мы и пошли дальше копать клад. Деньги при таком раскладе ведь кому-то надо было зарабатывать.
ГЛАВА 21
Манюня и тушеные овощи, или Как мсье Карапет нас к красоте приучал
— Ба, а можно мы пойдем к мсье Карапету?
Ба только что накормила нас тушеными овощами и маялась совестью. Потому что она как никто другой знала — не существует на свете более ненавистного для нас блюда, чем тушеные овощи.
Ба нарезала кубиками картофель, болгарский перец и баклажаны, кружочками — помидоры и репчатый лук и тушила все это добро под крышкой на маленьком огне. Называлось ненавистное блюдо «аджапсандали на скорую руку». Подавалось оно обильно посыпанным свежей зеленью и красным сладким перцем, с кусочком подтаявшего сливочного масла.
— Или вы покушаете овощей, или не встанете из-за стола, ясно? — подбадривала Ба, со стуком ставя перед нами тарелки с псевдоаджапсандали. Мы принюхивались и закатывали глаза.
— Бааааа, ну сколько можно-готовить этот ужасный обеееед!
— Сколько нужно, столько и можно, понятно? — отрезала Ба и садилась напротив. — А теперь вы быстренько покушаете, а потом еще протрете до блеска тарелки.
— Ааааааа, — торговались мы, — поедим немного и всеоооо! Пять ложек! Ладно, семь!
— Чтобы тарелки сияли чистотой, — не поддавалась Ба, — иначе если оставите их грязными, то что случится?
— Наши мужья будут некрасивыыыыымииии, — выли мы.
— Ага, — поддакивала Ба, — и каждый раз, просыпаясь с утра и глядя на безобразное, волосатое и клыкастое лицо своего мужа, что вы будете думать?
— Что он такой некрасивый потому, что мы в свое время не доедали тушеныыыые овощиии!
— Вот! — победно хмыкала Ба.
Она умудрилась внушить нам, что если оставлять за собой на тарелке еду, то будущий муж лицом будет напоминать объедки. И мы в это свято верили!
Самосовершенствование — процесс необратимый. А в условиях, приближенных к боевым, — еще и неизбежный. Поэтому мы с Маней находились в постоянном поиске каких-нибудь обходных путей, чтобы облегчить наше горькое существование. Бесконечно эволюционировали, если можно так выразиться.
Сначала мы просто ныли и прикидывались больными. Но Ба не дрогнула перед нашими мелкими инсинуациями и пригрозила добавкой. Тогда мы попытались, не вдаваясь в подробности, заглатывать овощи целиком. Но Маня подавилась кусочком картофеля и, если бы не вовремя подоспевшая Ба, то она таки добилась бы своего. Но Ба не дала Мане спокойно протянуть ноги, она могучим ударом в спину вернула ее к жизни, усадила обратно за стол и пододвинула тарелку.
— Прожевывай тщательнее, — велела.
Наконец я придумала новый метод безболезненного поедания тушеных овощей.
— У тебя на нёбе есть такая точка, которую если мысленно отключить, то можно не чувствовать вкуса, — втолковывала я Мане.
— Покажи, где? — полезла она мне в рот.
— Ну вот смотри, где-то там есть такая точка, которую если отключить…
— А где твои гланды? — перебила меня Маня.
— Тебе гланды или точку? — рассердилась я.
— Точку! И гланды!
— Гланды удалили, когда мне было три года. А точку… Ну вот же она, — ткнула я пальцем куда-то себе глубоко в глотку, и меня чуть не вывернуло: — Буэ!
— Буэ, — с готовность откликнулась Манька.
— Этттто еще что такое! — зашла в кухню Ба. — На минуту отвлеклась, а вы уже устроили марафон, чей муж будет уродливее?
— Ба, а у Нарки гланды удалили в три года, — заюлила Маня.
— Не поешь овощей, и тебе удалим, ясно? И не забудь протереть до блеска свою тарелку!
— А я не собираюсь жениться! — заныла Маня. — Поэтому мне можно не есть овощи.
Ба глянула на внучку поверх очков.
— Мария, если даже ты когда-нибудь решишь все-таки жениться, а не выходить замуж, то и это не спасет тебя от участи поесть сейчас тушеных овощей!
— Покажи еще раз, где там у тебя точка? — снова полезла мне в рот Маня.
— Если вы в течение пяти минут не съедите аджапсандали, то я вам обещаю, что кругом у вас будут одни только болезненные точки! — рявкнула Ба.
Мы молча взялись за ложки.
Как вам объяснить, чем отдают тушеные овощи? Возьмите школьный фартук, разрежьте его на полоски, заправьте мелом и скрипичным ключом. Добавьте двойки по алгебре и геометрии. Томите сутки в молоке с пенкой. Вот так уныло пахнут и выглядят тушеные овощи.
Но любому испытанию приходит конец. Минут пятнадцать мучений, нытья и закатывания глаз — и дело сделано, ненавистное блюдо плещется у нас в желудках.
— Ба, посмотри, какой у меня будет муж, — сунула Маня под нос Ба протертую до блеска тарелку, — скажи красавчик?
— Красавчик-красавчик, — хмыкнула Ба, — все извилины ему стерла!
— Какие извилины? — опешила Маня.
— Да шучу я, — отмахнулась Ба, — посмотрим теперь, какой у Нарки будет муж!
У Нарки муж получался не таким красивым, как у Мани. Нарка с раннего детства не дружила с тушеным луком, поэтому ее муж грозился ходить всю жизнь с полукольцами лука на лице.
— Эх ты, — постучала костяшками пальцев по моей голове Ба, — ладно, так и быть, выручу тебя.
Она взяла кусочек хлебной корочки, протерла им тарелку и запихнула остатки тушеного лука в мой распахнутый от удивления рот.
— Ммыыыые, — замычала я.
Ба ловко зажала пальцами мои ноздри. Мне ничего не оставалось, как наспех прожевать и проглотить остатки обеда.
— Потом мне спасибо скажешь, — буркнула Ба и убрала тарелки со стола.
— Ба, а можно мы пойдем к мсье Карапету? — выползли мы из-за стола.
Ба маялась совестью, и поэтому минут пять была особенно уязвимой.
— Можно, — со скрипом согласилась она, — только ненадолго, на полчасика всего, ясно?
— Ясно! — припустили к выходу мы. Нужно было успеть выскочить из дома до того, как Ба перестанет маяться совестью.
Мсье Карапет жил в большом, утопающем во фруктовых деревьях доме из белого камня. Второй этаж своего дома он превратил в просторную мастерскую, где писал удивительные по красоте картины. Мы с Маней любили, затаив дыхание, наблюдать за тем, как он работает. Мсье Карапет не возражал против нашего присутствия, наоборот, вел с нами долгие беседы «за жизнь» и поил горячим шоколадом из чашек тонкой ручной работы.
— А можно нам простые чашки? — попросила Маня в первый раз, когда мсье Карапет поставил перед нами поднос с горячим шоколадом и печеньем «Курабье».
— Почему? — удивился мсье Карапет.
— Мы обе косорукие и можем легко разбить такую красоту, — потупилась Манька. По тому, как уныло завалился набок Манин боевой чубчик, можно было догадаться, как сильно она волнуется.