Почему же так-то? К чему такая несправедливость? Те, вона, которые розово-голубые, вызывающе так и прилюдно. Абсолютно никого не стесняясь. А эти несчастные натуралы почему-то все по туалетам тусуются? А что тут, собственно, непонятного? Потому что меньшинство, вот и тусуется по сральникам. И стыдливо держат ступнями двери. И эта тенденция широко уже по всей стране у нас шагает. Началось все с нашей богемной элиты, несущей культуру в массы. Но когда-то это наказывалось в уголовном порядке и поэтому тщательно скрывалось. А сейчас все это всячески приветствуется и поэтому где-то даже пропагандируется. Вон уже и Боря Моисеев, которого примадонна нашей эстрады когда-то прилюдно окрестила «главным педриллой СССР» не так давно заслуженного артиста всея Руси получил. Искусство, как говориться, в массы! А закончится, наверное, все это садомство массовыми же гей-парадами и всяческими притеснениями оставшегося сексуального меньшинства. Вот и придется вскоре лузерам-натуралам стыдливо детей своих по сортирам зачинать. А для этого, пусть пока и тренируются.
Но это все еще, наверное, когда-то будет. Где-то уже в недалеком последствии, а сейчас педерасты с лесбиянками пока еще дружески улыбаются натуралам. Они же все-таки друзья. Они давно уже друг друга знают. У них довольно много общих тем для разговоров. Поэтому и приглашают педерасты с лесбиянками Жеку с Ленкой к своим столам. Столам, заставленным бутылками Chivas Regal Royal Salute, Glen Garioch, Bruichladdich, Glenfiddich, Springbank, Auchentoshan, Evan Williams, Midleton Very Rare, Suntory Yamazaki Single Malt Whiskey, Sazerac Rye, Johnny Walker Green Label, Bernheim Original Kentucky Straight Wheat Whiskey, Jack Daniels Single Barrel Whiskey, Chateau Margaux. Только МДМА, МДА, МДЕА и МБДБ сегодня отсутствуют в программе. Из достоверных источников стало известно, что сегодня в «Яме» инкогнито должны появиться замаскированные под педерастов наркополицейские. Есть у нас такая хитрая служба ФСКН (Федеральная служба по контролю за оборотом наркотиков) называется. Недавно только ее образовали. Служба, которая ни с кем не борется и никаких незаконностей не пресекает. Очень безобидная такая служба. Об этом можно даже догадаться, внимательно прочитав ее полное название. Нет там, в названии этом таких зловеще-жутких слов, как «незаконность» и «борьба». Но все участники наркотрафика ее почему-то испугались. Совершенно необоснованно, надо сказать, испугались. Потому как стремилась эта служба наладить-таки в стране учет и контроль. Весь цикл зарождения и прохождения наркотрафика стремилась она учесть и проконтролировать: от созревания травки на полях до конкретного ее потребителя. Сколько и где выращивается, в какую сеть розничной торговли и почем она поступает, как доходит до конкретного потребителя и каковы розничные цены. Не нарушаются ли при этом права производителей и потребителей? Нет ли в этой отрасли монополизма? В общем, всем интересуется ФСКН. Появляются, например, наркополицейские на бывшем колхозном поле и видят, что новоявленные фермеры убирают на нем урожай конопли. Не пройдут никогда мимо. Обязательно остановятся и поинтересуются: «Какая площадь была засеяна? Сколько центнеров уже собрано с гектара? Какие виды на урожай?» Выслушают все ответы на вопросы. Все аккуратно и подробно запишут и поблагодарят. Напоследок, поинтересуются фамилиями и прочими паспортными данными фермеров и перемещаются в следующую точку контроля. Если следующей точкой контроля являются, например, склады наркодиллеров, то наркополицейские обязательно на этот склад зайдут и таким же образом поинтересуются, зададут наркодиллерам свои безобидные вопросы: «Откуда и сколько товара поступило? Кто следующий получатель груза?» Ну и так далее. И вновь все подробно помечают в блокнотиках и записывают паспортные данные дилеров. А записанные данные заносятся в служебную базу данных. И все. Основная работа закончена. Проблема теперь состоит в том, что базу эту надо периодически обновлять. Поддерживать ее, так сказать, в актуальном состоянии. И так весь наркооборот оказывается под тотальнейшим контролем ФСКН! И никто при этом никем не обижен. Обидами-то ведь у нас все время МВД с ФСБ занимались. Вот и пусть продолжают они этим дальше заниматься. А ФСКН, увольте. У нее другие задачи.
Несмотря, на такое исключительное миролюбие ФСКН, наркозависимый народец почему-то все равно насторожился. Почувствовал он здесь какой-то скрытый подвох. Этот-то народец ведь никогда почему-то не замечал различий между нашими правоохранительными органами. И всех представителей этих славных органов называл всегда «ментами погаными» и относился к ним весьма и весьма насторожено. Вот и сейчас, чувствовал этот незаконопослушный народец какой-то скрытый подвох. И никто из этого народца делиться информацией с ФСНК никогда не спешил. Тем более, за бесплатно. А денег у наркополицейских на эти цели никогда не было. Им если даже когда выдавали какие-нибудь крохи на выуживание информации из промышлявшего наркотой населения, они сразу же эти крохи пропивали и пытались взять участников наркодвижения на бесплатный испуг.
Поэтому в «Яме» сегодня было наркотическое затишье, и замаскированных под педерастов наркополицейских это сильно раздражало. Они уже битый час вынуждены были облизывать друг другу небритые щеки и слюняво целовать друг-друга взасос, изображая прелюдию педерастических игрищ, а посетители кабака продолжали упрямо хлестать Chivas Regal Royal Salute, Glen Garioch, Bruichladdich, Glenfiddich, Springbank, Auchentoshan, Evan Williams, Midleton Very Rare, Suntory Yamazaki Single Malt Whiskey, Sazerac Rye, Johnny Walker Green Label, Bernheim Original Kentucky Straight Wheat Whiskey, Jack Daniels Single Barrel Whiskey. И глядя на их довольные, самодостаточные лица, можно было подумать, что никто из них и не знает даже, что такое «кокс», «герыч», «план» или, на худой конец, все эти детские игрушки типа: МДМА, МДА, МДЕА, МБДБ.
Такое развитие событий могло закончиться катастрофой для наркополицейских. От окончательного и бесповоротного вхождения в образ их спас неосторожный Жекин поступок. Он вдруг вздумал пойти в сортир. Ошибка состояла даже не в том, что поперся он в этот отстойный сральник, а в том, что поперся он туда в полном одиночестве. Нет, наркополицейские, конечно же, знали, что по «коксовым» дорожкам «бегают» обычно коллективно (по традиции берущей свое начало в старом добром алкоголизме, помните, это давно забытое: «Третьим будешь?»), но им было уже все равно. Они чувствовали всю гибельность своего педерастического состояния и стремились выйти из него любой ценой. Нет, конечно же, если бы Жека прошествовал в сортир с Леночкой, наркополицейские даже бы и не взглянули в их сторону. Тут было бы все понятно: традиционной ориентации парочка стремится к уединению в сортире. Обычное дело. Не стоит мешать. Тем более, что не позволяет образ. Но с Леночкой Жека пойти в этот раз не мог. Потому что шел он на этот раз действительно по нужде. А справление нужды у маркетологов… Сами, наверное, помните. Рвущиеся наружу гейзеры дерьма и вонючего пара сквозь широко отверзнутое отверстие пульсирующего маркетологического второго паха и все такое, о чем мы уже говорили. И которое совсем нежелательно было видеть окружающим продвинутых маркетологов лузерам. Дабы не травмировать их и без того неустойчивую психику и не провоцировать проявление ими нездоровой активности. Тем более, если лузером в этот раз была дама. От этих вообще непонятно когда и что ожидать. А тут, такое намечалось…
Не успел Жека подготовиться к оглушительному залпу, как на очко ворвались озверевшие наркополицейские: «Стоять, сучара! Бояться! Федеральная служба по контролю за оборотом наркотиков!» Несмотря на свои изначально мирные намерения, наркополицейские были сильно возбуждены своими маскировочными гомосексуальными упражнениями. Поэтому, ворвавшись и закричав, они приступили к планомерному окучиванию первой пары Жекиных почек. Наркополицейские хорошо знали, где они находятся. Они в свое время долго служили в милиции. Но ведь они ничего не знали про вторую, резервную пару Жекиных почек! Они ведь никогда не имели дела с маркетологами и не знали особенностей их физиологии. Не знали они, к чему может привести хотя бы одно неточное попадание! В отличие от безумствовавших наркополицейских, Жека очень даже хорошо все про себя понимал и всячески пытался остановить образовавшийся беспредел. Остановить, вяло протестуя, в паузах между наращивающими мощь ударами. Он что-то быстро и беспорядочно лепетал про какие-то права человека и милосердную Женевскую конвенцию.
Но на работников по «контролю за оборотом» это не производило никакого впечатления. Тем более, в Женеве наркополицейские никогда не были. Они молча наносили удар за ударом, при этом откуда-то сзади до Жекиных ушей доносилось их натужное сопение, а до его чувствительного носа долетал гнилостный, в своей оглушительности, мерзкий запах смеси алкоголя с запущенным кариесом. «Извините, — верещал ничего не понимающий Жека — может, я случайно когда-то вашу девушку на танец пригласил? Но, простите, я же не знал, что она ваша. Что вы ее так любите-то, наконец. Мне же не надо было ничего больше, только потанцевать! У меня никогда не было никаких далеко идущих планов!» «Гы-гы-гы, — слышит он за спиной глумливые смешки не вышедших еще до конца, из своего педерастического образа наркополицейских, — ты что, парень? Ты так ничего и не понял? Мы ведь совершенно по другому делу. Нам не до девушек. Гы-гы-гы. Мы ведь наркополицейские!» «А-а-а! Я то сразу и не врубился. За обычных педерастов принял я вас! Я же первый раз вас в «Яме» вижу. А потом только понял, как я ошибся! Просто это у вас такая обманчивая внешность. Я и подумал, что вы это так из-за бабы зверствуете! Но бить-то зачем, если не из-за бабы? Немедленно отстаньте от меня, господа! Идите и контролируйте свой бесконечный оборот!» — не унимался Жека. «Помолчи, щенок. Мы должны окончательно сломить твою волю к сопротивлению представителям власти, нам по инструкции так положено: сначала силовой вход в любое угрожающее помещение, а потом планомерная ломка воли» — прерывисто ответствуют наркополицейские. «Нет у меня никакой воли, — изо всех сил верещит Жека, — давно уже наступил у меня полный духless!» Но, как говорится в писании: глас, вопиющего в пустыне! Наркополицейские теперь надолго замолкают, сопят и продолжают свою трудную работу.
В какой-то момент Жека начинает ощущать в боковом кармане своего новомодного малинового пиджака какую-то непонятную тяжесть и серия ударов резко обрывается. «Наркоту подбросили, гады! — смекает Жека — Сейчас приведут парочку обдолбанных понятых и на нары. Ну уж нет, господа наркополицейские, хренушки, как говорится, вы тут попали!» Жека вдруг встает в позу окруженного гитлеровскими захватчиками матроса. В позу обреченного героя с гранатой в руках. Он некоторое время сурово и прощально смотрит в белую унитазную глубь и резким движением сразу обеих рук резко опускает брюки. Раздается оглушительный хлопок. В замкнутом белокафельном пространстве сортира испуганно заметалась взрывная волна. В очередной раз, уклонившись от ее разрушающей мощи Жека вдруг замечает опрокинутых на пол наркополицейских. На их лицах застыла маска неподдельного ужаса. Их взгляд прикован к фонтанирующему Жекиному второму паху. Наконец, наркополицейские справляются со своим надуманным ужасом и на четвереньках пытаются покинуть опасное помещение. Жека успевает догнать одного из них и засунуть ему в карман полиэтиленовый пакет с «герычем». Нам, как говорится, чужого не надо. У нас все есть. Сортир наполняется едким удушливым газом. «Так и не починили вентиляцию, бездельники. Я ведь даже денег прошлый раз этим чуркам на ремонт вытяжки дал». — успевает подумать Жека, и сознание покидает его.
Очнулся он уже за столом. За столом незнакомого гражданина, которого он еще при входе в кабак мысленно окрестил «супер-топом». Человек коротко глянул на Жеку: «С возвращением». Губы на бледном лице изобразили подобие улыбки. Теперь уже можно было сказать, что на вид этому господину было лет, эдак, сорок с небольшим. Самыми примечательными деталями его, ничего не выражающего и до синевы выбритого лица были узкие черные брови-стрелки и бескровные губы. Веяло от господина каким-то странным холодком. Холодком всезнайства и надменности. Жекин второй пах, всегда особенно чувствительный к чему-либо необычному, сейчас вдруг зашелся в какой-то особой вибрации. Вибрация мгновенно распространилась на все его дублирующие органы. Сознание его вдруг охватило какое-то необычное беспокойство.
— Кто вы? — встрепенулся Жека, — в смысле, как мне к Вам можно обращаться?
— Насчет этикета вы особо не переживайте. Как у вас говорят: не парьтесь. Пока можете звать меня просто Вася. В дальнейшем будет видно. Может когда и познакомимся официально.
— Ха, Вася! Скажете тоже. Это сегодня даже как-то неприлично звучит. Как оскорбление какое-то. Может, есть еще какие-нибудь варианты? — активизировался вдруг Жека. Он никак не мог унять свое внезапное беспокойство, и поэтому пытался использовать в этих целях старое испытанное средство. И этим средством был тон его обычно негромкого голоса. В особые периоды тон этот становился нагловато-развязным, саркастическим и, можно даже сказать, глумливым до чрезвычайности становился он вдруг. — Ну, хотя бы Василий Алибабаевич, например?
— О! А, вы, оказывается, легко возбудимый юноша. Да-да, что-то я вспоминаю у вашего Маяковского: «Появились молодые, превоспитанные люди…». Да и, конечно же еще, алкоголь, наркотики…
— Ну да! Иногда выпиваем. И по дорожке любим пробежаться. А вы, стало быть, Ангел?
— Ангел? — бескровные губы господина-инкогнито искривила грустная четверть-улыбка. — В некотором смысле — да.
— А тогда, позвольте спросить Вас, Ангел-Вася, если Вы, конечно же, настаиваете на том, чтобы я Вас так называл: что это налито в Ваш бокал? — не унимался Жека.
— Честно? Сам не знаю. У меня ведь много помощников. И каждый пытается проявить особое рвение. Проявить обо мне заботу. Чтобы, как у вас тут нынче модно говорить, быть ближе к телу. Я знаю только одно, что помошничек, с которым я к вам нынче приехал, летал для сбора каких-то трав на Тибет, затем засветился на Кипре и в Аргентине. Но в итоге — это не алкоголь. Это что-то другое. Какая разница? Греет немного и ладно.
— Круто! Тибет, Кипр и Аргентина! — мечтательно закатил глаза Жека.
— Ничего особенного. Обычные места. Каждое со своей энергетикой. Он так когда-то задумал. Вот только все меньше и меньше чистых мест на этой планете остается. Он такого сценария вашего развития, по-моему, не предполагал. Вернее, предполагал, конечно же, но надеялся все же, Он на что-то другое.
— Кто это — он?
— Ах да, извините, отвлекся. Это я вспомнил об одном своем старом знакомом.
— Да, а как я здесь очутился? В смысле, за Вашим столом? И куда пропали эти дурные наркополицейские? — наконец пришел в себя Жека. Его внутренние вибрации, не то чтобы совсем исчезли, но стали уже заметно мягче сотрясать его скорбное нутро. Вместе с наступившим облегчением несколько смягчилась и тональность его речи. Стала речь его менее агрессивной, но не потеряла еще некоторых нагловатых своих оттенков.
— Как очутились? Очень просто. Это я вас сюда, за стол, в смысле пригласил. А наркополицейских выгнал. Нет, не сам, конечно. Помощник мой подсуетился. Они ведь как из сортира выкатились, сразу достали свои пукалки и давай палить во все стороны. Видно, сильно вы их там чем-то огорчили. Но это ваши дела. А при чем здесь, спрашивается, остальные? Не люблю шума.
— А он, помощник Ваш, сейчас здесь?
— Ну, не то чтобы совсем уж здесь. В этом тухлом кабаке его точно нет. Не любит он всего этого безобразия. Поэтому он всегда где-то неподалеку и всегда начеку.
— А Вы, стало быть, эти, как Вы изволили выразиться, тухлые кабаки любите?
— Да нет. Иногда, просто хочется посмотреть, куда все это, в конце-концов, катится. Это ведь только в таких злачных местах можно увидеть, а не на заседаниях какой-нибудь вашей думы. Там все же пусть и не намного, но все же поприличней. По крайней мере, там хотя бы иногда пытаются правильные слова говорить. О культуре, например. Хотя и там всякого можно насмотреться. Но здесь это «всякое» более выпукло. И депутата тут, опять же, можно встретить. И посмотреть на его элитарное поведение в этом низменном быту.
— А, так Вы иностранец! Я-то сразу и не понял, уж очень хорошо вы по-русски разговариваете. Совершенно без акцента.
— А я на всех языках разговариваю одинаково хорошо.