Анти-Духлесс - Ненадович Дмитрий Михайлович 16 стр.


— Хорошо, я готов на него ответить.

— Так вот, позвольте уточнить, любезный мой Евгений, это какие же такие удовольствия вы причисляете к эстетическим? Уж не ежедневное ли поглощение дорогого алкоголя в непотребных количествах? Может вы действительно считаете, что если вы за какой-нибудь там час вместо бутылки дешевой «Гжелки», например, выпили бутылку Suntory Yamazaki Single Malt Whiskey, то за этот час вы получили гораздо большее эстетическое удовлетворение? Может быть, конечно, но только в самом начале самого процесса поглощения будет немного поприятнее. В смысле вкусовых ощущений. Пока рецепторы окончательно не будут умерщвлены в течении двух-трех приобщений. То есть, совсем это ненадолго. Итог-то ведь все равно будет один. Итог будет оглушительным — утрамбованная квадратная голова с торчащим из нее — полувбитым гвоздем и мерцающие сумерки отравленного сознания.

— Но это ведь все с утра элементарно лечится! Либо клин клином, либо еще как.

— Вот — вот. О чем я и говорю. Чем же вы тогда отличаетесь от простых быдлячих алкоголиков, встречающих похмельное утро в своих рваных майках-алкоголичках на прокуренных и засаленных кухнях. Более дорогим алкоголем? Теплым глинтвейном вместо холодного рассола? Более дорогим прикидом? Футболкой с надписью «HOMELESS. WILL WORK FOR FOOD»?

— Ну, можно еще пустить в дело «кокс».

— А можно еще и МДМА, МДА, МДЕА, МБДБ и «герыча» пригласить в завершении. Кратковременный эффект может быть, конечно, действенней. Но вот насчет долгосрочных перспектив у меня большие сомнения. Вашу страну от наркомании может спасти только пьянство. Пьянство, поверьте, это все же лучше. Пусть ненамного. Но это так. И что тогда у нас в итоге получается? А получается то, что в среднесрочной перспективе ваш выигрыш проглядывается очень слабо. А в долгосрочной — проигрыш ваш очевиден. Вот это и есть вторая часть ваших дешевых понтов. Сюда же можно присовокупить и вашу, так называемую, свободу нравов. Вашу сексуальную революцию! Весь ваш приобретенный с годами педерастизм и модное ныне лесбиянство.

— Позвольте, а как же наша тяга к мировому культурному наследию? Париж там, Лувр и все такое?

— Не паясничайте, Евгений, не заставляйте меня начать расспрашивать вас о том, на что вы в этом Лувре смотрели и что вам там особенно запомнилось. Вы же будете сейчас долго кхмыкать, хрюкать и мычать. Но кроме красивых дворцовых перил с золотыми шишечками ничего больше и не вспомните. Зато фотографии на фоне музея, безусловно, сможете вы всем продемонстрировать. Даже видеозапись в качестве доказательства вашего там пребывания сможете знакомым своим прокрутить. Вот вам и банально-быдловское: «Здесь был Вася». Ну, так и в чем же состоит ваше глобальное отличие от наших платоновских простолюдинов?

— Ну а вот что вы скажете насчет нашей любви к чтению различной экзотической литературы? Согласитесь, быдло ведь этого читать никогда не будет?

— И правильно, что те, кого вы быдлом считаете, этого никогда не читают. Это им только на пользу. Здоровее будут. Мне, конечно, хотелось бы, чтобы читали. Но пока не читают… Мне пока и вас, выпендрежников-понтовиков, вполне достаточно. А вот от презрения к такому же, как вы простому, но непонтящемуся люду я хочу вас серьезно предостеречь.

— Нам что надо всем сразу переродиться и стать лузерами или лохами? Утром на работу вечером с работы? Стакан за ужином, полчаса пяленья в отстойный ящик с «Аншлагом» и на боковую? А назавтра с глубокого похмела и все сначала? А как же прочие эстетические радости жизни?

— Достали вы уже меня своими радостями. Мы же с вами только сейчас пришли к выводу, что радости у вас те же самые. Нет в них никакого эстетизма. Только что все это ещё и на дешёвых понтах происходит, да и разврата в несколько раз больше. Садомства всякого и другого извращеннейшего прелюбодеяния!

— Но так все равно веселее. Прикольнее. Что ни говорите.

— О всех доступных для вас радостях давно уже написано в Библии. Вы знаете, что это такое, Библия?

— Что-то слышал. Кто-то мне что-то за косячком рассказывал. Говорили, что написано как-то скучно и много там непонятного. Что-то про древних евреев.

— Да, это вам далеко не Ульбек с Эллисом. Но все же советую почитать. Может что-то и поймете.

— Попробую когда-нибудь, может и найду там что-нибудь прикольное. А что это вы так об этих лузерах беспокоитесь? Что Вас так раздражает в нашем отношении к ним?

— Я просто не люблю этого, как бы вам это попроще… А, вот, не люблю беспредела. Надо бы уже давно вам понять, что этот люд несет вам в супермаркеты, неважно как добытые, деньги. (Вам ведь это совершенно не важно? Конечно! Деньги, как вы только что утверждали, не пахнут. Вам должен быть важен исключительно один момент — чтобы непахнущие ничем деньги несли именно вам!) И вот, Евгений, этот такой же, как и вы простой люд несет вам деньги, в том числе на ваши порочные увеселения. А вы как бы со стороны на это все смотрите и презрительно цедите из себя некие описания творящегося в супермаркетах: «напоминающих мне восточные рабовладельческие базары или разграбленные кочевниками города Римской империи. То же бессистемное брожение сотен людей с отсутствующими лицами тащащих перед собой тележки, доверху набитые различным барахлом». Вы, извините, где такое вообще видели? Бывал я, наездами правда, в тех краях, когда империя распадалась. И на рабовладельческих рынках бывать мне иногда приходилось. Но кочевников, тащащих перед собой тележки с барахлом, я нигде не видел. Тем более, Евгений, кочевников с отсутствующими лицами никогда наблюдать мне не приходилось. Смею вас заверить, что лица у них были всегда, как вы изволите выражаться, чисто конкретными. И вам сильно повезло, что ваша встреча с этим людом до сих пор не состоялась. В противном случае далеко бы вам пришлось тележку толкать. А лицо ваше излучало бы при этом неиссякаемый оптимизм. Но весь этот бред, Евгений, наверное, можно списать на проблемы связанные с вашей постоянной усталостью. Этой болезненной для вас темы мы сегодня касаться не будем.

— Так позвольте, я всего раз говорил на эту тему в кругу близких мне друзей. Позволил себе такое сравнение. А как об этом узнали вы?

— Как, в вашей среде могут быть друзья? Даже близкие? Вы меня все больше и больше удивляете. Не задавайте лишних вопросов. Я же сказал — не все сразу. Не торопитесь.

— А как Вам удалось присутствовать при распаде Римской империи? Ее же ведь уже, наверное, лет сто как нет, а вы выглядите гораздо моложе?

— Сто лет?! У меня несколько другое отношение ко времени, нежели у вас. Но это к делу не относится. Вы бы лучше задумались над другим, вопросом: а при каких обстоятельствах распалась эта империя? Что послужило, так сказать, толчком к ее распаду?

— Ну и что же?

— Читать вам больше надо, Евгений. И нужные книги вам надо читать. Совсем еще недавно они у вас издавались. По крайней мере, по древней истории. С искажениями минувшей реальности, конечно же. Но, в основном, все верно. Историю средних веков и новейшую историю исказили гораздо больше. Так что поройтесь в библиотеках и обязательно там что-нибудь стоящее найдете.

— Да некогда мне лазить по этим библиотекам!

— А вы бы, Евгений, вместо кабака бы, раз, и в библиотеку. Вместо косячка бы, хоп, и исторический рассказик прочитан. Вместо забега по длинной «коксовой» дорожки, бац, и научно-историческая монография преодолена. А, Евгений?

— Вы просто на глазах становитесь скучным моралистом!

— Ну, о том, какой я моралист вы узнаете несколько позже, а сейчас вам, так и быть, я коротко расскажу о своих впечатлениях, сложившихся при этом самом распаде. В книгах там подробно все: причины, следствия, гносеологические предпосылки и связи. А я вам попроще как-нибудь.

— Весь во внимании. Как говорят англичане: я — одно большое ухо.

— Не напрягайтесь так сильно. Лучше выпейте еще чего-нибудь. Но к бифштексу лучше не прикасайтесь. А то натворим тут дел. За год не отмоются. Это даже вам небезопасно. С вашей-то физио…э-э-э, тьфу ты, черт, с возможностями вашего молодого организма!

— Хорошо, хорошо, не буду. Тем более специи все пересохли. Гребанное наследство совкового режима! А без специй я — пас.

— Так вот, я не буду вам долго рассказывать о своих утомительных беседах с Калигулой и Траяном. Я вам скажу только одно: началом конца великой империи стал тот момент, когда тамошний народец стал вопить: «Хлеба и зрелищ!» Когда Рим стал утопать в пьянстве и разврате. Когда римские бани превратились из места деловых и светских встреч достойных граждан великого города в места проведения диких оргий обезумевших горожан. Когда вина текли реками. Когда на улицах и площадях великого города стали расцветать ядовитые букеты содомского греха. Вам это ничего не напоминает?

— Напоминает, все в точности, как и у нас сейчас происходит. И бани, и оргии, и педерасты кругом, — изумленно шепчет Жека, — вот только наркоты, наверное, не было тогда.

— Хватало там всего и без наркоты. Но история потому и не является наукой, потому что не учит ничему. Ваши стражники если и читают какие-нибудь исторические эпосы, то читают их, как какие-нибудь сказочки про белых бычков. Только для того, видимо, что бы блеснуть эрудицией во время светских раутов или во время дипломатических переговоров. Но никак не хотят эти стражники извлечь из исторических уроков хоть какую-нибудь практическую пользу. Ну что же, как будет угодно. Мне это всегда было только на руку. Именно потому мне удалось развалить такую могущественную империю. И это уже после истории с Содомом и Гоморрой! Развалил-то в конце-концов, конечно же, Он. Но это, опять же, я все подстроил. Не нравились они мне. Особенно этот Калигула. Он ведь, шельмец эдакий, возомнил себя выше меня. И с упоением наслаждался я тогда плодами трудов своих тяжких. Правда, недолго. Торопили дела. Слишком велика матушка вселенная. А ведь Он хотел вместо этой империи еще какое-нибудь море сделать. Но мне удалось Его от этого отговорить. Слишком большое море получилось бы. Хватит уже морей. Ладно, что-то заговорился. Так всегда бывает, когда начнешь былое вспоминать.

— Х-р-р, пых, и-ы-к. — Вдруг было храпо-икнул совсем было сомлевший Жека.

— Ну-ну, Евгений. Мы ведь еще не договорили. Сейчас будем заканчивать. Вот, как раз, и хотел в завершение нашей содержательной беседы о воззрениях Платона все же поинтересоваться у вас, Евгений: удалось ли мне вас хоть в чем-либо убедить?

— Что-то в этом есть, но неужели все это только из-за понтов? Неужели нет совсем никакой у нас эстетической исключительности? Позвольте, а кто вам сказал, что этот Ваш Платон, в конце концов, все-таки прав? Кто Вам сказал, что он действительно угадал замысел Творца? Кстати, а кто он сам такой есть, этот Ваш Творец? — Пьяно вскинулся обиженный маркетолог.

— Юноша, я вас умоляю, смените тональность. Не надо превращать научный диспут в привычные вам пьяные разборки а ля: «Ты меня уважаешь?» или: «Ты кто такой?» Я этого не люблю. Вы же сами понимаете, как это пошло смотрится со стороны. Я ведь понимаю, что вам сейчас очень обидно, но это голая, если хотите, сермяжная правда. А правду, ее ведь надо учиться воспринимать. Какой бы тяжкой она бы, сволочь эдакая, ни была. Этому ведь даже Он вас учит. Мне-то как раз этого, по большому счету, и не надо было бы совсем. Но вот и я уже вынужден вам то же самое говорить. То же, что и Он. Потому что начали вы пугать своими пороками и распутством уже и меня. Уже начались у меня из-за вас проблемы. Надо же понимать, что Чистилище-то, оно ведь не безразмерное! И мест в Аду не так много уже осталось! А вы все лезете и лезете! Геена огненная который год уже работает без передыху. Без выходных и отпусков работает! На износ! И я, как руководитель всего этого процесса, ничего не могу поделать! Не могу предоставить ей выходной! Не говоря уже об отпуске.

— Чистилище?! — Жека чувствует, как вновь отчаянно запульсировали оба его паха.

— Да-да, purgalorium, если хотите. Но с латынью у вас, я так понимаю, совсем никак. А вашего ломанного английского я все равно не пойму. Так что давайте продолжим нашу беседу на вашем родном языке, который, вы, кстати, тоже плохо знаете. Но все же лучше, чем английский.

— Ад!? Геена огненная!? Руководитель!? — Все больше и больше вибрирует Жека.

— Да-да, я являюсь руководителем лечебно-воспитательного предприятия «Ад». Закрытого акционерного общества. По вашему, я генеральный директор или президент этого предприятия. И я обязан постоянно думать о его эффективной работе: о ритмичности поставки угля и тугоплавких смол, о своевременной замене сковородок, о своевременном регламенте оборудования, об организации отдыха сотрудников и т. д., и т. п. В общем, обычные заботы топ-менеджмента крупного предприятия. Кроме того, тружусь еще на полставки в Чистилище. Обвинителем. Тоже нагрузка, знаете ли, будь здоров! А вы все к нам лезете и лезете! И самое главное, за последнее время ни одного оправдательного приговора! А это означает, опять же, дополнительную нагрузку на ЗАО «Ад». Я уже десять филиалов открыл! Не помогло! Не спасло это от перегрузки. А при этом в конкурирующей организации, в так называемом ЗАО «Рай», полным полно свободных койко-мест. И в кущах почти никого не видно. Своими глазами видел. Недавно совсем был там на обзорной экскурсии. Все обошел — тишь и благодать! Одни райские птицы кругом заливаются.

Я уже, признаюсь вам, стал на хитрости всяческие пускаться, не оглашаю, к примеру, всех пунктов обвинения. Сознательно, так сказать, их замалчиваю. А Он все равно, ни в какую, все равно перстом на «Ад» указывает. Я уже, бывало, прошу Его: «Да плюньте Вы на этого придурка, ибо не ведал он, что творил!» А, Он — нет. Неумолим. И перстом, тык. В «Ад»!

— Так Вы что же, в этот раз за мной, что ли, пришли? — Слабым и дребезжащим голоском шепчет Жека, с трудом сдерживая давление на оба паховых клапана сразу.

— А чему вы, собственно, удивляетесь?! Вы думали, что все ваше непотребство просто так сойдет вам с рук? Или еще с какой-нибудь части вашего феноменального организма, но все равно, просто так как-нибудь соскочит? Нет, так не бывает. Если вы своим поведением начали уже раздражать даже меня…

Произнося эти слова руководитель лечебно-воспитательного предприятия достал из под стола дорогой кожаный кэйс и хотел было открыть его как вдруг раздается оглушительный хлопок, и пьяное Жекино сознание окончательно покидает его. Второй видеоролик подошел к концу. Показ обрывается. Но тут же запустился видеоролик третий. Слышатся настойчивые и перебивающие друг друга голоса:

But we have no vacant rooms yesterday.

But I don’t want the room.[5]

What is it you want, sir?

Listen to me please.

Where do I come in?

I take a cold shower…

And you have any trouble there?

Don’t trouble trouble until trouble troubles you.

Видеоролик третий. Недружественный Питер

Жека лежит на скрипучей продавленной и скособоченной кровати в убитом напрочь номере самой отстойной питерской гостиницы «Невский Палас». Убитый номер почему-то называется здесь «апартаментами». Руководство, «OBSERVANT PUC-PUC COD INTERCORPORATION» все время пыталось сэкономить на командировочных расходах своих сотрудников и оплачивало только такие вот самые дешевые и убитые номера в таких вот отстойнейших напрочь гостиницах, сильно напоминающих известные еще с советских времен «Дома колхозника». Но для Жеки обычно всегда делались исключения. Очень уж высоким был у него грейд. Но на этот раз «OBSERVANT PUC-PUC COD INTERCORPORATION» решило сэкономить и на Жеке. В мире вовсю уже бушевал придуманный кем-то экономический кризис.

На обижено лежащей Жекиной позе красуется синий свитер «Paul amp;Shark». На запястье правой Жекиной руки тихо тикает «Патек Филип». Запястье левой Жекиной руки украшает «Франк Мюллер». Украшает и тоже тикает. Жека он ведь всегда любил точность. Точность абсолютно во всем. Во время своего тяжелого маркетологического труда Жека всегда так поглядывал то на левое свое запястье, то на правое и мгновенно вычислял среднее значение текущего времени. И поэтому всегда он был точен. До секунды. Но сейчас ему было не до точности. В обдолбанной Жекиной голове тихо звучит «We're all made of stars». Лежит Жека не один. Он один вообще никогда не лежит. Нет у него такой привычки. На этот раз он лежит со своим хмурым настроением и со скрипом. Его взгляд непрерывно за что-то цепляется. То зацепится он за пошлые натюрморты, висящие на отстойно-обшарпанных стенах, а то еще и за отстойную, засиженную мухами псевдо-хрустальную люстру уцепится. Повисит немного на люстре, чуть-чуть поболтается да и обрушится себе на заплеванный и густо посыпанный выкуренными до фильтра окурками пол. Наконец блуждающему Жекиному взгляду надоедает всякое движение и он устойчиво прилипает к спящим на батарее центрального отопления свинотараканам. Свинотараканы жмурятся от удовольствия и шевелят во сне своими членистоногими лапками.

Назад Дальше