Директория. Колчак. Интервенты - Болдырев Василий 12 стр.


В 11 часов у меня была японская миссия с подполковником Микке во главе; хитрят72, приехали за информацией. Держатся независимо, но почтительно. Это первые настоящие солдаты из иностранцев.

Вскоре приехал адъютант Авксентьева просить для выслушания доклада министра внутренних дел С.С. Старынкевича. Дело касалось генерала Белова, о котором ходят тоже фантастические слухи и который является чуть ли не злым гением Сибири, но, благодаря тонкой и умной политике, не только держится, но и властвует, по крайней мере, в сибирских военных кругах.

Старынкевич тоже болен страхом переворота. С кем этот почтенный министр – указать трудно. Со стороны эсеровской части Директории отношение к нему чрезвычайно предубежденное.

Слушали потом прибывшего первый раз на заседание Директории П.В. Вологодского. Довольно невзрачен по внешнему виду, не ярок и по содержанию. Просто сер. Сообщил факты, более или менее уже известные.

По сообщению Вологодского, японские представители присутствие их войск на станциях Сибирской железнодорожной магистрали объясняют приказом микадо: «поддержать порядок в Сибири, охваченной большевистским движением». А американский корреспондент, наоборот, заявил ему, что общественное мнение Америки удивляется, почему русская интеллигенция ведет борьбу с такой передовой партией, как большевики, – в силу чего будто бы Вологодский должен был познакомить своего собеседника с «ролью и поведением большевиков».

Вологодский очень много распространялся об обещаниях, будто бы данных ему французским представителем Реньо относительно займа Сибирскому правительству, который с цифры 180–200 миллионов франков возрос в конце концов до миллиарда! Симпатии Вологодского на стороне Англии, Франции и Италии. В действиях Америки и Японии он видит корыстные цели. Реальным результатом, достигнутым Вологодским, была ликвидация второго Сибирского правительства, выделенного той же Сибирской областной думой, так называемого правительства Дербера – Лаврова73, осевшего во Владивостоке, и некоторый компромисс с Хорватом – «временным правителем» на Дальнем Востоке, находившимся также во Владивостоке.

После информации, которая, полагаю, умышленно обрисовала довольно пренебрежительное будто бы отношение к нам союзников74, определенно я понял только одно: что при решении вопроса о Дальнем Востоке приходится считаться с Хорватом. У него прочные связи и в политическом и экономическом мире, особенно среди японцев и китайцев.

Коснулись затем нашего больного вопроса о взаимоотношениях с Сибирским правительством.

Вологодский отнекивался, что он еще не дал себе точного отчета в этом вопросе. Спросил, между прочим, как мы отнеслись бы к сохранению его в роли председателя Сибирского совета министров.

Я высказался совершенно отрицательно, указав, как невыгодна для всех нас эта неопределенность положения с Сибирским советом министров.

«Так вы хотите, чтобы совет министров Временного Сибирского правительства был стерт?» – осторожно спросил меня Вологодский.

Я ответил: «Нет, зачем же стерт – пусть он сам распустится».

Ответ по этому вопросу сибиряки дадут в понедельник.

В вагоне меня ждал приехавший с Вологодским министр путей сообщения инженер Степаненко с телеграммой генерала Дитерихса, крайне бестактной в отношении и Сибирского и Всероссийского правительств.

Телеграммой этой признавалась не соответствовавшей обстоятельствам момента введенная Временным Сибирским правительством сдельная плата для железнодорожников, причем министру путей сообщения, наиболее заинтересованному в этом вопросе, не было сообщено даже содержание телеграммы.

Я немедленно телеграфировал генералу Сыровому об отмене его распоряжения.

Вечером два раза прибегал ротмистр С. из Ставки предупредить, что мы в сетях интриги и заговоров, предлагал усилить охрану и тоже явно намекал на измену Белова.

Не знаю, что им руководит, – он слишком близок к генералу Андогскому75, а этот последний к министру Михайлову.

Омск. 20 октября

Перебрался на новоселье. После тесного вагона – простор огромных и, к сожалению, пока еще холодных комнат. Оба адъютанта и В.Г. Шмелинг76 будут жить со мной.

С утра обычные доклады.

От генерала Иванова-Ринова две важные телеграммы: одна – с ориентировкой относительно Дальнего Востока, подтверждающая, что японцы попросту оккупируют нас; другая – с организационными данными в связи с положением на Дальнем Востоке.

Был Белов. Около его имени все больше и больше наматывается клубок слухов и сплетен. Инстинктивно как-то многому не верю и думаю, что многое идет из военно-академической кухни.

Кстати, Белов сообщил мне о проекте Андогского сделаться магистром ордена офицеров Генерального штаба, конечно провалившемся. Чего только не выдумает безделье!

В моей ставке тоже немало интриганов. Розанову будет нелегко все это уладить.

В 11 часов 30 минут вместе с Вологодским говорили по прямому проводу с Владивостоком. Иванов-Ринов докладывал о необходимости немедленного создания на Дальнем Востоке должности чрезвычайного комиссара с помощником по военной части. Кандидатами, видимо под давлением местных влияний, выдвинул на первый пост Хорвата, на второй – генерала Флуга.

Вечернее заседание: обычное бесплодие, провел лишь постановление о размещении находившихся в Сибири военнопленных.

Омск. 21 октября

Прибыл английский генерал Нокс. После встречи на станции Ветка Нокс и сэр Ч. Элиот77 прибыли в штаб Сибирской армии, где я их и приветствовал. В штаб приехал и Авксентьев.

С Ноксом прибыл П.П. Родзянко, племянник председателя последней Государственной думы, он на службе в английских войсках.

В 11 часов 30 минут выехали на парад, сошедший отлично. Чудесная погода благоприятствовала общему настроению.

Объезжали войска с Ноксом – верхами. Он и его спутники удивлялись результатам, какие были достигнуты всего за месяц обучения.

Труднее было угадать впечатление японцев, которых я также пригласил на парад. В отношении японцев уже создалось определенное предубеждение; их поведение на Дальнем Востоке и в Забайкалье было просто безобразным. Почти каждый день получались сведения о неприятностях самого грубого свойства.

Сегодня, между прочим, говорили, что они будто бы где-то по дороге продержали под арестом Нокса, несмотря на флаг его величества короля Великобритании, висевший над вагоном. Арест продолжался четверть часа. Нокс умалчивает об этом. При его огромном самолюбии и чисто британской заносчивости – это факт исключительный. Но, видимо, бывают моменты, когда и британская гордость должна казаться не замечающей наносимого ей оскорбления. Такова логика силы и обстоятельств.

В 4 часа Нокс был у меня. В его присутствии были сделаны доклады о положении на фронте.

Нокс очень сочувственно относится к делу возрождения нашей армии и идет на самые широкие обещания, – к сожалению, только на обещания, да и то касающиеся сравнительно далекого будущего. Сейчас можно рассчитывать на 70 тысяч винтовок и 5 миллионов патронов.

Нокса я знал достаточно хорошо. За время мировой войны он находился при русском гвардейском корпусе, где я был начальником штаба одной из дивизий.

Нокс довольно хорошо знал старую царскую Россию, имел большие знакомства, владел недурно русским языком. Особенно интересовался Востоком, в том числе и нашим Туркестаном, где много путешествовал. Если не ошибаюсь, он, кажется, довольно долго служил в Индии, в бытность там вице-королем лорда Керзона, и всецело разделял опасения русского вторжения в эту ценнейшую из английских колоний.

Нокс ненавидел социалистов, считал, что крепкой военной диктатуры совершенно достаточно, чтобы справиться с кучкой «бунтарей». Упрямо и настойчиво искал подходящего для этой роли генерала. Путался в сложнейших условиях русской действительности. Проявил очень много энергии, наделал немало ошибок и в конце концов довольно бесславно принужден был покинуть Сибирь.

Вечер опять пропал даром в правительстве. Присутствовал Вологодский, скоро, однако, уехавший. Административный совет, видимо, опять что-то затевает, хотя Вологодский, уходя, заявил, что существенных разногласий между нами и Сибирским правительством не видит.

Иначе судит Авксентьев, очень подозрительно настроенный тревожным разговором с «девятью музами»[15], как он выразился об общественных представителях, которые обильно питали его в эти дни инспирированными слухами[16].

Пессимистически настроен и Виноградов.

До половины 11-го рядили о возможных положениях.

Авксентьев нервничал ужасно, я почти молчал. Начинаю тяготиться этой болтовней и взаимобоязнью.

Сибирское правительство, видимо, склонно поставить нас в положение английского короля, на что, конечно, ни в коем случае нельзя согласиться.

Читал обширный доклад полковника Сахарова78, касающийся вопроса о возрождении армии. Это один из рецептов спасения, которые сыплются со всех сторон. Оценка внутренней и внешней политической обстановки весьма характерна для той эпохи. Касаясь части территории России, находившейся тогда под властью большевиков, автор доклада говорит, что она «управляется на чисто анархических началах так называемой диктатуры пролетариата; там утопическим идеям крайнего социализма, классовой вражды и личным низменным интересам массы… противопоставлены Российская Великодержавность и истинное благо народа»…

В отношении эсеров и эсде (меньшевиков) автор замечает, «что они продолжают до сего времени ставить проблематические завоевания Февральской революции выше спасения Родины, возрождения ее государственности и боевой мощи»…

Поэтому уставшее от безвластия, анархии и произвола население жаждет «сильной твердой власти» и тоскует «по недавнему прошлому величию Родины», готовое «идти на жертвы»…

Внешние политические условия рисуются также неблагоприятными: «Наши враги, центральные державы, заинтересованы в поддержании внутри России анархии и полной разрухи».

Америка и Япония враждебны возрождению России. Опора только на англо-французов, «выражающих готовность всемерно поддержать и способствовать быстрому созданию сильной, боеспособной Русской армии», ядро которой автор видит в образовании особого «образцового учебного корпуса» по образцу старой гвардии.

Эта идея, весьма популярная среди английского представительства, получила при его поддержке частичное осуществление. Во Владивостоке, на Русском острове, действительно создалась потом военная школа, превосходно оборудованная технически и материально, имевшая свой клуб, отлично поставленный спорт, свои лавки, снабженные необходимыми предметами, и пр.

Школа просуществовала почти 5 лет, совершенно расшаталась идейно, ввиду частой смены властей, и погибла, не оказав никакого влияния на то дело, в интересах которого создавалась.

Надо отдать справедливость англичанам: они сделали все, чтобы обставить это ядро будущего «образцового корпуса» и надлежащим комфортом, и разумными развлечениями. Но даже английский порядок оказался бессильным в условиях русской действительности.

Вскоре я ознакомился с докладом командированного мною на места полковника Ц., касающимся вопроса о состоянии войсковых частей.

Обследование подтверждало, что наибольшая распущенность, и внутренняя и внешняя, была в мобилизованных частях. Она в значительной степени базировалась на недочетах снабжения. Так, на Семиреченском фронте масса людей была без сапог, между тем в Семипалатинске, в отделении Военно-промышленного комитета, было заготовлено до 12 тысяч пар сапог для чехов.

Остро стоял вопрос с продовольствием. Чувствовался большой недостаток в винтовках. Возникал национальный сепаратизм.

Наиболее дисциплинированными оказались части атаманов. Они учли общую расхлябанность, отсутствие организованной заботливости и давно уже перешагнули черту, отделяющую свое от чужого, дозволенное от запрещенного. Утратив веру в органы снабжения, они просто и решительно перешли к способу реквизиции. Почти каждый день получались телеграммы о накладываемых этой вольницей контрибуциях. Они были сыты, хорошо одеты и не скучали.

Система подчинения была чрезвычайно проста: на небе – Бог, на земле – атаман. И если отряд атамана Красильникова, развращенный пагубной обстановкой Омска, носил все признаки нравственного уродства и анархичности, то в частях другого атамана, Анненкова, представлявшегося человеком исключительной энергии и воли, было своеобразное идейное служение стране.

Суровая дисциплина отряда основывалась, с одной стороны, на характере вождя, с другой – на интернациональном, так сказать, составе его.

Там был батальон китайцев и афганцев и сербы. Это укрепляло положение атамана: в случае необходимости китайцы без особого смущения расстреливают русских, афганцы – китайцев и наоборот.

Трудность объединения всей этой вооруженной силы, разбросанной на огромном пространстве Сибири, без сети надежных агентов на местах, при самом разнообразном понимании событий, делала задачу управления чрезвычайно сложной. Агитации в любом направлении открывался обширнейший простор.

Омск. 22 октября

Пытался утром погулять, но район моей квартиры – сплошной рынок, всюду люди, а я больше всего люблю их отсутствие во время прогулки.

Опять серия посетителей. В 3 часа ждал Нокса; он опоздал из-за завтрака в сибирском министерстве иностранных дел. От нас никого не было: не приглашали будто бы из-за того, что мы никому из местных министров не забросили даже визитных карточек.

Был с Гуковским с ответным визитом у Нокса, его не было дома. Встретил очень приветливо Родзянко. В беседе уговаривал меня выписать из-за границы всех русских офицеров.

В 5 часов заседание правительства. Прибыл Вологодский с Михайловым, а затем Гинс79 и Серебренников – они согласны на упразднение Сибирского правительства при условии упразднения Сибирской областной думы и принятия Всероссийской властью обязательства «создать в будущем сибирский орган народного представительства, который может и не иметь названия Сибирского Учредительного собрания». Новое в их предложении – назначение Вологодского председателем совета министров уже Всероссийского правительства и предоставление ему ведения переговоров о кандидатах в министры.

Этот вопрос, видимо, будет особенно спорным. Есть предположение провести Михайлова в министры внутренних дел, что при известных личных качествах Михайлова является маложелательным, и, кроме того, сибиряки, видимо, будут протестовать против назначения Роговского управляющим ведомства охраны государственного порядка.

Сибиряки просят сохранить их войскам наименование «сибирские», а также оставить бело-зеленую кокарду и флаг. Я согласился на двойную кокарду и на ленты их цветов к русскому национальному флагу.

Кандидатура Колчака на пост военно-морского министра не встречает возражений. Завтра предложу ему этот пост.

В 71/2 обедал у англичан. Обед неважный, но радушия много.

Омск. 23 октября

Профессура военной академии продолжает борьбу с генералом Беловым. Начальник академии генерал Андогский в лагере Михайлова, там, очевидно, получает и вдохновение для борьбы. Ко мне идут жалобы сторон и обвинительные материалы.

Был Михайлов, осторожно зондировал относительно себя и Роговского.

Приезжал Нокс. Он торопит с соглашением между нами и Сибирским правительством. Предложил мне 5 пунктов как условие его помощи по организации армии.

По словам бывшего у меня вслед за Ноксом генерала Степанова80, решено, главным образом, поддерживать русского генерала, которому доверяют союзники. Этому генералу будет дана и финансовая и людская помощь. Степанов дал понять, кто этот генерал. Это было первым серьезным искушением. Я отнесся к нему спокойно.

Назад Дальше