Из Q:
Ибо как молния, блистая, светит от одного края неба до другого, так будет Сын Человеческий в день Свой… И как было в дни Ноя, так будет и в дни Сына Человеческого: ели, пили, женились, выходили замуж – до того дня, как вошел Ной в ковчег, и пришел потоп и погубил всех… Так будет и в тот день, когда Сын Человеческий явится (Лк 1 7:24, 26–27, 30; см. Мф 24:27, 37–39).
Из М:
Поэтому, как выбираются плевелы и огнем сжигаются, так будет в конце века: пошлет Сын Человеческий ангелов Своих, и выберут из Царства Его все соблазны и делающих беззаконие, и бросят их в печь огненную; там будет плач и скрежет зубов. Тогда праведные будут сиять как солнце в Царстве Отца их. Имеющий уши да слышит (Мф 13:40–43).
Из L:
Наблюдайте же за собою, чтобы сердца ваши не отягчились хмелем и опьянением и заботами житейскими, и чтобы не настиг вас внезапно день тот, как есть. Ибо найдет он на всех живущих по лицу всей земли. Бодрствуйте же, постоянно молясь, чтобы быть в силах избежать всего этого, имеющего наступить, и стать пред Сыном Человеческим (Лк 21:34–36).
Вот лишь некоторые из примеров. И – должен подчеркнуть – я не отбирал эти стихи просто по собственному хотению, чтобы с их помощью проиллюстрировать мою мысль. Я ищу весть, которая находит независимое подтверждение во всех наших ранних источниках. И, как выясняется, именно это мы обнаруживаем в случае с апокалиптическими заявлениями Иисуса.
Столь же поразительно и достойно внимания то обстоятельство, что в более поздних источниках эта апокалиптическая весть сначала оказывается приглушенной, потом фактически исчезает из них, и наконец, прямо опровергается в проповеди (от лица самого Иисуса!) И нетрудно догадаться, почему. Если Иисус предсказывал, что неминуемый конец света придет еще при жизни его поколения, прежде чем все его ученики умрут, что должны были думать последующие поколения, когда конец так и не наступил? Можно прийти к выводу, что Иисус ошибался. Но если кто-то хотел остаться ему верным, то вносил в его весть изменения, так что Иисус больше не говорил о приближающемся апокалипсисе. Поэтому не случайно, что в нашем самом позднем каноническом Евангелии от Иоанна, написанном уже после смерти первого поколения, Иисус больше не проповедует апокалиптическую весть. Еще позже, в такой книге, как Евангелие от Фомы, Иисус прямо высказывается против апокалиптической точки зрения (2, 113). С течением времени апокалиптическая весть стала рассматриваться как вводящая в заблуждение или даже опасная. Вот почему традиции, касающиеся проповеди Иисуса, подверглись изменениям. Но в наших самых ранних источниках она по-прежнему здесь, у всех на виду. Иисус почти наверняка возвещал нечто подобное. И, как мы увидим, это важный ключ к пониманию того, кем считал себя Иисус: не Богом, но кем-то еще.
Подчеркну еще раз: очень важно, чтобы любая традиция, касающаяся Иисуса, с большой долей вероятности вписывалась в контекст Палестины I века н. э. И нет сомнения, что апокалиптические высказывания Иисуса отвечают этому требованию. Апокалиптический образ мыслей получил тогда очень широкое распространение, как мы знаем из свитков Мертвого моря и других Еврейских Писаний, относящихся к тому же времени, как например, Первая книга Еноха и другие дошедшие до нас апокалипсисы. В благовестии Иисуса не было ничего необычного для его времени. Многие еврейские проповедники объявляли о тех же самых событиях.
Но может ли эта апокалиптическая весть пройти отбор по критерию несходства? Некоторые исследователи уверяли, что нет, и что на самом деле эти высказывания вложены в уста Иисуса позднейшими последователями, которые, в отличие от него, верили в то, что история мира очень скоро должна прийти к внезапному концу. На мой взгляд, данная точка зрения в корне неверна, причем по двум причинам. Во-первых, некоторые из апокалиптических высказываний полностью отвечают критерию несходства, а во-вторых – на чем следует остановиться чуть более подробно – апокалиптический характер вести Иисуса может быть доказан, если мы рассмотрим во взаимосвязи, с чего началось его служение и что произошло после него.
Критерий несходства и весть Иисуса
Немалое число апокалиптических высказываний в самых ранних известных синоптических евангелиях содержат не те речения, которые ранние христиане хотели бы вложить в уста Иисуса. Я приведу тому три примера.
Во-первых, в высказываниях относительно «Сына Человеческого», которые я цитировал выше, есть одна странная деталь, на которую обычно не обращают внимания. Вопрос не так прост, но суть его в следующем. Ранние христиане, включая авторов евангелий, считали Иисуса Сыном человеческим, космическим судьей всей земли, который вскоре должен вернуться с небес. Более того, евангелия в ряде мест идентифицируют Иисуса с Сыном человеческим. Отвечает ли такая идентификация критерию несходства? Очевидно, нет: если вы считаете Иисуса космическим судьей, вам будет нетрудно придумать изречения, в которых Иисус отождествляется с Сыном человеческим. Но как быть с теми высказываниями, в которых Иисус не отождествляется с Сыном человеческим? Или, вернее, с теми высказываниями, в которых Иисус, как кажется, говорит о ком-то другом, как о грядущем Сыне человеческом? Маловероятно, чтобы христиане могли сами измыслить подобные изречения, поскольку они считали именно его Сыном человеческим.
Еще раз присмотримся к высказываниям, приведенным выше. Ни в одном из них нет намека на то, что Иисус говорит о себе, когда ссылается на Сына Человеческого, грядущего, чтобы судить землю. Читатели, естественно, исходят из того, что он здесь говорит о себе – либо потому, что верят в Иисуса как в Сына человеческого, либо потому, что знают, что в других местах мвангелия Иисус отождествляется с Сыном человеческим. Но ничто в самих высказываниях не наводит на мысль о подобной идентификации. Эти высказывания изложены не в тех выражениях, которые выбрали бы ранние христиане, если бы данные слова принадлежали им, а не Иисусу.
Или возьмем другое высказывание, Мк 8:38. Обратите особое внимание на формулировку: «Ибо, кто постыдится Меня и Моих слов в роде этом прелюбодейном и грешном, того постыдится и Сын человеческий, когда придет во славе Отца Своего с ангелами святыми». Тот, кто уже считает Иисуса Сыном человеческим, легко может допустить, что он говорит о себе – кто постыдится Иисуса, того постыдится (то есть осудит) сам Иисус, когда придет во славе с небес. Однако данное речение в действительности говорит совсем о другом. Здесь сказано, что если кто-то постыдится Иисуса, то этого человека постыдится и Сын человеческий, когда он придет с небес. Ничто в этом высказывании не свидетельствует о том, что Иисус говорит здесь о себе. Поэтому читатель, полагающий, что под Сыном человеческим Иисус имеет в виду себя, привносит свое понимание в текст, а не берет его из самого текста.
Любой из ранних христиан, скорее всего, построил бы данное высказывание о Сыне человеческом не так. Можно представить, что кто-то изобрел речение, из которого со всей ясностью следует, что Иисус подразумевает себя: «Если вы сделаете мне то-то и то-то, то Я, Сын человеческий, поступлю с вами так-то и так-то». Но гораздо менее вероятно, чтобы какой-нибудь христианин придумал речение, которое, как кажется, проводит разницу между Иисусом и Сыном человеческим. А это означает, что оно, скорее всего, аутентично.
Второй пример взят из одного из моих самых любимых пассажей во всей Библии, рассказе о последнем суде, овцах и козлах (Мф 25:31–46; из источника М). Здесь говорится о том, что Сын человеческий придет вместе с ангелами, чтобы судить землю, и сядет на престоле. Он соберет перед собой всех людей и «отделит их друг от друга, как пастух отделяет овец от козлов» (25:32). «Овцы» окажутся по правую руку от него, а «козлы» – по левую. Сначала он обратится к «овцам» и пригласит их войти в царство Бога, уготованное специально для них. А за что им позволено войти в это царство славы? «Ибо голоден был Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и напоили Меня; странником был, и приняли Меня; наг, и одели Меня; болен был, и посетили Меня; в тюрьме был, и пришли ко Мне» (25:35–36). Праведники застигнуты врасплох и не понимают: они не только не делали для него всех этих вещей, но, более того, никогда его не видели. Тогда судия говорит им: «Истинно говорю вам: сделав для одного из братьев Моих меньших, вы для Меня сделали» (25:40). Затем он обращается к «козлам» и приказывает им идти «в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его» – и объясняет, почему: они не дали ему есть, когда он был голоден, не напоили, когда он жаждал, не приняли его, когда он был странником, не посетили, когда он был болен и в тюрьме. «Проклятые» тоже недоумевают – ведь и они никогда не видели его раньше, как же они могли отказаться ему помочь? Тогда он отвечает им: «Истинно говорю вам: не сделав для одного из этих меньших, вы и для Меня не сделали» (25:45). И затем говорится, что грешники пойдут «в муку вечную», а праведники – в «жизнь вечную».
Этот пассаж производит глубокое впечатление и, без сомнения, он очень близок к тому, что в действительности говорил Иисус. Но почему? Потому, что, по мнению ранних христиан, не таким путем можно было заслужить вечную жизнь. Раннехристианская Церковь учила, что человек обретает спасение благодаря вере в смерть и воскресение Иисуса. Апостол Павел, например, весьма решительно стоял на том, что люди не могут заслужить спасение, делая то, что требовалось от них законом – или вообще делая что-либо. Если бы такое было возможно, тогда не было бы никакой необходимости в смерти Христа (см., например, Гал 2:15–16, 21). Даже в Евангелии от Матфея основное внимание уделено спасению, которое принес Иисус через свою смерть и воскресение. В данном же пассаже люди удостоились вечной жизни не потому, что уверовали в Христа (они никогда не видели Сына Человеческого и не слышали о нем), но потому, что совершали добрые дела для людей в нужде. Вряд ли ранние христиане могли изобрести подобное высказывание. Оно воплощает точку зрения самого Иисуса. Сын Человеческий придет, чтобы судить землю, и те, кто помогал людям в нужде, получат в награду вечную жизнь.
Мой третий пример речения, которое почти наверняка отвечает критерию несходства – это апокалиптическое высказывание, важное для нашей последующей дискуссии в данной главе. В этом высказывании, дошедшем до нас из источника Q, Иисус говорит двенадцати ученикам: «В новом бытии, когда сядет Сын Человеческий на престоле славы Своей, сядете и вы на двенадцати престолах и будете судить двенадцать колен Израилевых» (Мф 19:28; ср. также Лк 22:30). Не требуется долгих рассуждений, чтобы понять, почему эти слова, по всей вероятности, принадлежат самому Иисусу, а не были приписаны ему кем-нибудь из позднейших последователей уже после его смерти. После распятия Иисуса всем стало известно, что он был предан одним из своих учеников, Иудой Искариотом. (Это действительно имело место, так как предание находит себе независимое подтверждение во всех источниках и, кроме того, проходит по критерию несходства. Кому бы пришло на ум выдумать историю, в которой Иисус имеет столь малое влияние на своих собственных ближайших последователей?) Но к кому обращается Иисус в данном речении? Ко всем Двенадцати, включая Иуду Искариота. Он говорит, что все они – в том числе и Иуда – будут правителями в грядущем царстве Бога. Ни один христианин не стал бы выдумывать историю, намекающую на то, что предатель Иисуса, Иуда Искариот собственной персоной, будет провозглашен одним из правителей в грядущем царстве. А поскольку это невозможно, высказывание почти наверняка восходит к историческому Иисусу.
Начало и конец как ключ к середине
Сочетание всех аргументов, перечисленных мной выше, убедило большинство критически настроенных исследователей Нового Завета за последнее столетие в том, что исторический Иисус может быть лучше всего понят, как провозвестник наступающего апокалипсиса. Последний довод, который я приведу сейчас – самый убедительный из всех, на мой взгляд. В действительности он настолько хорош, что я сожалею о том, что не был первым, кто его выдвинул[43]. Суть этого довода в том, что мы знаем с относительной долей уверенности, с чего Иисус начинал свое служение, и – с той же долей уверенности – что случилось после него. Единственное, что связывает начало и конец, это середина – то есть служение и проповедь самого Иисуса.
Позвольте мне объяснить подробнее. Как я уже отмечал выше, у нас есть весомое доказательство – многократно подтвержденное и отвечающее критерию несходства – того, что общественное служение Иисуса началось с его крещения Иоанном Крестителем. А кем был Иоанн Креститель? Пламенным апокалиптическим пророком, возвещавшем о скором наступлении конца света, а также о необходимости для людей покаяться в преддверии Суда. Суть вести Иоанна лучше всего сохранена в его словах, обращенных к толпе и обнаруживаемых в источнике Ql «Кто указал вам бежать от будущего гнева? Сотворите же достойные плоды покаяния… Уже лежит и топор при корне деревьев: итак, всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубается, и бросается в огонь» (Лк 3:7–9). Это полностью апокалиптическая в своей основе весть. День гнева приближается. Люди должны к нему подготовиться, сотворив «достойные плоды покаяния». А если они этого не сделают, то будут срублены, как дерево, и брошены в огонь. И когда же это случится? В любой момент: топор уже лежит «при корне деревьев», которые вот-вот будут срублены.
Иисус на заре своего служения был связан с Иоанном Крестителем. Многие исследователи полагают, что Иисус начинал как ученик или последователь Иоанна, прежде чем отколоться от него и начать действовать самостоятельно. Разумеется, в полном религиозных различий мире иудаизма I века н. э. перед Иисусом был открыт широкий выбор – он мог, например, присоединиться к фарисеям или же перебраться в Иерусалим, чтобы сосредоточиться на храмовом служении, или стать последователем какого-нибудь другого религиозного лидера. Однако он оказался связанным с апокалиптическим проповедником грядущей катастрофы – вероятно, потому, что соглашался с его вестью. Иисус начал свое служение как апокалиптик.
Но что представляет собой ключевой фактор в пользу данного довода, так это то, что последователи Иисуса также придерживались апокалиптической ориентации. Что произошло сразу же после ухода из жизни Иисуса? Возникла христианская Церковь. Его ученики стали обращать других людей в свою веру. А во что верили первые христиане? Все сохранившиеся свидетельства согласны в том, что они также разделяли апокалиптические взгляды. Они думали, что Иисус в самом скором времени вернется с небес, чтобы судить землю. Самым ранним из известных нам христианских авторов, как я уже отмечал, стал Павел – а он был глубоко укоренен в апокалиптическом образе мышления. Он был до такой степени уверен в близости конца, что полагал, будто день Суда настанет еще при его жизни (так в 1 Фес 4:37, 1 Кор 15:51–53).
Иисус начал свое служение как последователь пламенного апокалиптического пророка, а после его смерти возникли общины его восторженных приверженцев, ожидавших скорого конца. Как начало, так и конец служения Иисуса были апокалиптическими – так могла ли середина быть чем-то иным? Если бы только начало было апокалиптическим, можно было бы выдвинуть довод, что Иисус отошел от апокалиптической вести Иоанна Крестителя, и потому его последователи не разделяли этой точки зрения. Однако в действительности они ее разделяли, так что это объяснение не работает. Или, с другой стороны, если бы апокалиптическим был только конец, можно было бы предположить, что сам Иисус не придерживался подобных взглядов, однако его последователи спустя некоторое время приняли их и потому стали приписывать своему учителю еще при его жизни. Но на самом деле начало служения Иисуса было насквозь апокалиптическим, так что и это объяснение не работает. Поскольку Иисус в начале своего служения был связан с Иоанном Крестителем, а после его завершения стали возникать апокалиптические общины, то и само служение должно было характеризоваться апокалиптическим провозвестием близкого пришествия Сына человеческого, который будет судить землю и установит на ней благое царство Бога.
Кем считал себя Иисус?
До сих пор по ходу дискуссии я сосредотачивался на характере вести Иисуса. Я ни в коей мере не хочу сказать, что эта весть – все, что имело значение для него самого или же для исследователей, пытающихся понять его жизнь. Но можно выдвинуть довод, что различные деяния, совершенные Иисусом, различные споры, в которые он был вовлечен, различные события, которые привели его в конце концов к гибели, – все они обретают смысл в рамках вполне определенного апокалиптического образа мышления, как уже было показано в более полных исследованиях на эту тему[44]. Однако в данной книге предмет моего интереса – богословский вопрос, как и когда Иисуса стали считать Богом. И суть моей позиции в том, что сам Иисус во время своего общественного служения не проводил целые дни, провозглашая собственную божественность. Напротив, основной смысл в его проповеди приходился на апокалиптическое возвещение близкого разрушения и спасения: он заявлял, что Сын Человеческий грядет на облаках небесных, чтобы судить землю, и люди должны быть готовы к этому историческому катаклизму, ибо скоро явится новое царство, в котором праведники будут оправданы и вознаграждены за свою преданность Богу, даже если следование воле Бога вело их к страданиям.