В принципе, думать так было не сложно — так оно и было!
Просто раньше она как-то не додумалась до этого сама. И как только перестала сомневаться в принципиально правильной постановке вопроса, зеркало не замедлило согласиться. Чем больше она углублялась в размышления о Дьявольских издевательствах, тем явственнее проступало отражение, добивая Маньку: сначала левая часть, потом правая. И затягивало ее глубже и глубже, мысли приходили сами собой, совсем как в пещере, когда черт овладел ее умом. Чаша мученичества быстро наполнялась, от настроения не осталось и следа.
Она уже всерьез задумалась: а почему бы Дьяволу самому не управиться со своими изделиями?
С чертями-то не воюет — все самое трудное на нее свалил!
И покойники…
Кто в здравом уме согласился бы на такое? Одно дело черта выдавливать, другое — правде в глаза посмотреть!
Подозрения встали в полный рост. Помазанницей она не была… И другом… Когда это Дьявол стал ей другом? Где-то там, в недрах чрева начала зарождаться на Дьявола злость. Злость, освобождаясь, подкатывала к горлу, сжимая сердце в кулак. И сердце снова заболело. Ей расхотелось искать кого-то там, воевать с кем-то там. Она ничего не могла дать людям, а люди ничего не могли дать ей — не хотели. Страшно признать, но ведь это правильно, что душа выставила ее вон! Разве бы поднялся он так-то?
Манька попробовала вернуть свое настроение, напомнив себе, что земля у вампира принадлежала ей, была ее собственностью, если по Дьяволу, и они закусили ее землей, обеспечивая себе доходность. При любом раскладе вряд ли их интересовала сама она и польза, которую могла бы принести обществу и себе в целом — сопротивляться озлобленности и обреченности сил не хватало, и не хотелось. Сознанием она понимала, что мыслит неправильно, но голова упрямо твердила свое, ее несло, умные мысли о себе сразу же отметались.
Манька уже не сомневалась, что черт правит головой, и готова была сорвать свою злость, но Дьявол опередил:
— Все понятно, — сказал он после некоторого раздумья очень суровым тоном.
Она как-то вдруг одумалась. Желание обвинить во всех своих бедах Дьявола было столь велико, что она не могла посмотреть ему в глаза. Похоже, ума перед зеркалом у нее никакого не осталось. Она проглотила комок — о нечистой силе, оказывается, она ничегошеньки не знала. Вот так, непонятно какая мерзость, легко поборола ее и переставила местами, указав на место, как дрессированной собаке.
И она села. В лужу. На мягкое место.
Посмотрела почти с ненавистью, но не на Дьявола, а на зеркало.
— Воздействие первого фактора можно считать изученным до конца! — Дьявол чуть смягчился и добавил с саркастической издевкой: — Ты еще обвини меня в том, что не ешь жареных куропаток! Я ни при чем, дорогая, я в дороге присоединился, когда ты сама уже поняла, что ничего из того тебе не дано! — напомнил он с издевкой.
«Не простит!» — расстроилась Манька, чувствуя себя виноватой.
— Спасибо скажи, что рыбы к тебе из реки на берег выпрыгивают! — продолжал бранить ее Дьявол и, не давая извиниться, заметил: — Если б не я, тебя уже на свете бы не было!.. — успокоился, взглянув хмуро, и спросил то ли у Маньки, то ли у себя самого. — Но откуда у тебя такая злость? Ведь мыслей у тебя таких не было, пока ты здесь не встала! Кто дает тебе объяснения про счастливую жизнь? Это, может быть, только черт, которого пропустили. И он где-то здесь, в избе! Блин! — выругался Дьявол, как она, меняясь и снова выпуская щупальца, переквалифицировавшись из черного Дьявола в Дьявола белого.
Он откатился назад, и попросил ее жестом отодвинуться к лестнице. Манька поднялась вверх на все ступени, усаживаясь в пролете лестничной площадки за дверью, свесившись вниз головой.
— Черти у баб ягов всегда водятся в изобилии, — сказал он, одновременно занимаясь своим делом. — Тем они и живут. Может, поэтому мы не можем найти крест?.. Ладно, — он устало махнул рукой, приглашая ее спуститься. — Встань посреди комнаты спиной к зеркалу и посмотри за ним, может, что-то увидишь?
Манька смотрела долго, шаря затылочным зрением по стене, на которой висело зеркало, но ничего не обнаружила, кроме одной особенности: зеркало она всегда видела позади себя, но глазами. Просто поняла, что затылком смотрит, а глазами зрит, и подойти к нему не было никакой возможности. Пятясь, она наткнулась на него и прижалась спиной, но протии через него не смогла.
— М-да, — промямлил Дьявол, призадумавшись. — Беда идет, а у нас даже времени нет, чтобы убежище для тебя поискать… — в его голосе прозвучала искренняя тревога.
— Может, как-то обойтись без зеркала? — предложила Манька. — Горы близко, мы бы успели подняться на первую вершину.
— Нечисть не простит избам, что Бабу Ягу не уберегли, развалит, — хмуро напророчествовал Дьявол. — Нам с тобой по возможности не только себя придется защищать. Да и в горах спрятаться не успеем. Если бы за третьей вершиной, но и то — условно! Оборотни бывалые охотники. Все же не человек то, а зверь, и зрение у него звериное, и голова работает как у вампира. А разве вампиры не могут найти свою жертву в любом месте? Им только следы твои унюхать у могилы Бабы Яги, а пойдут по следу, их уже не остановить. А тут в избе подельники засели… Откроют ни за ломаный грош. И на помощь братвы с такою бякой рассчитывать не приходится…
— А разве они не потеряют след в том месте, откуда мы сюда по воздуху прилетели?
— А следы изб? По ним они быстрее быстрого вас вычислят.
Манька промолчала. Дьявол подчеркнуто выделил «вас», значит, быть на ее стороне не собирался.
— Манька, беда не приходит одна. За тобой пока не все вампиры охотятся, всего-то Помазанница, — сказал Дьявол и вздохнул устало. — И пока она не знает, что у тебя и вода живая, и огонь неугасимый, и чеснок, если как следует порыться в кладовых Бабы Яги. В некоторых зельях чеснок используют в качестве приправы для снятия приворота. А вот когда догадаются… — самое интересное начнется! А догадаются они, как только первый оборотень принесет им весть, что есть некто, угрожающий всему вампирскому сообществу! Я такую развязку не планировал, готовил на другое время, но как Дьявол, обязан буду, если у тебя не найдется места, откуда ты могла бы их достать, а они тебя не то, что достать, разглядеть не смогли бы. Но где взять такое место?
Манька снова собиралась промолчать, но внезапно заинтересовалась.
— А разве вампиры не смотрят глазами оборотней?
— Смотрят, но сами они в это время в некоторой бессознательности. И когда выходят из транса, помнят не все и не всегда. Им время нужно, чтобы отмотать и прокрутить и сверить со словами оборотней пережитое. И так у нас появляется еще месяц, а может три… Летом воевать сподручнее. Срок о-го-го!
— А зачем тебе планировать, чтобы все вампиры на меня обозлились?! — изумилась Манька, обнаруживая главную нечисть рядом с собою.
— Два вампира против одной Маньки, разве это интересно? — кисло произнес Дьявол, не замедлив с ответом. — Твою головушку я бросаю всем вампирам сразу! Ты, Маня, понимать должна, что вампирское сообщество в целом рассмеется, если узнает, что человек решил бросить им вызов. Я, можно сказать, иду ва-банк. Я же совершенен во всем — а что касается безумия, в особенности, поэтому в этом году решил поставить на тебя! Если ты умрешь растерзанная оборотнями, то проблемы с Идеальной Царицы всея радиотрансляционного центра сами собой снимутся. Тебя мне будет не жаль, я всегда радуюсь за мое детище. Но как-то недостойно вот так убить человека, который решился умереть геройчески. И потом, чем она провинилась, чтобы иметь подле себя не чистокровного вампира, а вампира-оборотня? Я, можно сказать, спасаю ее от позора… — Дьявол недовольно поморщился. — А если ты справишься с оборотнями, то вампиры поймут, что ты представляешь для них опасность — и тогда они все будут умолять Благодетельницу устроить тебе вампирскую резню. И она, конечно же, с удовольствием возглавит ее, понимая, что страшного в тебе ничего нет, — он помолчал, и доверительно сообщил свои сокровенные мысли, от которых у Маньки волосы на голове зашевелились от ужаса пред тем, какая страшная участь ее ждет. — Ты, конечно, умрешь, но какое удовольствие посмотреть, как мои Воины Тьмы строем выйдут против одного человека! Попробовал бы кто одной фигурой на шахматной доске разыграть партию! А я вот хотел! — он посмотрел на нее с осуждением. — Но, увы, ничего не получается. У тебя голова кривая, а у меня времени нет ее править…
Манька ощутила, как бетонная плита придавила ее всем своим многотонным весом. Язык прилип к гортани, и никакого звука не вылетело изо рта. Она лишь разевала рот и хватала воздух, как рыба, выброшенная на берег. Глаза ее стали круглыми и темными, как у Дьявола, от расширенных зрачков, закрывших всю радужку. А она-то хотела тайно пробраться во дворец!
— Маня, я маленько могу уравновесить численное превосходство противника, — Дьявол пощелкал перед ее носом пальцами, стараясь вывести из состояния идеального шока. — Виртуально, но ты не можешь оспорить, что компьютер — преимущество, если он предугадывает позицию противника за час или два! За этот час можно прийти, положить мины, и угроза сама собой снимется. С таким компьютером, как я, ты уже не такая дура. Вернее, дура-то ты дура, но я маленько прибавляю ума! Я не компьютер, но люди уже не поймут тебя, если начнешь с ними разговаривать, как не понимают программеров, когда они разговаривают программами! А людей, которых не понимают, считают или умнее, или полным отстоем, ибо они знают то, что не знают другие, или не знают то, что знают другие… Просто так получилось, что некоторая часть населения выпала из Бытия и прекрасно себя чувствует. Не в обиду мне будет сказано, что жалкое подобие моей вселенной могло бы быть ими вынуто из Небытия, если бы голос их мог быть услышан Бездной. Но, к сожалению, Бездна — это океан, я — Небо и Земля, а человек — песчинка. Сможет ли песчинка открыть Врата Бездны и увлечь ее за собой? Тогда как мне достаточно лишь поднять бурю и всколыхнуть дно океана, чтобы накрутить Бездне хвост, оторвать копыта и обломать рога.
Утешение Дьявола показалось Маньке слабым.
Она почувствовала себя маленькой и беззащитной.
Планы ее разваливались в пух и прах. Крупные как горошины слезы покатились по щекам.
Почему он подставил ее?
— За что? — выдохнула Манька обиженно. Она размазывала слезы, и вся была такая несчастная. — Я же просто жить хочу, как другие! Головы у меня что ли нет, или я кто, что надо мной все издеваются? А ты-то?! Ты-то!
— Как все! — Дьявол ласково погладил ее по голове, — Ну, не плачь, сейчас заплачу вместе с тобой, и будем плакать до полнолуния, — смешливым-смешливым смешком засмеялся Дьявол. И произнес строгим настойчивым голосом, встряхнув Маньку за плечи, чтобы привести в чувство: — У Бабы Яги на каждый день запрятка нашлась: так нечисть объяснилась в любви. Но все же мы ушли далеко вперед, согласись! Давай, лучше посмеемся и пойдем дальше! Не останавливаться же на полпути! Просто понять это надо и все! Ты о них не думай, они даже не наступают на пятки. В железных обутках ты мне нравилась больше, а сейчас даже я тебя не боюсь!
Манька засмеялась сквозь слезы, представив, что напугался сам Дьявол, а потом, когда поняла, что никого она не напугает, заплакала еще горше. Дьявол знал, что будет дальше. Сам ли он придумал, или выдал, будто сам… Стаи оборотней приведут вампиров, дни ее будут сочтены их безжалостным холодным расчетливым умом, которого не было у нее. Она так и осталась чужой в этом мире — и мир был чужим. Никто никогда не нуждался в ней, а она нуждалась, и не находила. А все потому, что жизнь не заладилась с самого начала. Сначала от нее избавились родители, потом вампиры, после вампиров люди, потом Дьявол избавил ее от них от всех… Но кто сказал, что надо именно так?! Теперь, когда у нее была и земля и избы, умирать совсем не хотелось. Манька с тоской подумала, что их ждет, когда ее убьют. Избам не выстоять против человека, а уж против оборотней и вампиров подавно.
— Представь себе, что крест «генерала песчаных карьеров» тоже полностью не изучен, — с огорчением в голосе произнес Дьявол, нависая над нею, как скала.
— Что еще за крест такой? — она остановила свои горькие всхлипывания и заинтересованно подняла голову, утирая ладонью слезы.
— Это люди, обиженные в детстве на всю оставшуюся жизнь. Представь, что ты выросла брошенным ребенком. Хотя… — он сделал жест, который должен был объяснить Маньке, что она конченый человек, — Ты такой и выросла! Хорошо, — он решил начать с другого конца, — представь, что сейчас черт достает твои слабые места. Что бы он стал говорить, если бы знал, что каждый день своей жизни ты открываешь одиночество?
— Это как? — Манька всхлипывала, но уже только носом.
— Честное слово… Это сложно объяснить… На таких детей наложен крест их матерью, у которой не хватило ума объяснить, что ее ребенок нужный и полезный обществу человек. И у ребенка формируется комплекс обиды на все общество в целом, которое отвергло нового человека при его рождении. Так из-за одного человека человечество теряет людей. Злоба людская катится на них и от них, и один день ураганов не сравниться с тем, что делает это общество с человеком, отброшенным от него, думая, что его нет, и он с этим обществом. Но на самом деле он есть. И только они могут смешать общество с землей, утопив в крови.
Кто первый поддерживает Спасителей? Мытари! Кто меняет один строй на другой? Мытари! Кто преступники в своем большинстве? Мытари!
Они никогда никого не простят, и будут мстить за каждый день своего унижения. Эта страшная сила дремлет, произнося каждый день проклятия, и ждет, что кто-нибудь, больший, чем они, объявит себя Богом, и построит в шеренгу. Но, правда такова, что когда их боги получают желаемое, первым делом они избавляются от своей паствы, что бы уже никто не смог поднять мытарей против них самих. Эпохи начинаются с бойни и заканчиваются тем же.
Генералы песчаных карьеров… ты сейчас как мытарь, который идеализирует отвергнувшее его общество и примеривает его на себя, Но, Манька, общество уже отвергло тебя. Отвергло знаниями, которыми не пожелало делиться с тобой, применив их против тебя. Вот они, — Дьявол костяшками пальцев постучал по зеркалу, — знания, возьми их, и пусть общество примеривает тебя, потому что их знания не сравнимы с твоим знанием. Кто еще кроме Дьявола и Маньки смог бы разгадать тайну зеркала? Они это делают заклятиями, а ты, — Дьявол постучал кулаком по лбу, — лобешником! Думаешь, у них много знаний? Да последний представитель, который мог ими оперировать, и был Спаситель Йеся! Нету, сказал он, объяснений у меня таких, чтобы вы поняли, как больничка в три дня обнаруживается на Престоле Славы — и один сразу понимает, что достигло его Царствие Божье, а ко второму приблизилось Царствие Небесное: «Делайте так, как я сказал, и знайте, что будет так, как я сказал!» Определенно стало так, потому что по-другому и быть не могло! Ну, может быть еще Пророк Отца, он тоже хвалился: два раза совершил бесчестие — и повернул удачу, усадив охраняемого верующего в Раю, где сад и внизу реки, с чистой грудью, а неверного отправив в огонь. Не столько знал, сколько идеализировал.
Но неужто я, создавший этот Закон, не предусмотрел бы такой вариант использования знаний, которые в Нем? Добро побеждает зло, если есть тот, кто ищет доброе. Тогда еще были люди, которые знали, как изнашивать железо, и они их боялись. И правильно боялись — я Живой Бог и мне несложно научить человека. И ты уже сносила один комплект железа.
— А при чем тут я? — сердито спросила Манька. — Не вижу никакой связи. Не железом же они поднимутся против меня!
— А что у тебя, если ты льешь слезы в то время, когда голова должна работать, как часы? Если часы сломались, их в серьез никто не воспринимает! Ты уже не можешь поставить себя над обществом. Ты призналась всему свету, что ты — обиженная единица. Разве ты человек? Или вампир? Ты мытарь, изгой, смоковница, не дающая плода ни доброго, ни худого… Их общество срубает и выбрасывает вон, туда, где скрежет зубов! Сначала вылечись, а потом ищи ответ. И поверь, нет ничего проще, чем ответ: чем общество Дьявола тебя не устраивает? Перестань плакать! Ты мне мешаешь! — прикрикнул он. — Черт возьми, я был тут, я буду там. А общество — это мы еще посмотрим!
— А что я могу?! — горько спросила Манька, всхлипнув, и слезы снова побежали по щекам.
— Все армии мира одинаково управляются личностью… — спокойно сказал Дьявол, утирая ее слезы платочком. — Кто бы заметил полмира, если бы гид Лер не сподвигнул смоковницы, не приносящие плода не доброго ни худого, на масштабную экскурсию? Заметь, он не ломал голову заумными идеями! Он лишь высказал мысль, что весь мир — музей под открытым небом. И ты посмотри! Везде память о нем! А где помянули его, там помянули меня!