Егор растянул губы в удовлетворенной улыбке и еще крепче сжал пальцы, не позволяя Мастеру улизнуть. Широким мазком языка прошелся от ключицы до подбородка, скользнул губами по колючей коже щек, прихватил зубами твердый абрис челюсти. Мастер вздрогнул и отодвинулся, но не успел Егор разочароваться в его уходе, как расстроенный потерей рот снова накрыли требовательные губы. Мастер целовал его с еще большей страстью, дернул руками, требуя отпустить их, и Егор подчинился, решил, что теперь может себе это позволить. Он все еще не видел того, кого ласкал, но по его исступленным поцелуям, по тому, как изредка подрагивали его взволнованные мышцы, чувствовал, что сумел вывести профессионала из равновесия, перетянул инициативу на себя, пусть частично, и показал, что не в его это правилах - безучастно лежать в постели. Да, в силу того, что клиент был привязан, Мастер мог позволить себе главенствовать, но Егор продемонстрировал ему, что совершенно не собирается с этим мириться.
Уставший от поцелуев Мастер распрямился и продолжил массаж, прерванный в такой опьянившей их обоих манере. Ладони опустились на грудь Егора, и пальцы затеребили короткие волоски, растущие аккурат между сосками. Поглаживали их и как будто причесывали, пропуская между фалангами. Чуть тянули, вызывая странное, очень тонкое томление.
Внезапно Мастер прекратил гладить. Склонился и уткнулся лбом под ключицу. Зарылся носом в эти короткие завитки и шумно вдохнул их запах. Лизнул напрягшийся сосок и сразу вобрал его в рот. Посасывал и прикусывал его зубами, будто сладкую конфету ел. Егора неслабо повело от такой откровенной демонстрации желания.
- Да! Вот так и продолжай! – выдохнул он, выгибая шею и давая Мастеру еще больший доступ к своему телу.
Перебравшись к другому соску, тот точно так же покружил губами, постучал по твердой бусине языком, звонко чмокнул и всосал ее в рот. А потом резко выпустил, вызывая тем самым жгучее болезненное ощущение.
Язык выписывал вензеля по ребрам, а щетина легко и даже приятно царапала нежную кожу. Егор пропускал вдохи. Едва заметно приподнимался с кровати, стараясь поймать как можно больше этого дразнящего царапанья. Было приятно осознавать, что все эти умелые ласки дарит ему зрелый мужчина, а не какой-нибудь юнец, у которого вместо бороды рос лишь мягкий пух и которого вот так, с закрытыми глазами, легко можно было спутать с женщиной.
Добравшись до нижних ребер, Мастер нежно прикусил одно из них, и Егора будто пуля пробила навылет, ударила снизу в самое сердце, которое на миг чувствительно сжалось и тут же отпустило, позволяя крови бежать дальше.
Не сдержавшись, Егор замычал, а пальцы Мастера скользнули медленным многообещающим движением по животу, и тот - отзывчивый - напрягался, каменел под нежащей его рукой. И Мастер не стал упускать такую возможность, не спеша обвел языком все подрагивающее и твердое, щедрой мокрой лаской прошелся несколько раз от груди до самого паха. К тому времени Егор так возбудился, что головка его потяжелевшего члена лежала аккурат под впадинкой пупка, и когда губы Мастера в очередной раз обошли ее лаской, зашептал с горячностью, не до конца контролируя то, что слетает с его губ:
- Коснись его губами. Ну!
Помолчал и выдавил из себя:
- Пожалуйста!
Мастер довольно муркнул ему в живот, щекотнул длинными прядями волос влажный от слюны бок и нежно поцеловал головку.
- Еще! – хрипло потребовал Егор и повел бедрами, приглашая действовать более решительно.
Снизу фыркнули, но требование выполнили. Губы принялись поглаживать член, перебирали натянувшуюся кожу так, будто на флейте играли. Иногда пропускали к месту своей работы любопытный язык, чтобы увлажнить поле деятельности и облегчить скольжение. Глубже в рот не пускали, но зато деловито обрабатывали весь ствол от подобравшейся мошонки до самого отверстия уретры. Когда они посасывали головку, Егор подбрасывал бедра, пытаясь проникнуть как можно глубже, но Мастер придерживал прыткого клиента руками, которые оказались очень сильными, и продолжал мучить его, не пуская дальше извивающегося дерзкого языка.
Какое-то время Егор боролся с ним, но его позиция была заведомо проигрышной. Раздразненный донельзя затейливой игрой он рыкнул сердито:
- Да сколько можно? Ну, отсоси уже, а! Будь человеком! – и снова дернул бедрами вверх.
Мастер шлепнул его ладонью по животу, уронил обратно на кровать и куда-то ускользнул. Пошлепал босыми ногами по полу, направляясь к шкафу. Из принципа оставил неудовлетворенного клиента в одиночестве.
- Имей в виду, что этими своими играми ты доведешь меня до ручки, – пригрозил ему Егор и ожидаемо получил в ответ скептический фырк.
Похоже, Мастеру было глубоко плевать на угрозы. Правда, если бы он знал своего клиента чуть лучше, понимал бы, что тот никогда ничего не говорит просто так. А Егор был уже так раззадорен его ласками, что готов был прибегнуть к насилию, лишь бы получить разрядку, но для этого ему еще надо было дождаться, чтобы его развязали.
Какое-то время со стороны шкафа раздавался тихий шорох. Мастер погремел чем-то металлическим и вернулся к кровати. Опустился на постель рядом с Егором, и тот повернул голову в его сторону, когда услышал сдавленный вздох.
- Что дальше? – поинтересовался он.
Послышался характерный резкий щелчок, тихое шипение и почти сразу потянуло странным, смутно знакомым запахом. Егор довольно быстро припомнил, где он встречал его раньше. Так же, нет, даже сильнее пахло в старой деревенской церквушке, куда он изредка заставлял себя заходить, когда приезжал в дом матери. Такой же запах часто встречал его в Алом Зале. Страх всколыхнулся, толкнул в живот, вызывая тошноту, когда Егор осознал, что это за запах. Его гневливость мгновенно испарилась, как пыль, сдуваемая ураганом, а на ее место пришел инстинктивный испуг.
- Только не свечи! – подобравшись, отрезал Егор и попытался отстраниться от Мастера как можно дальше. – Я же четко указал в договоре - никакого БДСМа!
Тьма молчала, но его груди коснулся разговорчивый палец и медленно, ласково вывел: «Верь».
- Нет! Никаких свечей! – мотнул головой из стороны в сторону Егор. – Ты и так довел меня своими играми до того, что мне уже больно. Ты что, садист, не понимаешь?
«Нет боли», - вывел непреклонный палец по его коже и снова: «Верь».
Мастер сделал глубокий шумный вдох, такой же шумный выдох и так несколько раз. Коснулся груди Егора и едва ощутимо ритмично надавил на нее.
С усилием продираясь сквозь липкую паутину нарастающей паники, Егор догадался, что тот пытается ему сказать. Сжал челюсти так, что желваки заиграли, и, силком успокоив нервы, стал дышать глубоко и размеренно, приглушая частящий пульс и насыщая кислородом раззадоренное ласками и парализованное страхом тело.
На протяжении этих дыхательных упражнений он каждую секунду ожидал почувствовать боль от капающего на кожу раскаленного воска. Уже видел подобные эксперименты на сцене Алого Зала, видел, как извивались и стонали сабы, когда на них плескали жидкой раскаленной массой, и поэтому сам тоже застонал, как от боли, когда его кольнуло под ключицей. И только через несколько секунд, полных сильнейшего смятения, когда обжигающий укол стал мокрым и совершенно не горячим, до Егора дошло, что это был вовсе не воск, хотя первые впечатления оказались чертовски схожими. На самом деле по его коже скользил твердый кубик льда. Колол морозом. Оставлял за собой холодный и влажный след.
- Черт! – дернувшись, выдохнул Егор.
После этого возгласа его с нежностью похлопали по бедру, так, будто усмиряли взбрыкнувшую испуганную лошадь.
Лед быстро таял на разогретой массажем коже. Скользил по шее, проходился по груди, обжигая холодом и на миг останавливая сердце. Танцевал на животе и бедрах, в общем, вел себя крайне непредсказуемо. Оторвался от паха, чтобы через секунду очертить ареолу нежного и чувствительного соска, и Егор, естественно, взвился, желая уйти от этого жгучего воздействия, но не смог даже толком прогнуться. И так же не смог сказать Мастеру, чтоб тот прекратил его замораживать, потому что напряженные челюсти будто заклинило, и скорее всего, для того, чтобы разомкнуть их, был необходим автомобильный домкрат.
Тем временем, охладив как следует соски, кубик льда скользнул к подмышке. Затаился у напрягшегося бицепса в тревожном ожидании. Егор насторожился вместе с ним и дождался того, что второй наглый ледяной кубик прилег неподалеку от пупка, покалывая кожу десятком микроскопических иголок. По груди к тому времени уже предсказуемо побежала дорожка тающей воды, но обжигающие уколы на животе почему-то не спешили превращаться вслед за ней в мокрый холод. Они остались на коже, преобразившись в согревающее уютное тепло, которое проникало в самую глубину тела, и, лишь хорошенько прочувствовав его, Егор осознал, что это вовсе не вода, а капли воска – жидкого, горячего, но не обжигающего.
Холод и тепло теперь казались совершенно одинаковыми окончательно запутавшемуся в ощущениях телу. Представления Егора и объективная реальность резкого разошлись во мнении, отчего тот мгновенно ошалел и не смог сдержать тихого удивленного стона. Нервно заерзал, поджал пальцы ног, подвигал коленями. Дернул руками, пытаясь уже в сотый раз сбросить путы, и уже в сотый раз потерпел неудачу.
- Развяжи меня! – хрипло потребовал он, и в его живот тут же что-то предупреждающе уткнулось.
Не палец, что-то намного тоньше и мягче.
Свеча, решил Егор, чувствуя, как на кожу ложится теплый след из мелких капель остывающего воска. Она выписала буквы непоколебимого «Нет» и, взлетев, разразилась над ним целой капелью. Воск падал на обнаженное тело без какой-либо системы. То тут, то там плюхался с небес горячими взрывами, а очнувшийся кубик льда решил поддержать этот беспощадный налет и продолжил свое хладнокровное скольжение.
Егор дергался, шипел, охал и мычал, пока его тело сантиметр за сантиметром погибало под их совместной атакой. Растворялся, плавился в феерии обрушившихся на него переживаний. Матерился сквозь зубы, чтобы хоть как-то удержаться в реальности, и держался ровно до того момента, пока две исконно враждующие стихии не сошлись в паху, чтобы продолжить битву на равных и плечом к плечу.
Затих, проглотив последний слог, когда за него сначала взялся лед, закруживший недалеко от подрагивающего члена, как голодный хищник вокруг жертвы, а затем, как только лед, припугнув напоследок, убрался прочь, это место накрыло горячим дождем. Егор замерзал в пламени и сгорал живьем во льдах. Сердце стучало отбойным молотком, а легкие насыщались запахом воска и усилившимся ароматом ментола и мяты. А последним ингредиентом в этот ароматный коктейль добавлялся густой запах мускуса.
<center>***</center>
- Держите свечу горизонтально и медленно вращайте ее пальцами.
Ровный голос Станислава нашептывал Максиму в левое ухо правильную последовательность действий. Успокаивал его, не давал сорваться и сделать что-нибудь во вред Егору и самому себе. Максим старался дышать ровно и четко выполнять инструкции. Держался за это тихий голос, чтобы не нырнуть с головой в засасывающее его, как коварная трясина, вожделение.
- Воск будет капать равномерно. Так ему легче будет подготовиться к новой капле, и ощущения не будут слишком болезненными. Он - не мазохист, и мы не можем позволить ему испытывать боль, так что никаких резких движений.
«Как будто это так легко сделать, когда этот жеребец брыкается подо мной!» - мысленно проворчал Максим.
Он сосредоточенно смотрел на распростертое под ним тело. Левая ладонь, которая держала кубик льда, уже онемела от холода, но все внимание Максима было сконцентрировано на правой руке, пальцы которой бережно, словно дирижерскую палочку, держали длинную тонкую свечку. Та не спеша вращалась, позволяя созревающим золотистым каплям падать на покрасневшую, сотрясающуюся землетрясением под каждым горячим ударом кожу. Максим старался сделать так, чтобы капли падали близко к потемневшему от прилива крови члену, но вместе с тем не попадали своими снарядами на его нежную ранимую плоть.
Для педантичного, сдерживающего свои эмоции Дальского все, что проделывал с ним Максим, и так было слишком ярко и оглушительно. Тот не хотел, как и нашептывал Станислав, перейти грань, где удовольствие стремительно и бесповоротно переросло бы в боль. Не хотел напугать мечущегося под ним Егора, но удержаться от этого было сложно, потому что Дальский, матерясь, шипя и постанывая, изгибался настолько, насколько позволяли ему крепкие узлы, и крупно вздрагивал, напрочь сбивая прицел. С этими его извиваниями и шипящими ругательствами сложно было определить: то ли Дальский хотел уйти от странной для него ласки, то ли наоборот, принять ее всем телом. Спросить у него напрямую раззадоренный Максим не мог, но Дальский не просил его остановиться, а значит, тот не делал ничего неприемлемого.
От всего этого зажигательного во всех смыслах представления у самого Максима уже давно стоял. Он специально как можно сильнее прижимал Егора бедрами к постели, чтобы тот об него не слишком терся и не догадался ненароком, что Мастер снова, как и в прошлый раз, возбудился от прелюдий не меньше, чем клиент. Это было слишком непрофессионально. Мастер должен всегда соблюдать выдержку, потому что обязан безопасно довести сеанс до конца даже тогда, когда его клиент уже теряет голову от удовольствия. А у Максима от нестерпимого желания трахаться так шумело в голове, что он почти не слышал слов Станислава. Восторг от ощущения пусть и временной, но неограниченной власти над телом Дальского поглощал его, изгоняя все мысли о безопасности и разумности и оставляя лишь желание безраздельно обладать по глупости доверившимся ему конкурентом. В эти мгновения он мог сделать с Дальским все, что угодно. При желании он мог бы убить Егора, и Станислав, наблюдавший за их играми из соседней комнаты, не успел бы его остановить. И Максим наслаждался этим мимолетным чувством собственного превосходства. Баюкал его в сердце, как мать – любовь к своему ребенку.
«Так вот, что ты чувствуешь, Гор, когда берешь партнеров под свой полный контроль! Вот значит, что обычно доставляет тебе удовольствие! - Максим растянул губы в шалой улыбке, как будто был пьян от пары бокалов крепкого виски. – Что ж, я дам тебе почувствовать кое-что еще».
Кубик льда мгновенно оказался во рту. Максим тщательно обсосал его и при этом внимательно следил глазами за свечой. Затем испытал секундную пронзительную и сладкую боль, когда быстро и безжалостно убил трепещущее тонкое пламя - затушил его пальцами. Отбросил свечу прочь, склонился над пахом Егора и, не колеблясь ни секунды, взял член в рот.
Егор вскрикнул от неожиданности и резко выгнулся, запрокидывая голову. Замычал еще громче, чем до этого. Резкий солоноватый привкус его предэякулята во рту Максима почти сразу смешался с водой, щедро расточаемой тающим кубиком льда, без следа растворился в слюне и стек в горло холодным коктейлем. Тот прекрасно понимал, какие невероятные ощущения испытывал в эти минуты Дальский. Знал по собственному опыту, как искусное сочетание ледяного холода и тепла жадного рта сводит с ума нервные окончания. Усмехался, когда вбирал Егора глубоко в охлажденное горло и, будто нехотя, медленно выпускал его на волю. Четко уловил момент, когда тот начал стремительно приближаться к оргазму, и отстранился, когда счет шел буквально на секунды, не давая Егору кончить. Прихватил в горсть его мошонку и слегка оттянул ее, коварно изгоняя плещущееся через край возбуждение.
Красный от похоти и злости Дальский взбрыкнул разъяренным быком, ожесточенно дернул руками и препохабнейше выразился. Максим ехидно ухмыльнулся, когда услышал это очередное матерное откровение, ведь обычно тот так яро сквернословил только в самых критических ситуациях, но его ухмылка очень быстро увяла, оставив после себя пересохший от быстрого дыхания рот. Максим коснулся собственного члена, зажмурился и сильно сжал его у основания, не позволяя себе позорно спустить раньше громко высказывающегося клиента.
«Если ты чуть не кончил от прелюдий, то что ты будешь делать дальше?» - рассеяно подумал он.
И сразу поймал себя на мысли, а у кого он, собственно, спрашивает? У Дальского? Или же у самого себя?