– Нет, не помню, но доктор полагает, что память скоро восстановится.
Мой ответ принес девушкам облегчение, и они сразу заговорили о школе, о приближающемся старте бейсбольного сезона, что было большим событием там, куда они собирались идти сегодня вечером. Они пригласили и меня, но мама в доброжелательном тоне объяснила им, что я еще не скоро смогу выйти за порог этого дома. Это уже нечто запредельное. Разговор перешел на бойфренда, которого я не помнила.
– Он такой горячий, – простонала Кэнди. – И такой… просто совершенство.
– Во всем, – Вероника согласно кивнула, скрестив на груди руки. – У вас такие совершенные отношения.
А я смотрела на спокойную девушку с каштановыми волосами. Она все время стояла молча, теребя в руках маленькую бумажную салфетку.
– Он так переживал из-за тебя, – Кэнди, расплывшись в улыбке, склонила голову набок. – Тебе везет куда больше, чем ты думаешь.
Повезло остаться в живых или повезло отхватить такого бойфренда?
Как ни странно, но, кроме того, что сказала Вероника о Касси, никто больше о ней не говорил. Я была убеждена, что они специально не касаются этой темы, чтобы не нервировать меня. Я оценила это в особенности потому, что большую часть прошлой ночи провела, перебирая в голове все страшные вещи, которые могли произойти с нами. Однако сейчас мне хотелось узнать о блондинке больше.
Дождавшись, когда в разговоре наступила небольшая пауза, я кашлянула, привлекая к себе внимание.
– А Касси говорила что-нибудь до того, как мы… мы пропали? Она рассказывала о каких-нибудь наших планах?
Вероника, опустив голову, закусила губу.
– Она практически не…
– Девочки, я думаю, что на сегодня хватит. – За спиной Вероники возникла моя мама, которая хотя и улыбалась, но губы ее были напряженно сжаты. – Саманте нужно отдыхать.
– Ну, мама! – выпалила я, смущаясь, что со мной обходились как с ребенком. Я соскочила с барного табурета. Колени мои дрожали, говорить я могла только шепотом. – Мама…
Она бросила взгляд на девочек, сбившихся в углу с побледневшими под слоем пудры лицами, а затем схватила меня за руки, широко раскрыв глаза.
– Что с тобой?
Мое сердце вырывалось из груди. Ну как я могла объяснить ей это? Я помнила, что уже кричала на маму и раньше. Я и прежде чувствовала подобное – разочарование, раздражение и злобу по отношению к ней. Нахлынувшая волна знакомых ощущений, хотя на самом деле ничего не происходило, вызывала лишь головокружение. Другим эта вспышка могла бы показаться ничего не значащей, а вот для моего опустошенного мозга это было очень важным.
– Саманта?
Все пристально посмотрели на меня. Это были лица незнакомцев. Ни о каких воспоминаниях или хотя бы об искре узнавания, которую чувствуешь, заглядывая в «Гугл» или на WebMD, не могло быть и речи. Я обшарила прошлой ночью весь интернет в поисках информации о диссоциативной амнезии, и помимо того факта, что она может быть следствием перенесенной травмы или психического заболевания – приятнейшее известие, – смогла наскрести какие-то жалкие сведения о том, как мне восстановить память.
Меня начало трясти. Я высвободила свои руки из маминых и приложила ладони к пылающим щекам.
– Все в порядке. Я просто устала.
Мое неофициальное «давайте снова встретимся, как раньше» подходило к концу. Девочки поспешно обняли меня, чмокнули в щеки, а потом выпорхнули во двор к своим «БМВ». «Интересно, а какая машина у меня?» – задумалась я.
– А что вообще произошло? – спрашивала мама, идя за мной через множество комнат к самой маленькой, расположенной на первом этаже, – к общей гостиной. – Саманта, ответь же мне.
Я села на мягкий диванчик.
– Да, в общем, ничего особенного. Я только что вспомнила, как раньше… налетала на тебя, как бешеная, кричала на тебя. И это воспоминание пришло мне в голову совершенно неожиданно, оно буквально застало меня врасплох.
Мама впилась в меня пристальным взглядом и почти сразу опустилась передо мной на колени. Это меня удивило – ведь она могла помять свои льняные брюки, – но мама взяла в ладони мое лицо. Руки ее дрожали, в глазах стояли слезы.
– Я никогда не думала, что для меня будет счастьем услышать твои воспоминания о том, как ты меня огорчала, однако именно так все сейчас и получилось.
В ответ я улыбнулась, но моя улыбка вышла слабой и печальной.
– Подтверждение моей дебильности, верно?
– Ну что ты, радость моя, какая же это дебильность? Это прогресс. – Мама встала, поправляя одежду. – Но я думаю, что этот уик-энд тебе надо провести в спокойной обстановке.
Я удивленно подняла брови.
– Прошлой ночью я читала о подобном случае в одной статье, и в ней сказано, что я должна находиться среди привычных вещей. Это снова запустит мою память.
– Не знаю. В твоей ситуации многое имеет значение.
Я печально вздохнула, предчувствуя, что ближайшее будущее будет безрадостным.
– Я хочу в понедельник пойти в школу. Я должна пойти в школу. Мне это необходимо.
– Ты слишком торопишься.
– Я должна начать делать что-то привычное. Вдруг именно это поможет мне.
Лицо мамы стало еще более обеспокоенным.
– Доктор Уэстон сказал, что тебе надо входить в окружающую жизнь постепенно. А школа станет слишком большой нагрузкой на твою психику.
– Что может быть еще хуже? – Я развела руками, чувствуя, что меня совершенно не понимают. – Что я забуду еще что-нибудь? Но этого «чего-нибудь» практически не осталось!
– Я не знаю. – Мама отвернулась от меня, перебирая золотые браслеты на запястьях. – Я, кстати, уже говорила об этом в школе. Они сказали, что не будут возражать, если ты еще неделю или больше проведешь дома.
В этот момент я узнала о себе нечто новое: у меня напрочь отсутствует терпение. Вскочив на ноги и сжав кулаки, я объявила:
– В понедельник иду в школу.
– Саманта, ну я же…
– Что здесь происходит? – Папа вошел в комнату, снимая на ходу белые перчатки для гольфа. Подойдя ко мне, он поцеловал меня в щеку. – Похоже, все вернулось на круги своя.
Я постаралась скрыть отвращение, которое вызвал у меня этот невинный поцелуй. Странно, он мой отец, так что причин для недовольства не было. Мама повернулась к нему, и кровь мгновенно отхлынула от ее красивого лица. Ага, очевидно, мне все же следовало бы отреагировать. Я отошла в сторону, чувствуя волнение и неуверенность.
– Почему ты ходишь по дому в этой обуви? – Высокий голос мамы в буквальном смысле вонзался мне в уши. – Ты поцарапаешь пол. Ну сколько можно?!
Отец рассмеялся.
– Ничего с твоими полами не случится. Кого интересует, поцарапаны они или не поцарапаны.
– Меня интересует! – резко оборвала его мама. – Что подумают наши друзья, когда увидят такой пол?
Папа закатил глаза.
– Я думаю, ты единственный человек из всех, кого я знаю, кто переживает из-за полов. Так что все-таки происходит?
– Твоя дочь намерена в понедельник идти в школу, – не сводя с него рассерженных глаз, продолжала кипятиться мама.
Отец хлопнул сложенными перчатками по ладони, отчего я слегка подпрыгнула.
– Джоанна, если она хочет пойти в школу, мы не должны ее удерживать.
– Но…
– Так, значит, я могу идти? – Обнадеженная позицией отца, я приободрилась.
Мама, посмотрев на нас, тяжело вздохнула.
– Двое против одной, понятно. Есть вещи, которые никогда не меняются. – С этими словами она повернулась и быстрыми шагами буквально вылетела из комнаты.
– Не бери в голову, родная моя. Твоя мать просто принимает все слишком близко к сердцу. – Отец сел, похлопав ладонью по спинке дивана. Я тоже устроилась рядом, сложив руки. – Она просто очень беспокоится. Мы думали…
– …что я умерла?
Лицо его побелело, он судорожно сглотнул.
– Сначала твоя мама думала, что ты сбежала, и это сразило ее. Ты же знаешь, как она на все реагирует. – Его лицо стало озабоченным, он тряхнул головой и продолжал: – Хотя ты не помнишь этого. Она беспокоилась, что Касси подбила тебя на нечто подобное, а если так, то сплетни тут же распространятся повсюду. Я всего лишь хотел, чтобы моя малышка вернулась домой, особенно после того, как мы начали предполагать худшее.
Неужели мама больше тревожилась о том, что могут подумать ее друзья? Так это или нет, но я все еще не могла представить себе, о чем думали мои родители.
– Я хочу вспомнить.
– Я знаю, – сказал отец, похлопав меня по коленке.
– Нет. Посмотри. – Я вытащила фотографию Касси из кармана своих джинсов. – Мне нужно вспомнить.
Отец снова шумно сглотнул.
– А ты… ты помнишь ее?
Я покачала головой: ни ее лица, ни того, как она положила руки мне на плечи, не осталось в памяти. Черт возьми, да и мое собственное лицо на фотографии было мне незнакомо, даже веснушки, обляпавшие мой нос. У Касси тоже были веснушки, но только на щеках.
– Но ведь она все еще там, где, вероятно, была я. Может быть, она ранена или… – Я перевернула снимок, подняла голову, встретилась взглядом с отцом. – Если вспомню, я смогу ее найти.
– Дорогая моя, полиция прочесала большую часть парка и не обнаружила ничего.
– Может быть, она где-то в другом месте. Ведь никто же не знал… пойду ли я туда. Первое, что помню, – я шла пешком, – убеждала я отца. – Вдруг я пришла совсем из другого места?
– Возможно, это и так, но не надо так напрягаться. – Он улыбнулся, вставая и помахивая зажатыми в руке перчатками. – И даже если ты никогда не вспомнишь, то вины твоей в этом нет. Понятно?
Я рассеянно кивнула. Отец ушел, а я поднялась к себе в комнату и положила фотографию на свой письменный стол. В ванной я потянулась к крану включить воду, позабыв о том, что этот смеситель на фотоэлементах включается движением руки. Я поднесла к нему руку, и вода полилась. Умывшись, я снова проверила работу смесителя. Я проделала это много раз, надеясь, что раздастся щелчок, сообщающий о поломке. Но этого не произошло.
Сделав несколько глубоких вдохов, я закрыла глаза. Дважды моргнув, снова открыла их. Свет в ванной комнате погас. Может, я случайно погасила его? Я не помнила, чтобы прикасалась к выключателю на стене. Отступив назад, я посмотрела в свою спальню и с трудом справилась с застрявшим в горле комком.
Я была в состоянии стресса, а стресс заставляет совершать неосознанные поступки. Эта мысль была сейчас для меня хорошим теоретическим подспорьем, которым я и собиралась воспользоваться.
Сердце вырывалось у меня из груди, я бросилась на кровать и уставилась на пластмассовые звезды, прикрепленные к потолку. Прошлым вечером я наблюдала, как они светились.
Это мне нравилось.
А нравились мне эти звезды прежде или я считала их глупой затеей? На этот вопрос ответа у меня не было. Ответа не было ни на что. Я перекатилась на бок, согнула ноги, почти прижав их к груди. Касси. Ее имя, как печальная незнакомая мелодия, не отпускало меня с того момента, как полицейские вышли из больничной палаты. А вдруг она в такой же больнице и тоже не может вспомнить, кто она? Скотт сказал, что мы с Касси часто дрались, но между друзьями разное случается… Так мне, по крайней мере, казалось. И я к тому же вела себя, как настоящий тиран, – так гнусно, что даже Карсон невзлюбил меня. Черт возьми, ведь даже мой собственный брат, кажется, меня боится.
Сомкнув веки, я силилась «перезагрузить» мозг. Забавно. Я сделала глубокий вдох, пытаясь расслабиться, и представила себе лицо Касси. Очевидно, она была последним человеком, с которым я общалась. А что мы делали? Смотрели фильмы? Ходили на вечеринки? Просто гуляли и разговаривали?
Я не помню, сколько пролежала, пристально глядя на изящную музыкальную шкатулку, на боковой стороне которой была вырезана маленькая балерина; одну ногу она согнула в колене. А я была балериной? Сомнительно… Вздохнув, я перевернулась на живот и уткнулась лицом в подушку.
Под ней что-то зашелестело.
Привстав, я отбросила подушку. Из-под одеяла высовывался уголок желтой бумаги, свернутой треугольником. Я была уверена, что этим утром его здесь не было. Дрожащими руками я развернула его.
У меня перехватило дыхание, и я, отбросив письмо, снова повалилась на кровать. Сердце бешено колотилось, я закрыла глаза, но все равно видела написанные на листке слова:
Не оглядывайся. Тебе не понравится то, что ты увидишь.
Глава 4
Я спрыгнула с кровати, выбежала в коридор и тут же столкнулась с братом.
– Ух ты! – Скотт схватил меня за плечи и крепко держал, а то бы я наверняка рухнула на пол. – Сбрось-ка скорость, – улыбаясь, сказал он.
Я не сводила с него глаз, лихорадочно пытаясь отдышаться.
– Там… там это…
Улыбка сошла с его лица.
– О чем ты, Сэм? – Не дождавшись моего ответа, он слегка потряс меня. – Что ты пытаешься сказать?
Справившись с паникой, я высвободилась из его рук.
– Там записка под моей подушкой.
– Что?
Отстранив меня, брат направился в мою спальню. Я пошла за ним, но остановилась в дверях, наблюдая, как он, подойдя к кровати, взял записку так, словно это была ядовитая змея.
– «Не оглядывайся. Тебе не понравится то, что ты увидишь». Что за дерьмо? – Он повернулся, держа записку в поднятой руке. – Кто здесь был, Сэм?
– Не знаю. По-моему, никто… – Я замолчала. Ведь я действительно понятия не имела, чьих рук это дело.
– А может, кто-нибудь из твоих подруг забрел сюда. Может быть такое?
Ужасная мысль буквально поразила меня.
– Мои… мои подруги были у нас сегодня утром. И две из них выходили из кухни в ванную комнату, – я нахмурилась, вспоминая. – Вероника выходила… по-моему, три раза.
– Ведь, кроме них, в нашем доме никого больше не было. – На его лице ходили желваки, пока он внимательно изучал эту нелепую писанину. – Это смахивает… даже не знаю на что. Это точно кто-то из них.
Его уверенное заключение мне не понравилось. Сегодняшние гостьи считались моими лучшими подругами, и даже при том, что я их не помнила, мне не хотелось верить в то, что одна из них оставила эту записку.
– Но если исходить из твоей теории, то ведь и ты был дома. И тоже мог это сделать.
Брат вытаращил глаза.
– Отличная мысль, давай развивай ее дальше. Это просто глупая шутка. – Подойдя к столу, он смял листок.
– Что ты делаешь? – Я рванулась к нему, чтобы остановить его, но Скотт бросил листок в мусорную корзину. – Зачем ты его выбросил? Это же… улика.
– Улика? Кто-то потешается над тобой! – Нахмурившись, он скрестил руки на груди. – И я готов держать пари, что это кто-то из твоих пустоголовых подружек.
– Мои подруги не пустоголовые.
Склонив голову набок, он посмотрел мне в глаза.
– Но ведь ты же не помнишь своих подруг.
– Дельное замечание. – Я плюхнулась на край кровати. – Ну зачем кому-то оставлять мне подобную записку? И ничего смешного в этом нет… Это… скорее предостережение.
Секунду поколебавшись, Скотт возразил:
– Сэм, да это же шутка.
Я смотрела на мусорную корзину. Нет, мне это шуткой не казалось. Меня била дрожь. С моей точки зрения, это было явное предупреждение. «Угроза», – прошептал голос внутри меня.
– Послушай, ведь ты такого натерпелась… – Скотт, кашлянув, смотрел в сторону, и я, повернувшись к нему, заметила это. – Честно говоря, я и представить себе не могу, каким безбашенным уродом надо быть, чтобы не понимать, в каком ты состоянии, но ты не позволяй этим девкам так издеваться над собой.
– Не позволю. – Я почувствовала необходимость защищаться.
– И по-моему, тебе не надо рассказывать об этом ни маме, ни папе. Они же сразу ошизеют и вообще никогда не выпустят тебя из дома.
Да, черт возьми. А ведь он снова прав.
– Ну, а что, если кто-нибудь из этих девчонок знает, что случилось? Ведь Касси все еще не нашли, и…
– И что, Сэм? Ты что, собираешься учинить им допрос, размахивая перед их носом запиской, которую нашла? Припереть их к стенке и потребовать ответа?
– Может быть, и так, – ответила я, скрестив на груди руки.
Качая головой, Скотт направился к двери.
– Да выбрось ты это из головы, Сэм. Это же шутка. И если уж говорить по-честному, то когда дело касается Касси, с глаз долой, из сердца вон.