Филипп, не в силах открыть рот, только яростно замотал головой.
— Не настолько ты чужд моим извращениям, как пытаешься показать, — объяснял ему Илмари, продолжая свои действия и одновременно скользя другой ладонью по внутренней стороне бедра мужа. — Поверь, я кое-что в этом смыслю. Только твое упрямство не позволяет тебе признать, что секс с мужчиной может быть великолепным.
Зажмурившись, Филипп выгнулся, одновременно откидывая голову так, что Илмари видел только нижнюю часть подбородка, белую шею с ходящим вверх-вниз кадыком и до предела натянутый пояс, привязанный к резной перекладине.
Тогда Илмари вытащил пальцы и приказал:
— Скажи, что хочешь меня.
Филипп замычал непонятное, бессвязное, выгибаясь еще сильнее.
— Скажи, что ты меня хочешь, — снова потребовал Илмари.
— Трахни меня уже, садист! — это прозвучало невнятно, в сторону кроватной спинки.
Илмари молча смотрел на супруга, не позволяя себе отдаться на волю рвущемуся желанию, хотя членом, кажется, уже можно было колоть дрова. И дождался-таки.
— Да-да, я хочу! Хочу! — Филипп поднял голову, глядя на него со страстью, больше похожей на ненависть. — Трахни! Трахни! — он почти взвыл, и Илмари не заставил себя долго ждать.
Секунда — и он уже нанизал на себя изнывающее тело. Филипп ахал и помогал, нетерпеливо двигаясь навстречу. И когда Илмари вошел в него до конца, задергал связанными руками над головой:
— Развяжи, развяжи!!!
Узел был особый, охотничий. Он никогда не затягивался и в то же время не развязывался. Дернуть за нужное место веревки труда не составило, и пояс мгновенно был отброшен прочь, сам Илмари захвачен в плен сильными горячими руками, а ногами Филипп обвил его талию и рявкнул:
— Давай же!
Это было настолько невероятно хорошо и обжигающе, что Илмари подчинился немедленно и охотно, начиная двигаться в горячем и узком, время от времени виляя задом, чтобы добавить в наслаждение новые краски. В ушах звенело, перед глазами время от времени появлялась пелена и приходилось смаргивать капли пота, член распирало от подступающего оргазма, яйца ныли, а упирающиеся в перину руки дрожали от напряжения. И когда Филипп под ним забился, пачкая живот своей спермой, Илмари немедленно кончил тоже, проваливаясь в блаженное ничто.
Выплыв из забытья, он ощутил какое-то безмятежное примирение со всем миром. Тело сладко гудело и нежилось на теплом…
— Слезь с меня, — сипло приказал Филипп, и Илмари, благодарно прикоснувшись губами к его щеке, скатился на кровать рядом. Лег набок, постаравшись устроиться поудобнее.
— Я тебя ненавижу, — тускло проговорил Филипп куда-то в потолок. — Господи, как же я тебя ненавижу! Иногда кажется: помри ты прямо сейчас — я бы сплясал на твоей могиле.
Илмари, ни капли не рассердившись, ласково провел рукой по груди по-прежнему лежащего на спине супруга. В той неге, что овладела его телом и разумом, варгарцу казалось, он где-то даже понимает Филиппа: трудно признать, что получаешь удовольствие от секса, который всегда считал постыдным.
— Ты прекрасен, — сказал ему Илмари совершенно искренне.
Хотелось почему-то нежности. Может быть, для того, чтобы Филипп тоже ощутил это — гармонию с самим собой и окружающим.
— У меня никогда еще не было таких любовников.
Тьен упрямо молчал.
А Илмари потянуло его как-то утешить, объяснить.
— Прости, — он продолжал поглаживать его грудь, ребра, живот, — но принцы не бывают снизу.
— Обычай? — непонятным тоном спросил Филипп.
— Хуже — почти закон, — отозвался Илмари.
— Чем хуже?
— Обычай можно иногда нарушить, — объяснил Илмари. — И мы с тобой — живой тому пример. Закон нарушать нельзя. Если бы тогда хоть кто-то еще узнал…
Илмари спохватился и прикусил язык. Но оказалось поздно.
— Узнал что? — Филипп повернул к нему голову. Глаза блестели сухим блеском.
— Ничего, — Илмари попытался убрать руку.
— Нет, договаривай, — Филипп поймал его пальцы. — Кто-то узнал, что ты нарушил закон? Ты спал с мужчиной, и он был сверху?
Илмари невольно напрягся, и Филипп явно это заметил.
— Вот как, значит? — неприязненно протянул он. — С супругом ему закон не позволяет, а с любовником…
— Я тогда едва-едва достиг возраста тау и влюбился! — не выдержав, повысил голос Илмари, надеясь, что не покраснел. — И это был мой первый опыт с мужчиной. Я не знал!!!!
Хорошее настроение и любовь к миру куда-то улетучились.
— Что ж, как известно, незнание закона не освобождает от ответственности, — прошипел Филипп. — Теперь это знаю я и могу всем рассказать!
— Рассказывай! — Илмари резко сел на кровати и попытался вырвать ладонь у мужа. — А я посмеюсь, когда ты попытаешься объясниться с людьми, ни слова не понимающими на твоем языке. Ты забыл, где мы?
Тьен, не выпустив его пальцев, дернул Илмари на себя.
— Я напишу тем, кто понимает мой язык, — он явно глумился. — И тебя никогда не допустят в Нароби.
Илмари усмехнулся и улегся обратно к нему под бок, успокоившись так же быстро, как и рассердился.
— Меня и так не допустят, — сказал он. — А мой царственный родитель без тебя в курсе. Именно Отари тогда удалил из дворца Кини, казнил разболтавшего о нас слугу, высказал мне все, что думает, и предупредил: еще одна какая-нибудь вопиющая выходка — и он позаботится о том, чтобы я не мог позорить славное имя семьи.
Илмари помолчал, потом вздохнул:
— После этого я и завел себе глухонемых слуг. И любовницами моими долгое время были только женщины. А когда появился Рони… ну, мы не распространялись о наших отношениях. И он, в отличие от тебя, все понимал и не рвался быть сверху.
— Значит, он настоящая баба, — глухо проговорил Тьен. — А я не таков.
— А ты просто невежественный унианец, — вздохнул Илмари.
Теперь внезапно взвился Филипп:
— Я? Я невежественный? Да что ты себе вообразил, варвар несчастный?! Да ты хотя бы понимаешь своим маленьким первобытным умишком, что если бы не Тьены — вашей цивилизации давно бы не существовало? Ты в курсе вообще, что экспедиция, которая вас нашла, была отправлена искать планеты земного типа для расселения наших людей? Никому нахрен не сдалась тут разумная жизнь. И вас бы всех извели здесь к чертовой бабушке еще до того, как общественности стало известно, что в космосе найдены люди, если бы ученые нашей компании не открыли чудесные свойства солара? Мало того, если бы не его счастливая для вас особенность, само его наличие вашу расу ни от чего бы не спасло — собирать солар можно и на пустынной планете.
— Счастливая особенность? — переспросил Илмари.— И в чем она заключается?
Никакого счастья от солара он не видел — тот рос в самых неприятных местах и считался сорняком. Счастье проявилось только в том, что это растение позволило варгарцам иметь товар, необходимый более могущественной цивилизации и, соответственно, что-то получать взамен.
— Ты даже этого не знаешь? А имеешь наглость называть невежественным меня… — Филипп почти успокоился, хотя ноздри еще гневно раздувались. — Ваш драгоценный сорняк растет только на человеческом дерьме. На вашем дерьме, понимаешь? Причем животное говно ему не подходит. И уничтожить вас — означает полностью загубить популяцию бесценного растения. Наши ученые давно все просчитали.
— Вот как? — растерянно произнес Илмари. — Я не знал.
— Это называется симбиоз. Такой своеобразный симбиоз. Уничтожишь вас — убьешь и солар тоже. А наши уже пристрастились к благам, получаемым из него. Здоровье и долголетие — единственный товар, который раньше нельзя было купить. А теперь можно. Тьены его продают разлитым в бутылки, втиснутым в тубы и упакованным в капсулы. Задорого, конечно, но оно того стоит.
— Симбиоз… Но ведь эти же самые ваши ученые считают, что варгарцы и унианцы — потомки одной ветви, так почему…
— …не привезти сюда срать целый миллион унианцев, заместив ими вас? — подхватил Филипп. — Чтобы они разобрались, насколько ценный продукт солар, и присвоили его себе? Нет, мой отец еще не сошел с ума. Колонию здесь он устраивать не будет. Кстати, для этого вы тоже хороши: путь колонистам перекрыли введением моратория на вмешательство в развитие вашей цивилизации. Типа, братья по разуму.
— Можно не привозить людей, — возразил Илмари. — А только их отходы.
— Гнать за тридевять парсеков космолеты, полные фекалий? Ты серьезно? — развеселился Филипп. — Многокредитные полеты, чтобы привезти сюда дерьмо и сбросить вниз? Да ты шутник!.. К тому же у нас давно никто не оставляет свои отходы где попало, как вы, — он поморщился. — Тысячи лет, как все вторичное сырье перерабатывается и снова идет в дело, в том числе и отправления человеческого организма. Переделывать всю тщательно налаженную и давно эксплуатируемую систему никто не будет. Мы шли к ней веками. И все построили под нее. Так что проще оставить вас по-прежнему срать на вашей территории.
— Мгм, — сказал Илмари. Помолчав, добавил: — Ну, спасибо, что рассказал.
А потом, еще помолчав, повернулся к супругу спиной и закутался в покрывало. Филипп спустя пару минут поступил точно так же.
Встали они поздно, и в этот день практически не разговаривали. Илмари написал письмо тетке, отослав его с корхом. Потом еще помахал мечом в оружейной, поглазел в окно на снова собирающийся туман и решил сегодня отказаться от прогулки. Звать Филиппа с собой совершенно не хотелось, а оставлять его одного, не способного даже толком объяснить слугам, что ему требуется, казалось не совсем правильным. Поэтому все время после обеда Илмари провел в библиотеке, листая рукописные фолианты.
К вечеру туман сделался как-то особенно густ, поэтому ужинали они практически в полной темноте. Мэг тихо прошла по трапезной, зажигая светильники. Остальных слуг не было видно.
Филипп ел мало, подозрительно рассматривая каждый кусок мяса, подносимый ко рту, пил только воду, а к соусу вообще боялся притрагиваться. Илмари, в принципе, не мог его осуждать, хотя вставать на позиции Тьена делалось сложновато: в конце концов, они ведь женаты! Что за глупости? И здесь нет никого из соотечественников унианца, кто бы мог их осудить. К тому же Илмари знал, что он довольно умелый любовник, да и поведение супруга в постели не оставляло сомнений: их секс ему не так уж и неприятен. Так к чему теперь эти игры?..
Но долго размышлять о странностях поведения инопланетника он не стал — отвлекся на ворчание Мэг.
— Что ты сказала? — повернулся он к ней.
— Погода, говорю, мерзкая, — отозвалась она. — Зря Лу уехал в Гарани. Гаранцев, конечно, приструнить надо, но и на защиту замка следовало кого-то оставить. Осенью вольные люди всегда лютуют.
— Опасаешься нападения? — прямо спросил Илмари.
— Наши амбары полны, а вольные люди всегда голодны, — ответила Мэг. — К тому же приближается время каравана, приходящего за водяными слезами. А всем известно: это означает, что наше хранилище тоже собрало неплохой урожай.
— Я видел сегодня днем нескольких воинов. Значит, Лу забрал в Гарани не весь гарнизон.
— Не весь, но остались в основном юнцы. И Лу всегда говорил, что у его заместителя много отваги, но не хватает ума.
— У Барнаби мощные стены.
— Стены — это всегда хорошо, — кивнула Мэг. — Но главное — в людских головах. Надо, чтобы там были такие же прочные защитные стены. И, желательно, мозги.
— Ну, теперь здесь есть я, — напомнил Илмари.
— А-а, ну да… — она помолчала. Потом поинтересовалась: — Вам что-нибудь еще подать, Ваше Высочество?
— Нет, спасибо, — отказался он, размышляя, почему, помимо достаточно вольного обращения с членами королевской семьи, в этой заднице мира прижилось еще и какое-то пренебрежение к их способностям предводителей?
Одно то, сколько сезонов их династия удерживала власть над всем Варгаром, неужели не должно было внушать уважение?
Мэг, шаркая разношенными башмаками, удалилась.
— О чем вы говорили? — недовольно спросил Филипп. — Между прочим, невежливо бормотать при мне на языке, который я не понимаю.
— Учи варгарский, — пожал плечами Илмари. — Вряд ли старая Мэг способна освоить космолингв.
Вместо того чтобы испытать сочувствие к супругу, Илмари отчего-то почувствовал раздражение. Ну его со всеми его выкрутасами. Сам Илмари потерял гораздо больше, чем девственность, но, тем не менее, старался вести себя по отношению к мужу прилично, понимая, что им каким-то образом надо отыскать общий язык. Тот же держался так, точно супружество его ни к чему не обязывало. А ведь это не случайная связь на несколько восходов. Но, собственно, чему тут удивляться и чего ждать? Он же для Тьена варвар, не стоящий внимания высшего существа…
В спальне Илмари сразу же повалился на кровать и отвернулся от супруга. Тот еще поплескался в умывальне и только потом улегся рядом, как ни странно, не попытавшись возражать против соседства. Лишь демонстративно погремел блюдом, убирая с треножника наргари. Но Илмари не собирался трогать ни плоды любви, ни Филиппа. Внутри зрело какое-то молчаливое упрямство. Пусть лучше ему будет плохо от сока наргари, подмешанного в еду, но первым он больше к Филиппу не прикоснется. Пара дней на голодном пайке без секса — и тот сам попросит супруга втрахать в него немного разума.
Когда погасла свеча возле кровати, Илмари уже спал. И снился ему какой-то далекий город, совсем не похожий на варгарские поселения. Полный диковинных существ, приспособлений и спешащих людей в странных блестящих костюмах. Филипп тоже там был — водил его везде, держа за руку, как ребенка, все объяснял и показывал, и глаза у него при этом были не угрюмо-неприязненные и не затянутые дымкой навязанной страсти, а живые и веселые. И улыбался он совершенно искренне, светло. Но вдруг Филипп побледнел, вскрикнул, и на них с лязгом и грохотом повалилась какая-то огромная стена, возле которой они стояли.
Илмари подскочил на кровати. Рядом немедленно в плечо задышал Филипп.
— Что это?
Из-за ставен и, кажется, снизу доносились вопли и звон. Илмари подхватился с постели, нашаривая в темноте штаны.
— Что это? — настойчиво повторил Филипп.
— Не знаю, — сквозь зубы отозвался Илмари. — Зажги свечу, запри за мной дверь и не смей носа высовывать, пока я не вернусь. Понял?
Илмари рванул к выходу, намереваясь по пути захватить меч из оружейной. Уж что-что, а звуки боя от всех прочих он был способен отличить, да только зачем же пугать унианца? Тот живых разбойников в глаза никогда не видел.
И не увидит, потому что Илмари не даст им ни шанса подняться на второй этаж. Впрочем, вольные люди вряд ли будут рваться наверх — хранилище располагалось в подвале. А они пришли не убивать и не захватывать рабов, а грабить. Права оказалась Мэг.
7.
Сидя в постели, Филипп прислушался к отдаленному лязгу, затем соскочил на пол, подбежал к окну и с трудом отодвинул тяжелые ставни. Но в темноте, да еще полной густого тумана, не было видно ни единого огонька. Да и звуки слышались как сквозь толстый слой синтизола. Все тот же лязг железа о железо и слабые крики.
Тем не менее, сомнений у Филиппа не оставалось: внизу, во дворе крепости, шел бой. Кто на кого напал и зачем, Тьен понятия не имел. Но отсиживаться за дверью было неправильно и страшно.
Филипп в жизни не держал в руках никакого оружия — зачем, если есть охрана? И уж тем более он знать не знал, чем могут сражаться на Варгаре. Копья? Мечи? Арбалеты? Уния поставляла правящему дому Варгара ограниченное количество оружия в обмен на солар, но вряд ли энпидезы попадали в ту глушь, где волею судеб оказался Филипп.
Тьен постоял у двери, затем осторожно приоткрыл створку, прислушался. Все те же крики и лязг, только, кажется, звуки приблизились. Или это только эхо?
Вернувшись к кровати, Филипп натянул штаны, рубаху, надел ботинки. Глупо встречать нападавших голым, к тому же так легко можно спровоцировать насилие.
Подумав о насилии, Филипп тут же вспомнил и об Илмари. Тот выскочил из спальни без оружия — зачем? Объявить нападавшим, что теперь здесь живут члены правящей семьи и потребовать, чтобы убирались вон?
Варгарец не выглядел наивным — значит, помчался защищать крепость.