Вместе мы съели лишь половину моего гигантского омлета. Дим устал. Он всё чаще закрывал глаза. Лекарство! Я метнулся на кухню за водой.
Омлет... я больше не смогу проглотить ни кусочка. Стою на кухне, разглядываю тарелку – всё в мусорку. Разогрел себе молока. Надо решить, что мне делать дальше. Сегодня надо обязательно попасть домой, показаться отцу. А завтра я должен быть в школе. Обязательно, иначе позвонят отцу. Диму явно лучше, раз есть попросил, поэтому вечером уйду домой. Теперь-то я уж наверняка отработал не только суп, но и всё, что съел у него. Сейчас как раз и выпью молочка.
Больше никаких мыслей!
Посуда сама себя не помоет.
Глава 18
Дмитрий
Слабак. Тряпка.
Не смог.
Хорошо ещё, что вилка не загромыхала на пол, когда вывалилась из руки. Вот это был бы номер – с аккомпанементом!
Позвать Славку? Ни за что!
С одной стороны, то, что проснулся аппетит – радовало. Может, начинаю выздоравливать? Но слабость...
Всё-таки мне придётся есть из его рук. Как же унизительно!
Пришёл.
Я боялся смотреть на него. Боялся насмешки в его глазах. Но Славка был весь поглощен манипуляциями с вилкой и омлетом, что даже не смотрел на меня. Понемногу я расслабился. А что было делать?
Славка приврал, конечно, что умеет готовить, но я был так голоден, что мне было всё равно, что омлет недосолен и в нём попадаются куски неразмешанного желтка. За то, как трогательно он кормил меня, я был готов съесть с десяток таких бракованных омлетов. Славка, совсем как ребёнок (о чём я? он же и есть ребёнок), закусывал свою нижнюю губу, когда я особенно долго жевал и не открывал рот, всё его внимание сосредоточилось на моих губах и вилке: взгляд метался от моего рта, до очередного кусочка, который он медленно и аккуратно подносил мне.
Чтобы отвлечь себя от того, что какой-то совершенно неизвестный пацан кормит меня с ложечки, как маленького, я стал его рассматривать. Тем более, что Славка был занят, и моего внимания не замечал. Школьник. Теперь я в этом уже не сомневался. Заросший, дикий какой-то. Его цветные прядки отросли. Интересно, а он собирается их подкрашивать? Синие глаза и синие пряди в волосах... красиво. Одна была особенно длинной и яркой. Появилось желание дотронуться до неё, потянуть и намотать на палец. Потом, мой взгляд скользнул вниз. Вон как торопится: маленькая жёлтая отметина, кусочек омлета, на нижней губе, в уголке. Хотелось пальцем стереть эту крошку. А меня он кормил куда аккуратнее...
Что же случилось с тобой, Славка? За всё время, что я бодрствовал, он никому не звонил и, судя по всему, и не ждал ниоткуда звонка. А в школу-то он ходит? Ведёт себя странно: то резок и хмур, то заботлив и внимателен. Напевал что-то на кухне, я слышал.
У меня стали слипаться глаза: никогда не думал, что можно так устать от простого приёма пищи.
Лекарство?
Проснулся я по совершенно банальной причине – мой мочевой пузырь недвусмысленно намекал мне прогуляться. Надо попробовать встать с дивана. От того, что я спустил ноги вниз, стало как будто легче: отлить уже хотелось не так сильно.
Я сижу! Я смог нормально сесть! Сам!
Оказывается, я так устал лежать, что обычное сидение на диване сделало на миг меня самым счастливым человеком. Теперь осталось встать на ноги.
Славка, скорее всего, ещё здесь. На кухне льётся вода, значит, моет посуду. Успею дойти. Сам.
А вот встать мне не удалось. Голова кружилась, в глазах темнело, и на свою третью попытку встать ногами на пол мой желудок прореагировал странно: омлет попросился тоже на пол. Откинувшись на спинку дивана, я понял, что мальчику сейчас придётся либо вытирать с пола мочу, либо рвоту. Он будет вытирать? Я даже не собирался отвечать себе на этот вопрос. Передо мной стояла его старательное лицо с закушенной губой, синие глаза смотрели на мои губы и ждали момента вложить мне в рот следующий кусочек. Будет. Меня замутило ещё больше от одной только картины этого действа. Нет. Сам.
Контроль. Всё под контролем.
Пусть к слабости и постоянной сонливости я уже привык, но в туалет со зрителями... Это – слишком!
- Славка, - если это можно назвать криком, то муравьёв я точно им оглушу. Терпеть я больше не мог. И представлять парня, убирающего за мной дерьмо, не мог ещё больше. Странно, но он услышал меня.
- Ты что-то хотел? Пить? – он зашёл в комнату и его брови поползли вверх, когда он увидел, что я сижу на диване. Я как можно вальяжнее устроился, пока его не было, чтобы план мой сработал. Перед глазами плясали знакомые белые точки, лоб потяжелел (температура?). Ноги... непонятно почему, но у меня ощутимо болели ноги. Отлежал?
Как можно холоднее и твёрже. Итак, поехали!
- Спасибо тебе за всё, что ты сделал для меня. Я не хочу тебя больше задерживать, думаю, что тебя ждут, - если бы я мог отвернуться и не видеть его глаз... Ненавижу себя. Но он должен был уйти как можно скорее. Сил у меня не оставалось. На лбу выступила испарина. Резь внизу живота не давала сосредоточиться.
- Ты... – он что-то ещё собирался спросить, наморщил лоб. Одной рукой взялся за ворот футболки. Видеть его растерянные непонимающие глаза было выше моих сил. Пытка. Его, себя... Надо было заканчивать.
- Достаточно, свой суп ты отработал! – это должно сработать.
Я даже со значением, кивнул ему головой. Я старался. «Мальчик мой, прости меня».
Я успел увидеть его задрожавшую нижнюю губу прежде, чем закрыл глаза. Кончено. Дышать. Дышать.
В коридоре хлопнула дверь.
Один.
Я должен со всем справляться сам. Контроль и выдержка.
Прости, Славка.
А если попробовать ползти, может, получится?
Видимо, не очень...
Вот и пришло время прямо здесь спокойно выблевать вместе с его завтраком ненависть к себе.
Слабак!
Глава 19
Святослав
Не думать.
Домой. Сколько сейчас? Два есть? Успеваю вернуться до отца.
Он мне сказал...
Этого не может быть! Почему не может? Может! Кто я ему? Подзаборный голодный пёс. Накормил, позволил принести тапочки и опять – под забор.
Только не плакать. Не плакать!
Отец, как чувствовал, явился гораздо раньше обычного. У меня было немного времени до его прихода. Я успел сделать алгебру и полистать историю на завтра, даже приготовил ужин – сварил картошку. Не хочу лишних вопросов, не хочу, чтобы он догадался, что меня не было почти два дня дома.
Отец пошёл стандартным путём: кухня, холодильник, проверка моего состояния (вдруг я исправился?). Я так и понял, чего именно он ждал от меня. Раскаяния? Какого? Клятвенно пообещать ему исправиться и "не делать так больше"? Или, может, поплакать на его груди?
Он пробыл в квартире не больше десяти минут. На кухне постоял над лежащим стулом. Задержался взглядом на моём синяке. Да-а-а, видок у меня ещё тот! Не нравлюсь? Это ведь твоя работа! Было видно, что он хочет что-то сказать, но – не стал. Визит закончен.
Один. Снова один. Теперь я ощущал это гораздо острее, чем раньше. Всего несколько часов назад я был с ним: слушал его дыхание, спал... Он даже разрешил себя покормить. Было необыкновенно приятно ощущать, что кто-то так сильно нуждается во мне. Это согревало. Я был нужен Диму, необходим.
Хватит! Всё!
Теперь душ. Зато там я точно плакать не буду. Точно не буду!
Вода... хорошо... и какая разница откуда – из душа или из души?
Он там один. Завтра в школу. Что он делает? Интересно, а историчка спросит или я зря читал параграф? От него пахнет смолой. Хочу новый год. Я нюхал его... Где бы мне раздобыть еловую ветку? Если он узнает, то убьёт меня. Я лягу в кровать, как в детстве, и буду вдыхать запах хвои. А ещё я трогал его пах... А что было делать? Человек не был в туалете кучу времени, надо же было проверить! Вряд ли он смог бы убить меня за это, сил не хватит. Он руку-то с трудом может поднять...
...!
Хорошо, что я успел вымыть голову. Мне было необходимо быть чистым. Мне непременно нужно было быть чистым! Стремительно вытершись полотенцем, вылетаю в коридор. Через секунду, скача на одной ноге, натягиваю джинсы, с трудом протискивая влажные ноги в штанины. Носки. Кроссовки. Надо одеть чистую толстовку – теперь плевать на понты. Капюшон на влажную голову. Тёплая куртка. Болеть мне никак нельзя сейчас. Хорошо, что на кухне у Дима, в коробке, я нашёл какой-то спрей для горла и пользовался им всё время, пока был у него. А заболеть так, тупо простыв на улице? Вот ещё!
Без лифта, через три ступеньки вниз, дверь подъезда – пинком.
Бегом, третий дом, после сквера.
Лифт.
- Светик, приветик! А ты где пропадал? – сидят. Всё правильно – это наше время. И что мне делать?
- Дела были, - отвечаю и понимаю, что мне всё равно, что обо мне подумают. Ему там плохо. Я не могу его бросить одного.
Дверь. Толкаю. Надо же – открыта. Сзади удивлённый свист. Плевать. Всё равно. Не оборачиваюсь и закрываю за собой дверь. Дёргаю следующую дверь, в квартиру. Не заперта. А кто её закрывать будет? Он же не сможет дойти до неё.
Какой же я осёл! Неужели я не мог догадаться сразу.
Резкий запах ощущается сразу, от двери. Бл*дь, Дим! Я осёл вдвойне!
Он лежит на полу. Его сил хватило, чтобы добраться до двери из комнаты. Дим лежит в луже. Рвота. Что-то ещё... Моча? Какой же ты дурак, Дим! Какой дурак!
Он пробует поднять голову с пола. Услышал, как я вошёл? Видит меня, кривится и, уходя от моего взгляда, пытается съёжиться на полу, словно хочет уменьшиться в размерах. Хочешь исчезнуть? Не получится. Не дам!
Голова горячая... Снова температура! Сколько он так пролежал?
Звонок телефона заставляет меня подпрыгнуть. Этот древний аппарат ещё и умеет звонить? Заворожено глядя на него встаю и подхожу к тумбочке. Беру трубку.
- Алло. Это из поликлиники. Квартира 63? Как больной поживает? – резкий женский голос.
- Вы доктор?
- Получили данные со "Скорой". Как больной? Вы? Обильное питьё, покой и лекарства по часам. Всё выполняете? Да, и горло полоскать не помешало бы. Надеюсь объяснять не надо – чем?
- Вы кто?
- Участковый врач. Имейте ввиду, что ангина опасна, она даёт множество осложнений: на сердце, на ноги. Вы слышите? Обильное питьё и постельный режим. Да что вы молчите-то?
- Да...
- Как состояние больного? Дмитрий, кажется? Сегодня я не смогу придти. Ждите завтра с утра. До свидания.
Смотрю на трубку – короткие гудки... Медленно кладу её на рычаги. Что сейчас было? Снова приподнимаю. Мистика какая-то: старинный телефон и невразумительный монолог... Это вообще было или привиделось?
Дим!
Если я его опять потащу к дивану, то надо сначала вытереть всё это, чтобы не развезти потом по всему полу. Ди-и-им... Какой же ты дурак! Какой я дурак!
Форточки. Надо закрыть форточки. Ему холодно!
Я притащил мокрое полотенце и стал протирать ему лицо, рот, шею. Противно не было совсем – передо мной была задача, и мне надо было просто её решить. Зато сколько было мата... Я, наверное, столько за всю свою жизнь не слышал. Казалось, что Дим попросту ненавидит меня. Но теперь я был учёный и не слушал его. То есть, совсем не слушал. Впрочем, сначала он пытался всего лишь оттолкнуть меня, но сил не было совсем, поэтому я и наслаждался "великим и могучим": "А-а-а, так тоже можно? А вот это – красиво! Как-нибудь при случае вот этим оборотом воспользуюсь обязательно!"
Потом я мыл пол какой-то футболкой. Пох*ю! Правда, перед этим пришлось поискать что-то вроде ведра – не нашёл. Значит, пойдёт миска с кухни. Пох*ю!
Потом я снимал с него футболку. Потом домашние мягкие брюки. Здорово, что он одел именно их в тот день – у меня получилось легко стащить их. Я снова притащил мокрое полотенце и протёр его лицо, грудь – от грязной одежды он наверняка снова испачкался. Дим всё также не унимался: он сипел, хрипел ругательства, пытался уйти от моих рук. И я стал уговаривать его, как маленького ребёнка:
- Давай, Димочка, давай, мой хороший. Давай будем вместе одеваться. Давай ру-у-учку, давай-давай. Вот так, миленький. Вот так. Теперь чуть приподнимемся. Вот так, хорошо, молодец, Димочка, - слова вылетали сами, я даже не думал, что говорю.
Он лежал на полу, а я поднимал, передвигал его руки, ноги – то так, то эдак. Продолжая уговаривать Дима, пару раз погладил его по голове – с первого раза удалось всунуть его голову в футболку. Когда я потянул с него боксеры, он затих, замер. Ну вот и хорошо, значит теперь мешать не будет.
Опять полотенце, много воды...
Справившись с мытьём, я укрыл Дима своим пледом. Задумался? Трикотажные шорты (удобнее одевать будет), найденные в шкафу вместе с футболкой, уже были готовы – притащил в коридор, а вот про бельё что-то не подумал. Решив, что трусы ему особо ни к чему, да и смущать Дима лишний раз не хотелось, приступил к шортам.
Он был как тряпочный, неживой. Я не стал отвлекаться на свои чувства, если остановлюсь, то уже не смогу закончить: меня развезёт и от жалости к Диму, и от усталости – я упаду без сил.
Я вымотался. Думаю, что Дим тоже устал. Сколько раз я смотрел на него – глаза были закрыты. Стыдится или опять в отключке? Принёс ему воды. Сделав вид, что по-другому он всё равно не сможет (ну не спрашивать же его!) – снова поил из ложечки. Кажется, пил. Потом обтёр рукой ему лицо – пролилось немного.
Оставалось самое трудное – дотащить до дивана. Приходилось признать, что свои силы я переоценил или просто не успел отдохнуть от того, первого марш-броска.
- А Светик сегодня здесь? – это было так неожиданно, что я вздрогнул.
Дим лежал одетый на полу, я – около него, отыскиваю в себе хоть какие-то силы.
Это он шутит или бредит? Приподнимаюсь на локте и вглядываюсь в его лицо. Дим открыл глаза, но смотрит мимо меня. Бредит.
- Так здесь? – уточняет?.. Значит, не всё так плохо, раз острить начал.
- Светик здесь. Не боúсь. И не уйдёт, как бы ты не старался, - он как-то странно посмотрел на меня.
- Дим, давай-ка ты попробуешь хоть немного приподняться. И мы с тобой дотащимся до дивана.
Шутит он, мать твою, значит, может мне хоть немного помочь.
Дим не шелохнулся. Закрыл глаза. Ну, что ж. Рискнём? Я встал на колени (может так легче будет?) и, взяв его за руки, попробовал сдвинуть. Не вышло. Опять лёг рядом, делаю попытку собраться. "С кухни тащить было намного дальше, а здесь какие-то три метра" – уговариваю себя.
Ещё одна попытка.
Снова встаю уже на коленки, беру его за руки и тут замечаю, что виски у Дима мокрые. Так вспотел? Наклоняюсь над ним, проверяя... Он плачет! Дим плачет! В голове у меня, будто разорвался огненный шар: всё, что я делал с ним... я унизил его. Я ведь специально не обращал на него внимания. Мне надо было всё сделать без эмоций, без лишних мыслей – это могло помешать. Я был автоматом, роботом. Иначе бы не справился. Но получается, что я вёл себя, как бездушная скотина.
Дим... Бросаюсь, склоняюсь – быстрее, срочно, без рассуждений... Захватываю, беру его лицо в свои руки, задыхаюсь, шепчу, обцеловываю всё, что попадается, слизывая, собирая дорожки слёз: лоб, щёки, виски, губы.
- Дим, миленький, прости меня. Пожалуйста. Ну не надо, пожалуйста, не надо. Это всё ерунда. Главное, что ты поправишься. Родненький, не думай ни о чём, не надо. Всё забудется, всё хорошо будет.
Я лёг рядом с ним и начал ладонью стирать слёзы с его лица: те, что остались, те, которые набрались снова. Потом просто гладил его по лицу. Кажется, он уснул. Дим такой тёплый. Температура?
Глава 20
***
Они зашли в квартиру, когда прошли все сроки и уже пора было расходится по домам.
После того, как Светик скрылся за дверью и засвистевшего было Дениса пребольно пнула по ноге Танька, повисла тишина. Первым ожил Денис. Он подмигнул Лёшке, показал на дверь пальцем и снова подмигнул, но теперь уже Таньке.