- И?
- Просто не молчи.
- Тебе о жизни моей рассказать? - зло усмехаюсь, продолжая вертеться и оглядываться по сторонам, выискивая сам не зная что, или... кого.
- Если хочешь.
- Не хочу.
- Зачем тогда предлагаешь?
- Тебе что, поговорить больше не с кем?
- Не сменишь интонацию, я тебя ударю.
- Похоже, что я испугался?
- Не очень, но пару минут назад...
- Заткнись, - перебиваю, пока навязчивая мысль выпрыгнуть из машины не начала разрастаться еще сильнее.
Молчим, и эта тишина давит. Ее хочется заполнить звуками, любыми, чтобы чувствовать, что все еще жив.
- Сейчас мы приедем в гостиницу и ты мне все расскажешь. Если нет, я при тебе звоню своим людям и отдаю приказ изувечить твоих друзей, жестоко и без возможности вернуться к прежней жизни.
У меня волосы дыбом встают от него такого. Он же не шутит, черт. Правду говорит. А мне жутко, нестерпимо паршиво, потому что не врет, потому что выполнит обещанное. А этого допустить нельзя, никак нельзя. Стоит только представить Альку, это ранимое, язвительное существо, по ошибке рожденное девушкой, как над ней... черт, не могу...
Покорно киваю и опускаю глаза в колени. Он удовлетворительно хмыкает и совершенно спокойно ведет машину, увозя меня в неизвестном направлении. А я не боюсь, за себя не боюсь, очень надеясь, что мент остался жив. Помимо того, что у него остался рюкзак, с которым связанны все надежды на возможность вернуться к нормальному существованию, так я еще, до обидного не хочу, чтобы он умирал. Нет, хочу, но не сейчас. По крайней мере, пока он рядом, я могу чувствовать хоть какую-то защиту, хотя это и звучит до постыдного мерзко. Да, я хочу прикрыться им, остаться живым и вытащить ребят, заодно закрыть гребанный долг и попытаться начать заново, или хотя бы вернуться к прежней незаметной жизни.
- Выходи.
- А?
- Ян, блядь, шевели жопой, если не хочешь стать всеобщим достоянием.
- Что?
- Ты отупел, что ли, за час езды? - дергает меня за плечо и силком тащит к неприметному... а что это?
То ли барак, то ли гараж... Написано, конечно, мотель, но на заборе тоже много что написано, и если судить по тому, что я вижу, а вижу я то ли последствия вандализма, то ли памятник архитектуры, древнейший причем, разваливающийся на части... И как стены еще крышу держат?
- Что это? - не могу не задать интересующий меня вопрос, глядя на сие чудо доисторического строительства. У меня на чердаке и то безопаснее. Я не вредничаю, нет, просто ссыкотно, что стоит чихнуть и стены, к ебеням, рухнут.
- Твой новый дом на эту ночь, - рычит, и прежде чем я успеваю ляпнуть очередную глупость, затыкает меня резким "Заткнись!".
В помещении, видимо, служащим фойе, приветливая женщина-монстр отдает нам ключи (надеюсь не от подвала), и Сет, не обращая внимания на мое до неприличия разыгравшееся любопытство, тянет за собой по коридору.
Штук шесть старых обшарпанных дверей с облупившейся от времени краской встречают нас... просто встречают нас. В этом месте нет ни грамма радости или хоть чего-то, кроме уныния. Стены давят, мрачная обстановка и трещащие от напряжения нервы никак не могут уживаться здесь вместе. Хочется бежать, распахнуть все окна и впустить свежий воздух в прокуренные и затхлые помещения. А я-то думал, что за годы проведенные на улице успел привыкнуть к подобного рода местам. Но здесь все дело в эмоциях. Могу поспорить, что парочка убийств тут точно были совершены. Поднимаю голову вверх и, едва удержав вскрик, шарахаюсь в сторону, врезаясь плечом в Сета. Он, замедлившись, смотрит на меня и проследив мой взгляд, поднимает голову вверх, хмыкает и тянет меня дальше. А я боюсь предполагать, что это было за желто-красное пятно, зловеще расползшееся по потолку. Но похоже на мозги...
Подойдя к крайней двери, открывает ее врученным нам ключом, заталкивает меня внутрь, будто я сам зайти не мог, и захлопывает дверь, закрыв ее на замок.
- Иди в душ, - отдает приказ, уже набирая чей-то номер.
Не спорю с ним, желая не то что смыть с себя накопившуюся грязь и напряжение, а просто побыть одному, избежать его внимания.
Обстановка, еще более убогая, чем я мог предположить, поражает масштабами своего бедствия. Старый проржавевший кран фыркает водой, но все же пускает теплую струю чуть желтоватой жидкости. Душевая кабина, в которой едва удается поместиться одному, не вызывает желания расслабляться, а лишь окунуться и выбежать отсюда поскорее. Некогда белая плитка посерела от времени, в швах давно разрастается плесень, но в какой-то момент все это отходит на второй план, стоит только прийти в себя и вспомнить кто я есть.
С горем пополам ополоснувшись, вылетаю из душа, наспех вытеревшись застиранным полотенцем, висящим на одиноком, вбитом прямо в дверь, гвозде, и надеваю одежду на все еще влажное тело. Так спокойнее.
В комнате царит полумрак, Сет сидит на подоконнике, погруженный в свои мысли, и лишь услышав мой приглушённый визг, когда, не рассчитав траекторию, с ходу врезаюсь в прикроватную тумбочку, поворачивается ко мне. Забыл сказать: вся комната площадью не больше десяти метров. В ней имеется кровать двухспальная убогая - одна штука, тумбочка гребанная деревянная - одна штука и стул. Все!
- Да, - качает головой, - грации тебе не занимать, - в его словах отчетливо слышна грусть, вот только чем она вызвана, понятия не имею, да и не хочу знать, если уж на то пошло.
- Пошел ты, - шиплю, плюхнувшись на край кровати и укачивая пострадавший пальчик. О это ни с чем несравнимое чувство, когда ударяешься мизинцем.
- Рассказывай, - садится рядом со мной... даже пропускаю момент, когда успел выпустить его из поля зрения. Неужели я смирился с его присутствием или это адаптация?
- Может не надо? - прошу с мольбой, очень стараясь в этот момент выглядеть милым.
- Убери эту слезливую маску с лица, а то меня сейчас пучить начнет от нежности, - кривится и выглядит сейчас до смешного безобидным.
Возможно виной тому нестандартная обстановка, в которой он очутился, но когда рядом никого нет, когда не пестрят чужие наряды и мнение окружающих отходит на второй план, он меняется.
- Это долгая история, - зеваю, даже не пытаясь прикрыть рот рукой.
- Рассказывай, и говорю сразу, будешь врать - получишь пиздюлей.
Будто он сможет распознать, когда я вру, а когда нет.
- Дело было так... - откидываюсь на кровать, чувствуя, как слабеют плечи, и закинув руки за голову, без интереса разглядываю потрескавшийся потолок.
- И?
Минут пять уходит на то, чтобы вкратце рассказать события последних дней. Специально не смотрю на Сета, не желая видеть его эмоции, но по учащенному дыханию и шелесту простыней в его пальцах могу предположить, что он злится.
- И ты согласился? - подскакивая на ноги, орет так, что уши закладывает.
- А ты как думаешь? - язвительности хоть отбавляй, а вот терпения ноль.
Сет кидается на меня, я, увернувшись, кубарем скатываюсь с кровати, больно ударяясь локтем, и отползаю от рычащей опасности.
- Ты совсем больной? Это же самоубийство! Никто после таких доставок деньги не платит, потому что платить их некому будет. Свидетелей всегда убирают первыми! - мне не понятна его бурная реакция, и это злит.
- А у меня был выбор? Я мог отказаться? По твоей же милости, если ты не заметил, я в этом дерьме! - теперь ору я, мысленно умоляя себя заткнуться, взять себя в руки, но эмоции оказались сильнее.
- Если ты дебил, не вини в этом других, - сразу стихает и, встав с кровати, идет ко мне.
Подскакиваю на ноги, будто у меня и не болит ничего, и несусь к входной двери. Моя попытка бегства обречена на провал резким рывком назад.
Уверенно прижимает меня к себе, не позволяя вырваться, а меня затопляет животный ужас, когда чувствую его возбуждение и импульсы неконтролируемого бешенства, дрожью отдавшиеся на моей коже...
Сет
Смотрю на него сверху вниз, все отчетливее понимая, что от этой невинной близости крыша моя поплыла окончательно, от самоконтроля осталось одно название и я вот-вот совершу ошибку, которую старался не допускать очень давно.
- Пусти, придурок! - эти крики не хочется глушить. Хочется видеть его живые эмоции, вытягивать их одна за другой и впитывать в себя. Это безумное существо еще само не понимает, как сильно влияет на меня.
Отшвыриваю его на кровать, перекрывая собой пути к бегству. Он, завалившись бесформенной кучей, тут же подскакивает на ноги, сжимает руки в кулаки, рычит и отчаянно старается не сболтнуть лишнего... Волчонок! Губы сами собой растягиваются в предвкушающей улыбке. Я слишком долго ждал... слишком. В его глазах упрек. Да, милый, ненавидь меня, вот только я буду последний, кто испоганил твою юную жизнь.
Остановись, Сет, просто остановись! Но ноги упрямо идут вперед, медленно, словно подкрадываясь к бешеному псу. Он притягивает меня и я уже ничего не могу с этим поделать... А может не хочу?
- Будешь орать и я тебя вырублю, - предупреждаю, стоит только подойти ближе и прочитать в его глазах решимость.
Неуверенно закрывает рот, чтобы тут же начать вырываться, стоит только схватить его в охапку и завалить на кровать. Тело подо мной трепыхается, все еще пытаясь вырваться на свободу. Глупый. Затыкаю его поцелуем раньше, чем он успевает сделать вдох для крика. Поцелуй со вкусом отчаяния - горький, но такой необходимый для меня.
Сжимает губы, в ужасе распахивает глаза, пытается оттолкнуть меня, ударить ногой. Надежно фиксирую его руки над головой, ощущая, что сдаваться он не намерен. И это распаляет еще сильнее. Возбуждение дикое, неконтролируемое, член болезненно пульсирует в штанах и истекает смазкой, пока он старается вырваться из моей железной хватки.
Отстраняюсь, в глазах все те же страх и ненависть, разве что еще злоба и испуг разбавляют привычную картину. Надавив пальцами на подбородок заставляю приоткрыть рот и вновь припадаю к его губам. Целую жадно, дико, будто в последний раз. Пробую его на вкус, без конца терзая искусанные губы. Я подавляю его, но этого чертовски мало. Увлекшись эмоциями, расслабляюсь, чем Ян незамедлительно пользуется. Кусает меня за губу. Тварь клыкастая! Злюсь. Хочу его.
Отстраняюсь, глядя перед собой пьяным взглядом, и не могу сдерживать тот поток желания - животного желания! - который бурлит во мне, стоит только увидеть один его взгляд, заполненный эмоциями до краев. Он обращен на меня, и уже не важно, что именно он испытывает, главное, что это настолько ярко, что дух захватывает.
- Что-то не так? - уточняю, не теряя времени задираю на нем свитер вместе с водолазкой до самого горла, расстегиваю его ремень, скольжу жадным взглядом по втянувшемуся животу и, до боли в сжатых зубах, хочу вылизать его всего с головы до ног...
- Тебе все перечислять? - голос хрипит, то ли от кашля, то ли от волнения, а я как ненормальный ловлю каждое сказанное им слово. Не суть сказанного, нет, эмоции, чувства...
- Давай, - соглашаюсь, стягивая с него штаны вместе с бельем и, отпустив на пару мгновений руки, сдергиваю ненужные шмотки, предсказуемо получаю с ноги в челюсть и успеваю поймать дернувшегося Яна за талию, когда он уже почти слетает с кровати.
Повалив его на живот, с силой шлепаю по упругой ягодице, наказывая за непослушание. Вырываю из его горла несдержанный вскрик и пережимаю себе член, дабы позорно не кончить раньше времени.
- Сделаешь так еще раз и я грохну тебя прямо здесь, - предупреждаю на полном серьезе, ощущая как горит челюсть, скорее всего проступит синяк. Происходящее кажется нереальным, ненастоящим, слишком яркими. Я всерьез начинаю переживать за свою психику, так что его удар и та отвлекающая боль не дает мне потеряться в пространстве. Как бы извиняясь, глажу пострадавшее место, и не сдержавшись, сжимаю ягодицу пальцами.
Он затихает, дышит через раз и перестает вырываться.
- Зачем? - его вопрос ставит меня в тупик.
- Я так хочу, - сидя на его бедрах разглядываю рельефную спину, поражаясь, откуда у беспризорника могут взяться мышцы. Одновременно скидываю с себя свитер и рубашку.
- Ты педик? - вот что-что, а разговаривать я сейчас не намерен.
- Нет. Просто хочу тебя... - он оборачивается, все так же продолжая лежать на животе, в зеленых глазах плещется ярость и затаенная агрессия. Он не верит. Глупый, неужели не чувствуешь моего возбуждения? Он опасен, очень опасен, но я все равно его сломаю, я так хочу...
Удерживая его взгляд, расстегиваю на себе штаны, предусмотрительно достав из кармана презерватив; порвав зубами квадратик фольги, раскатываю латекс по извлеченному из белья члену, умиляясь его животному ужасу и, раздвинув коленом его одеревеневшие от напряжения ноги, сажусь между них.
Ян резко отворачивается и я почти уверен, что сейчас из красивых глаз польются слезы. Почему он не вырывается? Все просто: он далеко не глупый и прекрасно понимает, что силы у нас неравны, а значит, я в любом случае получу желаемое. Он не сдался, нет, он выжидает момента, и это тонкое чувство опасности заставляет желание скакать внутри, то распаляя кожу, то кидая в холод. Делает вид, что ему все равно. И я бы в это поверил, если бы он так сильно не сжимал в пальцах застиранный плед, не дрожал всем телом, побуждая меня на безумные поступки, и не стискивал зубами угол подушки, желая поскорее покончить со всем этим.