- Ты псих, - шипит Клим рядом и, дав мне подзатыльник, устремляется вперед.
- Клим, - зову его отсмеявшись. Молчит. Надулся. - А ты знаешь, как на кладбище называется место, где сидит сторож?
- Всю жизнь мечтал узнать, - язвит и ускоряет ход, увязая кроссовками в сугробах и матеря меня полу-шепотом.
- А я знаю, - он оборачивается и смотрит на меня с недоверием, вскидывает бровь, как бы говоря "ну пиздани уже, а то лопнешь от нетерпения", - живой уголок! - чему радуюсь сам не понял, но его прифигевшая рожа выше всяких похвал.
Проходим три метра.
- Клим, осторожнее, девочку не толкни... - такое шоу началось! Он отскакивает в сторону, резко оборачивается, оглядывается по сторонам...
- Справа, - помогаю ему, едва сдерживая очередной приступ истерики и кашля.
Кидается влево, спотыкается о занесенный снегом венок, плюхается на задницу и ошалело шарит глазами по сторонам, ища, видимо, привидение.
- Шу-у-у-т-ка, - примирительно поднимаю руки вверх, скорчив умилительно-безобидную мордашку. Не получилось, потому что на меня наставили ствол и пообещали убить.
Никогда не думал, что в такую холодину, на спящем кладбище, посреди заваленных снегом могилок мне будет так неебически весело. И я-то понимаю, что это истерика, что страшно так, что дышать больно, легкие сдавило и выть хочется, а еще прижаться к спине Клима, закрыть глаза и поверить, что это сон, всего лишь сон, но сделать с этим ничего не могу. Также продолжаю стоять на месте, с поднятыми руками и безумно-глупой улыбкой, и ждать, когда его отпустит и мы сможем возобновить ход.
- Чертов пацан, - сплевывает на землю, поднимается на ноги, отряхивая снег с одежды, и кажется сейчас до безобразия ранимым, даже юным, перепуганным до делов, но не показывающим себя настоящего. А мне узнать его хочется, чем он дышит, как живет, и также хочется бежать от него подальше, потому что засасывает, как в воронку, и выбраться становится все сложней... если это конечно еще возможно.
- Не вспоминал бы ты чертей, услышат, - ухмыляюсь, и проходя мимо него, подмигнув, подножкой возвращаю его обратно в сугроб.
- Пристрелю, падла, - сквозь улыбку рычит и, вскочив с земли, кидается за мной.
Так мы и носимся, пока не извозившись в снегу и чуть не опрокинув пару памятников, вспоминаем, что мы не в парке гуляем и тут нас как бы быть не должно.
Порой к нам в голову приходят самые бредовые мысли и не всегда представляется возможным дать им оценку или как-то охарактеризовать. Но когда это уже случилось, ты всерьез хватаешься за голову, подвывая от бессилия что-то исправить, а в голове один вопрос: "КАК?! Ну как я до этого додумался?". А ответа-то нет и никогда не будет. Виной тому обстоятельства в которых ты оказался, атмосфера или, быть может, настроение, мотив песни, не отпускающий с самого утра, собственная глупость... что угодно. И бесполезно искать виноватых или правых, факт уже совершен и с ним придется смирится.
Именно поэтому, сейчас, стоя по колено в сугробе, возле могилы Марьи Ивановны, почившей в глубокой старости пару лет назад, делаю шаг к Климу, не думая, не анализируя, действуя лишь на эмоциях, которым пока не могу дать характеристику. Глядя в его блестящие азартом и недавним безумием глаза, подхожу совсем близко, не позволяя ему задуматься, а себе одуматься, тянусь к его губам, к нему всем своим существом и... целую. Впервые кого-то целую потому что хочу, потому что не важно, парень он или девушка, я этого ХОЧУ, хочу так сильно, что сердце замирает в груди и больно делается, стоит только выставить в ровный ряд все происходящее: меня, его, обстоятельства... мысли-мысли-мысли - все прочь.
Прижавшись к его губам, нежным касанием согреваю их своими, скольжу кончиком языка по нижней губе, боясь открыть глаза, боясь быть отвергнутым... Более напористо проталкиваю язык ему в рот, не понимая, почему так сводит колени судорогой, почему дрожат пальцы, а вытащить их из карманов куртки сильнее моих сил... он отвечает, не перехватывая инициативу, ведя на равных, целует мои губы, ласкает язык, чувствую его слюну у себя во рту и это не отталкивает, наоборот, кажется чем-то необходимым, до безумия эротичным.
Мы так и стоим, целуясь и не прикасаясь друг к другу. Ночь. Луна над головой. Зимняя стужа. Все это не важно. Никогда не верил, что от подобного мир может остановиться, да и сейчас не верю, потому что для меня он рухнул. Сразу слишком много всего в голове, чтобы думать, анализировать, не сейчас...
Когда губы начинает покалывать от поцелуя, отстраняюсь первый. Он пристально смотрит в мои глаза, возможно ища ответы на вопросы, которые я еще даже не задал себе. От промелькнувшего в серых бездонных глазах сожаления скручивает желудок, что-то неприятно ухает вниз, и я знать не знаю, о чем он думает, но мне это уже не нравится. Отхожу в сторону, ничего не спрашивая и не задавая вопросов. Пусть будет как будет.
Ухожу от него, уже примерно представляя куда идти. Слышу щелчок зажигалки позади себя, ухмыляюсь, понимая, какую неслабую пищу для размышлений ему подкинул. Двадцать шесть, двадцать семь... дальше все делаю аккуратно и максимально быстро, пока Клим плетется сзади, разглядывая несуществующих призраков. Я должен успеть, у меня нет другого выхода.
Присаживаюсь возле нужной могилы, сверяюсь с датой смерти, скидываю снег с приделанной к мраморной плите вазы, достаю записку, читаю, тут же выбиваю из зажатой в правой руке зажигалки огонек и в считанные мгновения сжигаю клочок бумаги. Над головой повисла немая пауза. Даже гомон птиц стих в вышине, а звуки всего мира стали на пару тонов тише.
Медленно, как в фильме ужасов, поворачиваю голову назад, встречаюсь взглядами со стоящим за моей спиной непривычно взвинченным Климом и медленно встаю.
- И что это было? - мне жутко делается от его холодной интонации. Мгновенно ощущаю на себе продирающий зимний холод, пробирающийся глубже, куда глубже, чем просто под кожу.
- Адрес, куда доставить груз, - я спокоен, я абсолютно спокоен, даже слишком.
- И где это? - его ухмылка лишает меня на время дара речи, было в ней что-то чужое, далекое, ненормальное...
- Ты же знаешь, что я не скажу, - говорю ему, не отступая назад, а продолжая стоять на месте.
- Знаю, - соглашается и, откинув окурок в сторону и дернув меня на себя за куртку, точным ударом в живот отправляет на снег.
Его взгляд не изменился, в нем нет жалости, сострадания. Он другой. Будто совершенно незнакомый человек передо мной. Это не Клим нанес мне удар, не он садится передо мной на корточки, пока я корчусь от боли на холодной земле, не он оттягивает мои волосы назад, заглядывая мне в глаза с поистине демоническим бешенством, взглядом убийцы. А я улыбаюсь. Я, блядь, знал, что все будет так. Я не верил ни единому его слову, не верил своим чувствам и сейчас я благодарен ему и за эту неприязнь, и ненависть в потемневших глазах, и за боль, вернувшую меня на должное мне место.
- Ты заигрался, парень, - устало выдыхает, безразлично рассматривая мое лицо, искаженное гримасой боли, - Ян, ты сейчас называешь адрес, едешь в участок и все подробно рассказываешь, и, так уж и быть, я постараюсь, чтобы тебе скосили срок... - терпеть не могу, когда мне указывают что делать, тем более в таком приказном тоне.
- Вот спасибо за одолжение, - дергаю головой, высвобождая пряди волос из его хватки и, покачиваясь, встаю на четвереньки, уже сейчас зная...
Удар в живот. Падаю мордой в снег. Не ощущаю холода, только боль и накатывающую тошноту.
- Я же предупреждал: назовешь адрес, будешь жить. Ты уже ни черта не сможешь сделать. Игры кончились, парень, - чужая интонация, чужие мысли, и так обидно стало, нестерпимо отвратительно от слов этой лживой твари.
- Хочешь ты того или нет, - с трудом встаю, не сводя взгляда со своего ВРАГА, шатаясь, поднимаюсь на ноги и, опираясь рукой о невысокий памятник, рычу сквозь зубы, стараясь не сорваться на крик. - Но. Я. Получу. Эти. Деньги, - четко, ясно, так, чтобы понял, поверил.
Ухмыляется недоброй улыбкой, разминает замерзшие костяшки рук, а мне хруст его пальцев кажется оглушающе громким.
- Не впутывайся в это дерьмо, Ян... - делает шаг ко мне. Не двигаюсь, разве что крепче сжимаю в руке так удачно забытый сторожем, а может "гостями", лом, спрятанный за гранитной плитой.
- Ты же Алю спасать собирался, - самому смешно делается от этих слов и я, не в силах побороть себя, улыбаюсь, зля его еще больше. И, черт подери, как мы с ним похожи в этот момент: оба безумны, оба прем к своей цели по головам, оба сейчас ненавидим друг друга...
- Не переживай, - как же бесит его искусственная ухмылка, - я знаю, где ее искать, поэтому это всего лишь... - хватит! Просто хватит! Слов его лживых, от которых в душе раз за разом все обрывается. Хватит взгляда этого пустого, за которым скрывается ураган чувств, но хрен он его кому покажет. С меня хватит!
Когда он подходит слишком близко, когда могу дотянуться до него, убрать со лба выбившуюся непослушную прядь волос, достаточно всего лишь протянуть руку и вот он, живой, теплый, такой знакомый и до отвращения чужой... Рывок в сторону. Замах. Удар. Клим падает на колени, прижимая ладонь к ребрам. С ноги бью его в лицо, отправляя на землю, а за одно и в отключку. Я не хотел этого, видит Бог, он сам напросился. И пускай сейчас горит нога от удара, нервы лопнули к ебаной матери и из глаз против воли катятся слезы, а я ни черта не вижу перед собой, кроме его красивого лица и струйки крови, вытекающей из разбитого носа. Больно. И обидно до глубины души, что всегда все случается именно так. Все предают. Все ищут выгоду. Не со всеми, не спорю, но со мной происходит именно так. Возможно дело во мне и я просто не достоин быть счастливым?
Тыльной стороной ладони смахиваю слезы, от которых становится гадко за свою слабость. Проверяю, жив ли Клим. Дышит, уже неплохо. И как бы не хотелось скинуть его в пустую могилу, немного присыпать земелькой, а сверху расторопные грузчики поставят свежий гроб и знать никто не будет, где он покоится, но, взяв себя в руки, откидываю лом в сторону, проверяю наличие рюкзака и, оглядевшись, срываюсь с места, стараясь бежать так, чтобы мои следы было как можно меньше заметно. Поднявшаяся метель надежно скрывает любые следы, впервые за эту зиму я рад снегу.
Всего пара минут, их хватает, чтобы спрятаться за широкой могильной плитой, сжаться в клубочек и молиться, чтобы Клим не нашел меня. Бежать бесполезно, не успею, а так есть шанс спастись, если не замерзну насмерть в такую стужу.
Сколько проходит времени? Минута? Десять? Напрочь теряюсь во времени, будто все вокруг остановилось, замерло, прекратило свой неправильный ход. От беспокойства, что Он может не успеть прийти в себя и замерзнуть там в отключке, становится весело. Я морально нездоров, раз жалею того, кого по сути ненавижу. Что ж, здравствуй, истерика - проходи, располагайся, думаю ты надолго.
- Ян?! - то ли рык, то ли крик, из-за ветра разобрать сложно, да и не особо хочется.
Сильнее кутаюсь в капюшон, стараясь согреться хоть немного. Ноги уже щиплет от мороза, кости словно выкручивает, тянет, протыкает ледяными иглами, и если это продлиться еще немного, то, боюсь, встать я уже не смогу.
- Не глупи, придурок! - злится. Голос становится более приглушенным, отдаленным, а быть может это проказы метели и он тут совсем рядом, стоит надо мной, готовый вот-вот спустить курок. Вздрагиваю, испугавшись собственных мыслей.
- Сказал же, не трону! - что-то с грохотом ударяется, разбивается. Обессиленное рычание волной дрожи проходит по коже, а я голову поднять боюсь, открыть глаза, попытаться определить его местонахождение.
- Ты же здесь! - голос становится чуть громче... ближе. - Я знаю, ты здесь, - в момент берет себя в руки и успокаивается. - Давай нормально поговорим? - предлагает, но от его предложения нестерпимо тянет давлением, что и возвращает меня в реальность.
Каждое слово - ложь. Каждая просящая интонация, попытка казаться нормальным, ко мне нормальным - все ложь.
Дышу через раз, когда недалеко слышу хруст снега от чужих шагов. И закричать хочется, и лучше зомбари пускай, чем этот прогнивший насквозь лживый ублюдок.
- Я же все равно тебя найду! - вновь психует, успокаивается. - Ты меня, падла, второй раз вырубил. Не стыдно? - усмехается сам себе, а я дышу через раз, медленно, постепенно приходя в себя, собирая по крупицам остатки гордости, но все же расправляю плечи, готовясь в случае нападения защищаться.
- Чертов пацан, блядь, сукин сын! - почти вой, почти отчаяние, жаль, не верю ему больше, а то бы вышел, пожалел.
И он ушел. Выглянув, я видел его быстро удаляющийся силуэт. Он с кем-то разговаривал по телефону, кричал, матерился, а я сидел... минуты три, пока расстояние, разделяющее нас, не оказалось достаточно безопасным, чтобы сбежать. И я бежал. Бежал от него, от себя. Продираясь через ухабистые сугробы и колючую метель я хотел похоронить все свои воспоминания, эмоции, не побоюсь этого слова, пережитые чувства - но к сожалению, а может быть к счастью, память осталась на месте, когда я перемахнул через забор, и когда, поймав попутку и отдав чудом завалявшиеся пару тысяч, назвал адрес поселка неподалеку от рядом расположенного города... Она была со мной, когда заходился от приступа кашля, стоя напротив массивных металлических ворот, и даже тогда, когда я оставшись один, оказался принят тремя охранниками, вооруженными до зубов.
Мог ли я знать в тот момент, что то предательство было не единственным уготовленным мне сюрпризом?..
Часть 17
Клим
- Мудак белобрысый, утырок, тварь характерная, ну я тебе, сука, покажу, как меня водить вокруг пальца. Я тебе, блядь такая, очень подробно это покажу... - с психу швыряю папку с бумагами об стену, сгибаюсь пополам, пережидая агрессивный всплеск, и медленно выдохнув, выпрямляюсь.