Насмешки судьбы - "Arne Lati" 5 стр.


  Часть 5

      Просыпаюсь достаточно рано, небо едва начинает светлеть, в комнате царит мягкий полумрак и спокойствие. Что-то, едва уловимое, не дает мне покоя. Алька дрыхнет на своей половине матраса и, слава всем, не складывает на меня руки и ноги - терпеть этого не могу. Осторожно встаю, умилившись сонному царству, численность которого увеличилась на одного человека. Вадим, наш старинный друг и один из тех, кто всеми силами старается помочь Андрюхе потянуть такое большое семейство. Два месяца назад он пропал, говорил что на заработки едет. Это нормально, когда пропадают беспризорники, и почти привычно, вот только легче от этого все равно не становится. Жизнь до смешного несправедлива и мы, дети улиц, можем воочию убедиться в ее немилости. Он похудел, бледный весь, но живой, что уже неплохо.

      Выхожу из комнаты, наспех умываюсь и сцапав из холодильника в коридоре бутерброд, будто заранее приготовленный для меня, осторожно проскальзываю в кухню к Андрюхе. Мысль, что я долбоеб, посетила меня слишком поздно. Андрей сидит прямо на полу, разложив вокруг себя мои бумаги и вчитывается в экран монитора бессовестно открытой флешки, иногда заглядывая в справочник и потирая красные от усталости и недосыпа глаза. Хорошо, что успел дожевать, а то бы подавился.

      - Уже уходишь? - столько яда в одной лишь фразе мне еще не приходилось слышать.

      - Тебя не учили, что трогать чужое нельзя? - подойдя к нему и опустившись на корточки, выдергиваю из компа флешку, складываю аккуратной стопочкой бумаги и убираю в папку, которую тут же прячу в рюкзак.

      - Ты , сука, куда полез? - резко поворачивается ко мне, вид при этом такой, словно он вынырнул из болезненного бреда.

      - Не твое дело, - начинаю жалеть, что не ушел еще вчера.

      - Да? - саркастически усмехается и подскочив на ноги, хватает пепельницу с подоконника, видимо намереваясь запустить ею в меня. Сонный мозг начинает работать в экстренном режиме: если он поднимет шум - разбудит народ. Начнутся лишние вопросы, я непременно со всеми пересрусь, получу пизды и возможно буду послан на хуй. Мне оно надо?

      Успеваю вскочить с пола и перехватить его руку, выбиваю пепельницу на диван, несколько окурков россыпью падают на чистый плед, в воздухе повис запах табака, а я пытаюсь утихомирить взбесившегося парня. Заламываю ему руку за спину и утыкаю мордой в диван (пусть скажет спасибо, что не в окурки), прижимаю его к мебели, не позволяя дергаться, и шепчу прямо на ухо так, чтобы слышать мог только он:

      - Перестань. Я уже все решил. Там дело пустяковое, - вру напропалую, сильнее сжимая хватку, - меня пару дней всего не будет... Андрей, перестань, блядь, дергаться, я тебе сейчас руку сломаю вместе с шеей, для верности, - затихает, прислушивается. - У меня долги, ты знаешь это. Сет мне башку оторвет и поминай как звали, а я жить хочу...

      - Я продам квартиру, только откажись, - его уверенный голос сводит меня с ума.

      - Нахуя ты так? - отталкиваю его в сторону, от чего он, растерявшись, падает на пол и сдавленно шипит от боли в ушибленном локте. - А сам куда? На помойку?

      - В универскую общагу...

      - Ты че несешь? Какая общага? А наших куда? Альку пожалей, хватит с нее, настрадалась уже. Ей нельзя на улицу, - его лицо в момент меняется и становится мертвенно бледным. - Там Вадим приехал, ему жить где-то надо, - вскидывает голову, глядя на меня с удивлением, пока я старательно прячу руки в карманах свитера, потому что пальцы сжало в кулаки, не разжать. Адреналин хлещет по венам, меня разрывает от эмоций: моих, его - без разницы - одна сплошная каша, выворачивающая меня наизнанку. Душно. - Кто потом им поможет? О себе не думаешь, подумай о других (и это я говорю ему, человеку посвятившему свою жизнь нищебродам вроде меня).

      - Я продам квартиру, отдам твой долг... - твердит как заговоренный, кивая сам себе и уже что-то просчитывая в уме. И ведь правда продаст, придурок!

      - Андрюх, если я не доставлю этот пакет, - трясу рюкзаком в воздухе и поднимаюсь на ноги, - некому будет помогать, - печально улыбаюсь, читая в его глазах осмысление. - Так надо. Понимаешь?

Отрицательно качает головой, что-то ища глазами. Уж не вырубить ли он меня собрался?

      - Че задумал? - скептически изгибаю бровь, следя за каждым его шорохом.

      - Максу позвоню. Тебе нельзя одному... наши помогут... - бормочет, что-то ища в телефоне.

      - Ну уж нет! - рявкаю так, что, наверное, бужу соседей. - Мне еще няньки не хватало. Не втравливай в это никого. Ты что-то успел перевести? Что там написано? - меняю тему, отобрав у него телефон. Эта дрянь кусает меня за руку и пытается пнуть. Отскакиваю в сторону и закидываю мобилу на верхний шкафчик, в котором уже давно хранятся кучи книг и всякого барахла.

      - Издеваешься? - уточняет, сложив руки на груди, и, видимо, прикинув свой рост и высоту шкафа, зло на меня смотрит.

      - Немного, - теперь ухмыляюсь я. - Я слушаю.

      - Не понял я ни фига, - в голосе отчетливо слышно разочарование. - То ли вакцина какая-то, то ли препарат, - пожимает плечами, задумчиво разглядывая пол. - Мне показалось, что наркота замешана, но там слова заумные, нет их в справочнике, а значение их я не знаю. Но эта дрянь жутко дорогая. Состав потрясает своим разнообразием и редкостью некоторых компонентов. - Прикуривает, думает, а мне так выбить из него всю эту информацию хочется, силой заставить забыть прочитанное и проорать в лицо, что трогать чужие вещи нельзя!

      - Я пойду, - он молчит, отстраненно глядя в окно и что-то решая для себя. - Присматривай за ними, - ухмыляется и резко выдыхает, словно и не дышал все это время.

      Оставляю на шкафу часть денег, как раз Алькины документы хватит доделать и можно будет попытаться в ПТУ ее пропихнуть...

      Раннее утро вовсю вступает в свои права, постепенно и робко шагая по улицам города, разгоняет тьму, так любимую мной и служащую мне убежищем. Не люблю дневное время суток. Люди видят меня, я вижу их... взаимная неприязнь, так сказать. Я не могу сказать, что со стороны смотрюсь как самый распоследний бомж, от меня не несет перегаром (почти) и я не воняю как старый мусорный бак. Я нормальный пацан! Правда, условия, в которых я вынужден пребывать, далеки от общепринятых. Не поверите, но даже на улице можно выжить. Не стоит это повторять юным влюбленным дарованиям, сбежавшим из дома. Это только первые два часа все радужно и красочно, пока не ебнет холод, не польет дождь, на раз смывающий всю сопливую ересь из безмозглых голов. Я уже молчу про отморозков, которые только и ждут таких дурачков, и в лучшем случае им светит ограбление и изнасилование, про худшее же стараюсь не думать, и так в голове тьма беспросветная.

      Автобусная остановка полна народу. И куда все намылились? Выходной вроде, или я опять заплутал в днях недели? Теряюсь в общей массе разношерстных людей, чувствуя себя в такой толпе неуютно. Люблю тишину, покой, умиротворение, а не этот вечно не стихающий недовольный гул, от которого башка начинает трещать.

      Минут двадцать жду автобус, провожая уезжающих людей взглядом и встречая новых. Не запоминаю их лица, для меня они все сплошная серая масса. В воздухе витает напряжение. Что виной тому, пасмурное зимнее утро, или быть может хмурые рожи, окружившие меня - но волнение поднимается из самых глубин подсознания и давит на психику.

      Нервно озираюсь по сторонам, вколачивая в себя мысль, что нужно быть внимательнее, что я не дрова везу, а хрень, которая стоит больше, чем вообще положено. От напряжения пальцы сводит судорогой, плечи потряхивает, под ребрами неприятно ноет и когда подъезжает мой автобус, я чуть ли не первым залетаю в теплый салон.

      Радость моя была не долгой. В смеси запахов дешевых духов, приторно-сладких настолько, что в горле начинает першить, в перегаре вчерашнего застолья, чужих тел... отчетливо прослеживается один единственный запах дорогого парфюма, так нелепо вписавшийся в общую массу зловония. Пытаюсь пробраться к выходу, шаря глазами по салону, и уговариваю себя прекратить истерить и взять себя в руки, но люди, заполнившие своими телами все свободное пространство, мешают не то что двигаться, но и дышать.

      - Уже выходишь? - ровный тон, без примеси эмоций, раздается над самым ухом. Вздрагиваю всем телом, кожа в момент покрывается неприятными мурашками. Мой локоть с силой сжимают раньше, чем успеваю дернуться с места. И уж поверьте, как только откроются двери, ни один из пассажиров не сможет встать на пути к моему спасению - раздавлю.

      Дергаю рукой, задевая даму, стоящую рядом. Выслушиваю в свой адрес кучу брани касательно моего воспитания, поведения и всех грехов моего прадедушки. Сет, устав слушать весь этот бред, к которому я привык за годы проведенные на улице, рявкает на тетку (когда ее глаза наполнились слезами, мне даже стало ее немного... а нет, показалось). Под воцарившуюся тишину заталкивает меня в самый угол автобуса, не обращая внимания на мое сопротивление - а оно было, и достаточно активное.

      Двери открываются, пинаю его по ноге, стараясь вырваться. В ушах долбит пульс, всего трясет и мне пиздец как не хочется ехать с таким попутчиком. Сет, психанув, успокаивает меня ударом в живот и я тут же затихаю и утыкаюсь ему лбом в плечо, пережидая вспышку тупой боли. Народ, только что схлынувший и позволивший немного вдохнуть, тут же вернулся обратно в утроенном количестве.

      Сет матерится, за каким-то хером обхватывает меня рукой за талию, а вторую впечатывает в стенку. А что, с ним очень удобно ездить, не раздавят хоть. Получается, что я утыкаюсь ему лицом в плечо, а руками закрываю живот. Неприятная боль постепенно отпускает и я могу приподнять лицо и взглянуть на своего будущего убийцу... Легкий смешок сам собой слетает с губ, растянувшихся в глумливом оскале. На тебе, крыса зажравшаяся, почувствуй всю прелесть общественного транспорта в час пик! Эх, надо было на метро ехать. Он оттуда не только бы выходил - выползал бы, голый и оскверненный чужими телами. Точно говорю!

      - Тебе весело? - теперь усмехается он, а я от отчаяния (самое паршивое чувство из всех возможных), утыкаюсь ему обратно в плечо. Лучше пару остановок вдыхать запах хорошего одеколона, чем видеть такие эмоции, хоть и на красивом лице. А с какого хера я вообще считаю его красивым?..

Додумать мне не дали новые ощущения. Сет, придвинувшись еще ближе (хотя куда ближе-то?), обнимает меня второй рукой, утыкается мне носом в макушку и молчит. А мне его молчание хуже побоев. Невозможно предположить, что он предпримет в следующий момент. Ему двадцать шесть или двадцать семь, точно не знаю, а его уже боятся достаточно влиятельные люди, я уж молчу про босоту вроде меня. Такой человек убьет и не заметит. Для него жизни ничего не стоят, и это страшно на самом деле - понимать, что одним кивком его головы ты можешь исчезнуть навсегда. Я видел смерть своих друзей, близких, она ходила около меня, но все же отступала в самый последний момент... и вот сейчас мне до усрачки страшно, что вся моя никчемная жизнь, которая только-только стала налаживаться, может прекратиться с одним его выстрелом. У него пистолет, чувствую его животом из-за тесного контакта. Один выстрел, покажущийся сонным горожанам простым хлопком в общем гуле двигателя старенького автобуса, и все, меня нет. Пока я буду сползать на пол, теряя жизнь по крупицам, он спокойно покинет салон автобуса, ничем не выдавая себя, ну разве что победно улыбнется... Меня начинает трясти. Причем это не просто нервная дрожь или холод, а самая настоящая истерика, от которой трясет всего, и он это чувствует, сильнее прижимая меня к себе. Зачем? Пытается успокоить? Что за бред!!! Скорее издевается и давит на психику, это у него выходит лучше всего.

      Я понимаю, что надо взять себя в руки, что пора мыслить, соображать. Цепляйся, Ян, за свою шкуру! Не смей сдаваться!!! Ненавижу свою слабость. Черт...

      От переизбытка эмоций и нехватки кислорода начинаю кашлять. Зажимаю рот рукой, кое-как выдернув конечность из тесного плена наших тел, и пережидаю приступ. Люди смотря по сторонам, стараются отодвинуться подальше, а мне им в рожу плюнуть хочется. Вот просто взять и... Кажется я схожу с ума. Навалилось разом все, сложно...

      Откашлявшись вытираю рот тыльной стороной ладони и откидываю голову на холодное дребезжащее стекло. Смотрю Сету прямо в глаза, так и не приняв окончательного решения: то ли бороться, то ли сдаться...

      - Подыхать собрался? - спрашивает буднично, глядя на меня сверху вниз. Его всегда идеально уложенные волосы пребывают в легком беспорядке, на висках выступила испарина и по глазам вижу, как ему физически тяжело находится в этом месте. И зачем он задал этот вопрос? Он же сам меня убивать собрался.

      - Тебе какое дело? - все так же смотрю на него, не отвожу взгляд, и как же его это бесит. Что на равных с ним, что границ не вижу. Звереет на глазах.

      - Ты еще живой... - задумался, - относительно, только потому, что я позволяю.

      - И на хрена оно тебе?

      - Тон смени, - просит пока по-хорошему.

      Автобус резко тормозит, Сет наваливается на меня всем весом, я по инерции обхватываю его за талию, больно ударившись головой. Вот если бы не толпа народу, которого с каждой остановкой становится все больше, люди бы пришли в ужас от нашей позы. Два голубка, блядь.

      - Ты добегался, парень, - властно произносит, будто озвучивает приговор.

      Ну-ну... Эта наша борьба длится уже давно, и то ли я к ней привык, то ли стал получать удовольствие от хождения по краю лезвия, но сдаваться я не намерен. Эта простая мысль осенила меня в тот момент, когда я с силой шибанулся об стекло. Как там говорится: "На войне все средства хороши"?..

      Так и не отпуская его шального взгляда, скольжу ему ладонями под пальто, очень радуясь, что он его принципиально никогда не застегивает. По мере продвижения моих рук, его лицо приобретает пугающе-ошарашеную-ахуевшую гримасу. Пытаюсь не заржать, но как же это сложно. Ткань свитера под моими пальцами мягкая и гладкая на ощупь, наверно, безумно приятная для тела. Увлекшись ощущениями, спускаюсь прикосновениями ниже, чувствуя, как он напрягся. Приблизившись еще ближе и приподнявшись так, чтобы лучше заглянуть ему в глаза... достаю у него из-за ремня брюк ствол, спускаю с предохранителя и, высвободив руку, упираю дуло ему прямо в живот. Все это происходит за доли секунды (забыл сказать, я временами подрабатываю карманником, в перерывах между разгрузкой вагонов и очередным пиздецом в моей жизни), он не успевает среагировать, а я, так и не меняя выражения лица, спокойно говорю ему прямо в лицо:

Назад Дальше