- можно читать как отдельную историю.
Май собственной персоны
Рэй
Близнеци
Елизавет
ГЛАВА 1
Для чего человек живет? Многие задавались таким вопросом, но нашел ли кто ответ? Думаю, для каждого он свой. Мой смысл жизни заключается в том человеке, который так доверчиво жмется ко мне. Человек, окрасивший мой мир яркими красками. Он - зеркальная копия меня. То же лицо, те же руки, те же манеры. Для всех мы одинаковые. Даже родители не всегда могут нас различить. Для окружающих мы - идеальные братья. Гордость родителей и учителей. Вот только, на самом деле, все совсем иначе.
Мы всегда были слишком близки с братом. Хотя разница между нашим рождением всего десять минут, меня всегда считали старшим. Да я и не возражал. Заботиться о Святе всегда для меня было в радость. Видеть его счастливым - это все, что мне нужно. Только вот жизнь - суровая штука.
Когда мне было тринадцать лет, у меня появилась девушка. Тот милый возраст, когда для счастья хватит и поцелуя в щечку. Все было в новинку. Свят на это лето улетал к бабушке в Америку и не знал о моей первой влюбленности.
Мы с Соней сидели в тот день у меня дома и играли в видео игры. Свят залетел неожиданно и кинулся меня обнимать. Все как всегда. Мы дурачились как ненормальные. Я чувствовал, что он скучал, он чувствовал то же самое. Мы вообще были из тех близнецов, которым для общения достаточно просто посмотреть в глаза, как в зеркальное отражение. Только на меня будут смотреть голубые глаза, а на него серые.
Потом я познакомил его со своей девушкой. Он был предельно вежлив и сдержан, позже я узнал, что за этим скрываются иные чувства. Какие? Впервые в жизни я не мог понять своего клона. И это пугало.
Еще немного посидев, я пошел провожать Соньку. Когда вернулся, застал Свята спящим на диване в зале. Для меня это был настоящий удар.
Родители всегда пытались дать нам личное пространство, только мы в нем не нуждались. Попытка поселить нас в разные комнаты провалилась на корню. Нам было по пять лет, и мы устроили настоящую забастовку в коридоре. Построили шалаш из стульев и одеял и заявили, что будем жить в нем, пока родители не поселят нас в одну комнату. Им пришлось смириться. Дальше мы росли и даже комнату поделить на двоих не дали. У нас была большая двуспальная кровать и одно одеяло. Один шкаф, один стол, одна жизнь на двоих.
Когда я увидел, что он отдаляется от меня, мне стало страшно. Он вообще всегда зависел от меня. Ему просто физически были нужны мои прикосновения. Начиная с "поцарапай мне головку на ночь" и заканчивая постоянным сидением у меня на руках. Родители особо на это внимания не обращали. Даже когда он спал, я был ему нужен. Он мог заснуть в одном углу кровати, а проснуться на мне. Он, вообще, всегда просыпался на мне.
Не смог пойти спать один. И разбудить его тоже не смог. Просто лег рядом, обнял его со спины, и уснул. Благо, родители были в командировке.
Ночью я очнулся ото сна один. В какой-то момент мне показалось, что он приснился мне, что это был сон. Подушка, на которой я лежал, все еще хранила его запах. Резко встав, направился в нашу комнату и обнаружил, его сидящим на кровати, замотавшись в одеяло, и смотрящим в одну точку. Сердце защемило. Что я сделал не так?
Когда подошел к кровати, он даже не поднял на меня глаза. Сердце сдавило тисками. Сел напротив него по-турецки, поднял его лицо за подбородок, заставив посмотреть на себя.
- Малыш, что с тобой? – мне действительно было важно это знать.
Даже в темноте я видел в его глазах грусть и разочарование. Может его кто-то обидел? От одной мысли об этом во мне начала закипать ярость. Порву любого.
- Влад, ты любишь меня? – голос тихий и слегка охрипший резанул по ушам. Я привык слышать его звонкий веселый смех, а не такой безжизненный шепот.
- Ты же знаешь, что да.
Вопрос поставил меня в тупик. Я всегда считал его самым дорогим человеком. Он - часть меня. Ближе его у меня никого нет, и не будет. Если честно, то и не надо мне никого.
- А ее ты любишь? – в глазах застыл вопрос.
- Кого ее? – до меня не сразу дошло, кого он имеет в виду.
- Я про твою девушку.
Глаза в глаза. Он ждет ответа, и он его получит.
- Не знаю, мы не так давно встречаемся. Она мне нравится, больше сказать не могу.
Это правда, каждое слово.
- Я не буду тебя с ней делить. Ни с ней, ни с кем-то еще. Либо ты со мной, ты мой полностью, либо я уезжаю жить к бабушке в Америку и забуду о твоем существовании.
Когда он говорит таким тоном, значит он не изменит своего решения. Значит он действительно уедет, а этого я допустить не могу. Уже сейчас я хочу кричать, что я только его, что он - самый родной для меня.
Я не понимал тогда, что он имел в виду. Какой смысл вкладывал в свои слова. Наверно привык доверять ему. В этот раз сделал так же.
- Хорошо, как скажешь. Только я не понимаю, почему не могу общаться с другими? – неизвестность хуже любой правды. Нужно сейчас во всем разобраться, чтобы в будущем не причинить боль ему или себе.
- Конечно, можешь.
Его холодные ладошки обхватили мое лицо и притянули к себе. Так близко, что я чувствовал его дыхание на своих губах.
- Только никаких больше девушек, парней или кого-то еще. Ты - только мой. Я - жадный, и делить тебя ни с кем не буду.
И он поцеловал меня.
До сих пор помню его губы. Они были такими мягкими и сладкими, такими нежными. Соня целовалась совершенно по-другому. В нашем с ней поцелуе было скорее любопытство, чем чувства. Здесь же было все совсем иначе. Здесь было доверие, забота, ласка и любовь. Не было страстного поцелуя взасос. Было мимолетное касание губ, и этого оказалось достаточно, чтобы мысли встали на свои места. Все встало на свои места.
С Соней я расстался, но мы остались хорошими друзьями. Тем временем мы с братом росли. Росла и моя любовь к нему. С каждым днем я любил все сильнее. Наши отношения не изменились. Не было страстных объятий по углам, восхищенных взглядов и прочей влюбленной ерунды. Слишком хорошо мы знали друг друга, и родителей своих тоже знали. К пятнадцати годам мы перечитали все, что касается наших отношений. Да и вообще отношений геев в целом. Общество не поймет, а родители тем более.
Пока нам не исполнится восемнадцать и мы не станем, более-менее самостоятельными, нам нельзя было рисковать. В лучшем случае нас бы разлучили, а в худшем заслали бы в дурку. Оба варианта нам не понравились, и мы держались. Вот только половое созревание держаться не хотело. Особенно, когда ты просыпаешься, а на тебе спит любимое тело. Внаглую раскинулось на тебе и сопит себе преспокойно, а ты чувствуешь, что твой стояк упирается ему в живот. И это не просто эрекция с утра, а конкретная такая эмоция на определенного беззаботно сопящего человека. С того дня я возненавидел утро и все, что с ним связано. Даже Свят не рисковал меня будить по утрам без лишней на то надобности.
Днем мне помогали занятия по айкидо, а вечером ни хрена не помогало.
Свят всегда был пластичнее меня. Мать с детства отдала его на танцы. Вот только в тринадцать лет он поменял профиль и перешел на стрип-пластику. Пока родителей не было дома, он мог практиковать свое искусство на мне. Ну, я же не железный в самом-то деле. Сдержался ли я? Не-а. До секса дело не дошло, а вот до всего остального, пожалуйста. Это было просто незабываемо. Такой выброс энергии. Что бы я ни делал, ему все было мало. Этот маленький сексуальный вампир выпил все мои силы. Я думал, что это я сдерживаюсь, да как бы ни так. В нем такой заряд сексуальной энергетики, что и трое не справятся. В будущем я в этом только убедился. Но это были цветочки.
Как-то, в шестнадцать лет, я вернулся с тренировки раньше, чем обычно. Предки были на работе. То, что Свят дома, я понял сразу. Вот как объяснить? Просто чувствовал его присутствие. Когда он был рядом, дышать становилось легче.
Ну, я и решил его припугнуть. Придурок. Тишина в квартире гробовая и я, детина такая, на цыпочках крадусь к комнате. Еще и ниндзя притворился, типа меня не видно и я сливаюсь со стеной. Ну не идиот ли? Короче, подкрадываюсь к комнате, открываю двери и - хватаюсь за член. От увиденного возбуждение просто зашкаливало, скапливаясь тугим узлом внизу живота.
Он лежал поперек кровати абсолютно голый, широко разведя колени и дрочил себе самым непристойным образом. Не забывая при этом посасывать пальцы свободной руки. Его тело выгибалось под немыслимыми углами, а стоны имели самый развратный характер. Он был великолепен. Только я подумал, что хочу его, хочу физически обладать им, чтобы он так стонал и извивался подо мной, как услышал самый блядский голос в мире.
- Не хочешь присоединиться? – от сбившегося дыхания он слегка хрипел, но это было так эротично.
И вот хоть бы капелька смущения в глазах. Нету. Только желание, страсть и похоть. И я самым позорным образом кончил себе в штаны. Ну, я прям ниндзя, супер крут. А он, кажется, даже не заметил моего позора.
- Так и будешь там стоять? Иди ко мне, я помогу тебе расслабиться.
А я стою, глазами хлопаю и краснею как девчонка.
- Да я как бы уже расслабился. Я в душ, – и вылетел из комнаты, снося все на своем пути.
Когда вернулся, он как ни в чем не бывало, сидел и пил чай с печеньками. Прямо премилейшее создание. С того дня я не мог себя контролировать. Возбуждение было со мной везде, где был он. Перед глазами всплывали картинки, как он возбужденный ласкает себя.
Через несколько недель такого мучения я готов был лезть на стену. Теперь он занимался этим, не стесняясь меня. Хотя стеснение вообще не присуще этому существу. Иногда мне казалось, что он всегда хочет секса. Это немного пугало, но не отталкивало. Я все так же любил его, только теперь еще и хотел до зубного скрежета.
В один из вечеров мы всей семьей смотрели телевизор в гостиной. Родители были дома в кои-то веки. Свят пришел с тренировки позже, чем обычно. Не то чтобы я волновался, просто спокойнее было, когда он был рядом. Поздоровавшись со всеми, он с разбега плюхнулся ко мне в кресло. Раньше это смотрелось мило, а вот сейчас, в таком возрасте это уже было странно. То ли родители привыкли к такому поведению, то ли делали вид, что так и должно быть, но действия его никак не прокомментировали.
Перекинул через меня свои длиннющие шикарные ноги и обнял меня за талию, скрестив руки у меня на спине. Если бы кресло было расположено не так удачно, то родители могли бы увидеть, как его руки забрались ко мне под футболку и водят кончиками пальцев по спине. Он скучал, я чувствовал это. Но все, что я мог себе позволить - это обнять его за плечи. Его голова покоилась у меня на груди, а сам он издавал звуки, отдаленно напоминающие урчание. Если бы я сейчас встал, то родители бы увидели мой стояк. Меня бросило в жар, потом в холод. Все, это предел. Наклоняюсь к нему и шепчу в самое ухо так, что бы слышал только он.
- Хочу.
Ноль эмоций. Он че, дрыхнет, че ли? Тело зашевелилось и во весь голос выдало.
- Чего хочешь?
Эээ. И как ему объяснить? Смотрю на родителей, они - на меня. Хлоп, хлоп ресницами.
- Спать хочу, придурок, – надо как то мазаться, чтобы не спалили.
- О, я тоже хочу. Отнеси меня в кроватку.
И честные-пречестные глазюки уставились на меня.
И как я его должен тащить с таким-то стояком? В домашних брюках он как под парусом развевается, хорошо, что хоть не колышется на ветру.
- А может ты сам, ножками, а я за тобой? – последнее слово с нажимом, вдруг поймет.
- Не, мне лень. Я тогда тут спать буду, а выгнать меня у тебя рука не поднимется, так что сиди и терпи.
Вот он, тот взгляд, который я ждал. Что за игру ты затеял?
Его руки стали активнее, и все встало на свои места. Он совращает меня. Провоцирует на серьезные действия. Уже давно и так откровенно. А я и не замечал. Ну не совсем так конечно, не заметить такое было сложно. Просто боялся переступить какую-то черту, после которой нет дороги назад. Все-таки мы братья, а это - двойная проблема. Я не могу его потерять. Никогда. И теперь, когда все зашло так далеко, когда он готов, и сам просит этого, я не могу ему отказать. Никогда не мог. Ну, получай, маленькая сволочь.
Резко встаю с кресла. Свят живописной кучей, не буду уточнять чего, валяется у моих ног и громко матерится. За это время успеваю выйти из комнаты незамеченным. Конечно, кто обратит внимание на пацана со стояком, если их младший сынишка, который плохого слова в жизни не сказал, по крайней мере родители в это верили, кроет меня таким трехэтажным матом, что любой зек со стажем стоит и тихо ему аплодирует. Я таки - гений. Есть у него такая особенность, точнее две. При родителях никогда не матерится, и матерится при болевых ощущениях, вызванных посторонними предметами. Всего лишь нужно было соединить их вместе.
Сижу в комнате и набираю знакомый до боли номер, боковым зрением замечаю, что мой клон бочком проходит в комнату и прикрывает за собой дверь.
В трубке телефона гудки заменяет приятный мужской голос со слегка блядским оттенком.
- Привет, одна вторая моей любви.
Как же я рад его слышать! Свят падает рядом и подползает поближе к трубке.
- Лизка, я больше не могу, помоги мне его трахнуть.
Тишина. С этой стороны кто-то заикал, а с другой - хрюкнул и заржал самым неприличным образом. Я жду. Один ржет, другой икает.
Смех резко затихает, я слышу серьезный, уверенный голос.
- Завтра в семь приезжайте ко мне. С ночевкой. Родителям скажите, что будете у друзей. Ничего не берите, у меня все есть, я запасливый.
- Как, ик, бурундучок, ик?
Ну никак без своих пяти копеек в разговоре.
- Ага, как бурундук. Всех домой тащу и за щеку беру.
Трубку пришлось убрать от уха в связи с риском ранней глухоты. Нет, так ржать нельзя. Раздались гудки.
- Все понял? Иди, мойся, брейся, клизму делай. Драть тебя буду за все твои выходки.
- Ик!
Взял полотенце и пошел.
Пока стелил постель, услышал из коридора ор на всю квартиру:
- Мам, а где у нас клизма лежит?
- Тебе зачем, сынок?
- Наказывать себя буду за нехорошие слова.
Что ответила мама, я не слышал. В это время я пытался залезть на кровать, с которой ебнулся, и заодно найти свою случайно оброненную челюсть.
И на следующий день мы поехали к брату. И у нас был секс. Это было что-то незабываемое. Кажется, даже сейчас - через три года - я все еще помню все, что чувствовал. Лиза был рядом с нами и тоже получал удовольствие. Он помогал, направлял куда нужно, даже помогал двигаться так, чтобы нам обоим было максимально хорошо. Он не трахал ни одного из нас, он просто был рядом. Он был нам нужен, как маяк, который удерживал нас на грани с реальностью. Поддерживал нас не только физически, но и морально. Это был лучший день в моей жизни, как потом выяснилось, и в жизни Свята тоже.
Но мы по-прежнему не могли часто быть вместе. Иногда секс случался, но редко. Мы не могли разрушить наш маленький хрупкий мир своими действиями. По крайней мере, сейчас. Основная причина была в Лизке. Вообще его зовут Кирилл, а фамилия у нас Елизаровы. Мы - родные братья. Только имя его ему никогда не нравилось, и он переделал фамилию в имя. На работе для всех он - капитан Кирилл Андреевич, а для нас - просто Лизка. Дело в том, что его еще в шестнадцать лет выперли из дома за его ориентацию, поведение, имидж, да и за образ жизни в целом. Просто он не такой как все. От родителей он не скрывал ничего, за что и поплатился. Ему купили квартиру и давали денег на месяц. Вы спросите, как он попал в органы? Да очень просто. Имея такой пробивной характер как у него, это было не сложно. В основном он работает под прикрытием, его образ способствует этому. У него тысячи ролей, и только некоторые люди знают его настоящего. Если бы родители узнали про нас с братом, во всем бы обвинили его, а такого допустить нельзя. Он и так слишком переживает из-за их отказа от него.