Я выхватил у него из рук ключи от машины.
— Какого… — начал он, когда я спрятал ключи в карман и протолкнулся мимо него, чтобы повесить инструменты, которые упали на землю. Он ходил за мной по пятам, всю дорогу возражая. — Что, по-твоему, ты делаешь?
— А на что это похоже? Я не могу позволить тебе уйти сейчас. Не дай бог смерч перехватит твою задницу на мосту. Мне не нужно такое на моей совести.
— Лукас, дай мне ключи. Ехать не так далеко.
— Слишком поздно, чёрт возьми, — сказал я, выключая свет в гараже и погружая нас во тьму. Затем я приоткрыл одну из дверей достаточно, чтобы проскользнуть через неё, и придержал, пока он неохотно не вышел следом, а затем мы оба пробежали короткое расстояние до заднего крыльца.
Да, это я не продумал. Джексон будет поблизости, пока мы пережидаем шторм? Это было нехорошо. Это было совсем нехорошо, но я не был полным придурком, чтобы посылать людей на верную погибель.
Как только мы оказались в доме, я скинул свои ботинки в коридоре и схватил пару пляжных полотенец, бросая одно в его сторону и вытирая своё лицо другим. Моя одежда промокла насквозь, и я не пробовал смотреть на Джексона, чтобы проверить, промок ли он. Одежда прилипнет к каждому его мускулу, и мне не нужно было это видеть.
Без слов пройдя вперёд по коридору, я позволил ему пойти следом. Но я мысленно поздравил себя по пути на кухню — по крайней мере, я держал дом в чистоте, хоть у меня редко были гости.
— Ты злишься на меня? — спросил он.
Я открыл холодильник, схватил пару бутылок воды и бросил одну ему.
— Я должен быть в экстазе при виде тебя? Счастлив проторчать несколько часов в четырёх стенах, пока не пройдёт шторм?
Я покачал головой, а затем выпил половину бутылки одним глотком.
— Ты ведёшь себя так, будто я сделал это специально.
— А разве нет?
Джексон посмотрел на меня с серьёзным выражением лица.
— Ты знаешь меня.
Я допил бутылку и выбросил её в урну.
— Ошибка. Я не знаю о тебе ничего. А теперь, если ты меня простишь, мне нужно принять душ, пока мы не потеряли воду. Дальше по коридору, справа, ещё одна ванная, если хочешь в душ, — сказал я, уже на полпути вверх по лестнице к своей спальне. Затем я понял, кого оставляю внизу, и добавил: — Оставайся. Не оставайся. Плевать.
— Ты забрал мои ключи.
— Полагаю, тогда тебе придётся идти пешком, если хочешь уйти.
— Лукас.
Одно его слово, и я смотрел через плечо в его самые честные глаза.
— Я никуда не уйду, — сказал он.
Да, ты говорил это и раньше, — подумал я, прежде чем пойти дальше по лестнице.
Глава 9
Джексон
Я не знал, что это говорило обо мне, но я мог проглотить злобу Лукаса легче, чем безразличие. Я сделал ему больно — это было очевидно. Иначе он бы не сорвался. Это открытие заставило меня выдохнуть с облегчением, потому что думать о том, что ему плевать на меня и на то, что было между нами, было больнее, чем любая ненависть, которую он мог бросить в мою сторону. По крайней мере, теперь я задел больную, уязвимую точку. По крайней мере, теперь я знал, что ему не всё равно. Или было не всё равно.
Тихий звук воды, капающей на пол с моей мокрой одежды, заставил меня пойти по коридору к ванной, о которой он сказал. И если я правильно помнил…
Я приоткрыл раздвижные двери напротив ванной и увидел стиральную машину и сушилку, новенькую, но на том же месте, где много лет назад видел бабушкины складные корзины. Оглянувшись назад, чтобы убедиться, что я по-прежнему один, я стянул свою рубашку, следом брюки и положил их в сушилку. Затем я включил её на мощность побольше, схватил полотенце из тайника над головой и прошёл в ванную, чтобы принять душ.
Вода всё ещё была обжигающе горячей, хоть Лукас принимал душ наверху, но я всё равно быстро ополоснулся, а затем обкрутил вокруг талии полотенце.
В коридоре стены по-прежнему украшали рамки с фотографиями, как я и помнил, и я остановился перед фотографией Лукаса и его родителей, сделанной незадолго до того, как он приехал в Южный Хэйвен. С чёрными волосами и бронзовой кожей, он был как две капли воды похож на своего отца-сварщика, особенно сейчас, и Лукас всегда говорил, что унаследовал любовь к рисованию от своей светловолосой матери-художницы.
Ха. Он совместил работы своих родителей — сварку и искусство — чтобы создать нечто собственное.
— Какого чёрта ты делаешь?
От злого тона Лукаса я развернулся и увидел, что он стоит в конце коридора, с горящим взглядом. И будь я проклят, но сразу после душа он выглядел так же хорошо, как и в пропитанной дождём одежде. Он надел порванные джинсы и голубую футболку с эмблемой Сиэтла, которая была такой тусклой, что, наверное, он купил её на память об этом городе, прежде чем переехал на юг, и его волосы всё ещё были мокрыми и практически торчали на макушке. Удивительно, как сексуально он по-прежнему выглядел. Его тело было подтянутым в такой степени, что можно было понять, что он зарабатывает на жизнь физическим трудом, его плечи были уверенно расправлены, на что в школе были только намёки. В какой-то момент он полностью стал собой, и я почувствовал внутри укол сожаления от того, что пропустил это.
— Какого хрена ты делаешь в полотенце? — произнёс он, вырывая меня из мыслей. — Потерял где-то одежду?
— Ты сказал мне принять душ.
— Я не говорил тебе голым бегать по моему дому.
Ну, нет, этого он мне не говорил, но судя по пылкому взгляду, он возражал не так сильно, как утверждал.
Придерживая полотенце на месте, где завязал, я пожал плечами.
— Не совсем голым. Кроме того, разве ты хотел, чтобы я сидел на твоём диване в мокрой одежде? — я кивнул на всё ещё работающую сушилку. — Вещи будут готовы через минуту.
Лукас раздражённо вздохнул, избегая взглядов на мою обнажённую грудь, но это значило, что его взгляд опустился на единственную мою прикрытую часть и задержался ниже талии достаточно долго, чтобы мой член поднялся и тут же пришёл в боевую готовность. Глаза Лукаса расширились от невольной реакции под моим полотенцем, и он прокашлялся, прежде чем развернуться на пятках.
— Тогда, полагаю, чувствуй себя как дома.
Вау… Он по-прежнему нервничает из-за меня, — на моих губах от этой мысли появилась улыбка. Этот сексуальный, уверенный мужчина по-прежнему нервничает из-за меня. Наверное, это не должно было делать меня твёрже, но сделало. Я потянулся вниз, чтобы взять себя под контроль, ущипнув себя за головку.
— Постараюсь, — сказал я.
Но прежде чем дойти до кухни, Лукас остановился, а затем через секунду произнёс:
— Голоден?
Урчание моего живота ответило на вопрос за меня, и он кивнул, прежде чем пройти на кухню.
Это было забавно… как бы он ни упрекал меня тем, что я у него дома, манеры Лукаса не позволяли ему не предложить поесть или подвезти человека во время шторма. Так что, каким бы он ни хотел быть напыщенным и какие бы злые слова ни хотел бросать в мою сторону, я приму их, потому что внутри у Лукаса была добрая душа. Он мог сейчас быть другим, но часть его никогда не изменится. И это вызывало у меня желание узнать мужчину, которого я упустил.
Когда я прошёл за ним на кухню, он проигнорировал меня и принялся доставать мясо для сэндвичей, хлеб и приправы. Я сел на один из барных стульев у стойки, а он продолжал избегать взглядов в мою сторону. Но то, что он не смотрел на меня, давало мне кучу времени понаблюдать за ним, что было нежелательно, если судить по звону тарелок, которые он специально ронял, и по грохоту ящиков с посудой.
— Я ведь тебя не отвлекаю? — спросил я. И я снова испытывал свою удачу.
— Ещё как. Отвлекаешь.
— Тебя больше беспокою я или моя нагота?
Рука Лукаса замерла, пока он размазывал майонез по куску хлеба.
— Твоё присутствие в целом раздражает и не приветствуется.
Я сдерживал смех. Вот, что значит быть резким.
— Ты говоришь немного прямее, чем раньше.
— Когда я сказал, что тебе нужно остаться и переждать шторм, я не говорил, что мы будем предаваться воспоминаниям.
— Так мы не можем поговорить?
— Мне нечего тебе сказать.
— Имеешь в виду, ничего приятного, — сказал я. — Что ж, это нормально, потому что мне есть, что тебе сказать.
— Джексон, я не хочу этого слышать.
— Услышишь, хочешь ты этого или нет. Это нужно сказать.
— Видишь, в этом и дело — не нужно, — он указал на меня ножом для масла и бросил злой взгляд. — Я не хочу слышать топорное извинение, или что ты там собираешься сказать, так что просто побереги силы. Ты опоздал на восемь лет, и мне не интересно.
Что ж, я полагал, что он считает это точкой. К несчастью для него, нам нужно было убить несколько часов, а я с трудом переносил тишину. Казалось, он реагировал только тогда, когда я подшучивал над ним, так что я закусил улыбку и произнёс:
— Ты просто эгоистичный, упрямый засранец. Когда это произошло?
Нож со звоном упал на стол.
— Я эгоистичный? Я эгоистичный?
— Мхмм. Кажется так.
— Что ж. По крайней мере, ты в этом разбираешься.
Моя улыбка потускнела.
— Что это должно значить?
— Ты точно знаешь, что это значит.
Он положил несколько кусочков ветчины, индейки и сыра на сэндвичи, всё это время качая головой.
— Ладно. Давай со всем разберёмся. Ты расстроился, потому что я ушёл…
— Нет, — сказал он, толкая тарелку в мою сторону с достаточной силой, что мне пришлось ловить сэндвич, чтобы он не съехал. — Ты не можешь ничего предполагать насчёт меня.
— По крайней мере, я, наконец, вызываю реакцию. А то я ненадолго подумал, что ты совсем обо мне забыл.
— Хотелось бы забыть, — пробормотал он, доставая пиво из холодильника, а затем захлопывая его. Потом он открыл бутылку, откинул крышку в сторону и проглотил пиво.
Господи. Это чертовски задевает. Я сглотнул комок в горле.
— Правда? Для тебя это так просто, а?
— Ага.
— Вау. Твоя бабушка знает, что ты превратился в такого придурка?
— Бабушка умерла.
Моя челюсть захлопнулась, и от этих двух слов закружилась голова, и те слова, что крутились на кончике языка, исчезли. Чёрт, его бабушка… умерла? Вот и ляпнул, твою мать, не подумав, идиот.
— Лукас, мне очень…
— Жаль? — фыркнул он и прислонился к стойке. — Я уже говорил тебе не тратить силы на это дерьмо.
— Но я трачу. Я знаю, что она много значила для тебя.
Его взгляд не отрывался от окна, которое выходило на задний двор, и он сделал очередной глоток пива. Ему ничего не нужно было говорить, чтобы я понял, сколько боли вызывала её смерть — когда бы это ни случилось. Продолжительной боли. Боже, у него никого не осталось, верно?
Будто услышав мои мысли, он пожал плечами, будто чтобы сказать: «Дерьмо случается». А затем, чтобы закрыть этот разговор, он взял свой сэндвич, и мы продолжили есть в напряжённой тишине. С меня на сегодня хватило пива. Обороняющийся Лукас был не тем, до кого я мог достучаться, так что как только румянец злости исчез обратно под воротником майки, я поклялся обуздать эту злость.
Как только я доел, он отнёс нашу посуду в раковину, помыл тарелки и вытер их, пока я пошёл проверить свою одежду. Она была как раз достаточно сухой, так что я быстро оделся и повесил полотенце обратно на вешалку в ванной. Когда я вернулся на кухню, то обнаружил, что Лукас стоял у раковины, закатав рукава рубашки. Он стоял ко мне спиной, широко расставив руки на тумбочке, и смотрел на дождь, собирающийся в лужи во дворе.
Я намеревался оставить его наедине с мыслями, но прежде чем я смог выскользнуть обратно, его тихий голос меня остановил.
— Почему ты здесь, Джексон?
— Потому что ты не даёшь мне уйти, — когда это не заставило его посмотреть в мою сторону или улыбнуться, я выдохнул. — У меня была деловая встреча… — начал я, но он отмахнулся от меня.
— Нет, я имею в виду не бредовое оправдание насчёт работы или скульптуры. Я имею в виду, почему ты пошёл искать меня в пятницу?
— Я… — почему я пошёл искать его? Это было не только ради извинений — в тот момент это даже не пришло мне на ум. Но я и сам не мог понять причин. — Я не знаю.
— Ты не знаешь.
— Я услышал твоё имя в кафе тем утром, и я… я должен был тебя увидеть.
Лукас опустил голову, потирая между бровей большим пальцем, и каким-то образом я понял, что его глаза закрыты, будто он молится.
— Джексон… — прошептал он. — Тебе не стоило сюда приезжать.
Вдали раздался треск, будто дерево упало, а затем… отключился свет.
Глава 10
Лукас
Просто идеально, твою мать. Действительно, просто вовремя. Я захлопнул панель резервного генератора и выдохнул.
— Что-то не так? — спросил у меня из-за спины Джексон, пока я сидел на коленях перед проклятой старой штукой в подвале.
— Генератор, должно быть, полетел, — я встал на ноги и пнул его посильнее, но в отличие от фильмов, где механизм волшебным образом начинал работать, этот просто простонал в ответ. — Надеюсь, ты уже не боишься темноты.
Джексон закатил глаза.
— Я никогда не боялся темноты.
— Брехня. Боялся.
— Нет. Не на того напал.
— Кажется, у тебя какая-то амнезия. Или из памяти выпал конкретный инцидент…
— Если ты ссылаешься на тот факт, что я не рвался ходить ночью через лес, то ты меня поймал. Я знаю всё об аллигаторах на этом острове.
— Они держатся возле дорожки, а не среди деревьев.
— Всё когда-то бывает впервые, а я не хочу оказаться между челюстями аллигатора.
— Но ты был бы не против оказаться между челюстями кого-то другого? — я улыбнулся от сексуального подтекста, пока не вспомнил, кому именно улыбался.
Боже, Лукас, заткни пасть.
Закрыв рот, я пошёл наверх по лестнице к деревянному буфету, где держал все свечи, и достал жменю ароматических свечек и зажигалку.
— Нужна помощь? — спросил Джексон, пока я расставлял свечки по гостиной.
— Нет.
— Я могу зажечь их за тебя.
— Я сам могу.
Он вздохнул, но больше ничего не сказал. Вместо этого он сел на один конец дивана и наблюдал, как я поджигаю фитили. В комнате потемнело, когда завыл ветер, и дождь и град били по крыше и окнам, но свечи обеспечивали уютное освещение.
— Так уютнее, — сказал Джексон, когда я сел в кресло, как можно дальше от него.
Я не был глупым; я никак не мог рисковать и садиться ближе к нему. Я по-прежнему был чертовски зол. Даже после стольких лет. Я думал, что преодолел это. Принял, оставил позади. Но когда я увидел его снова, вернулась каждая унция боли и стыда, которую я чувствовал тогда, что разозлило меня, потому что значило, что я по-прежнему сломан. И это всё была его чёртова вина.
А потом он будет говорить, что просто должен был увидеть меня? Что даже не знает, почему? Как я должен был это воспринимать? Он сказал мне, что при любых обстоятельствах больше никогда не хочет видеть меня снова. Но он пришёл не только в «Аргос», но и в мой чёртов дом. Всё вышло практически слишком идеально, он приехал сюда, застрял в четырёх стенах, но, конечно же, думать, что Джексон каким-то образом всё это подстроил, было нелепо. Это была случайность, хоть на задворках своих мыслей я слышал, как Шоу говорит мне, что случайностей не бывает.
Иди к чёрту, Шоу.
— Итак, если мы не можем разговаривать, есть какие-то другие идеи? Шашки… шарады… хочешь проиграть в карты? — улыбнулся Джексон, пытаясь задразнить меня в поток разговора.
Но у меня была другая идея, которая потребует чего-то, что поможет вынести мне всё, что я при этом узнаю, так что я пошёл на кухню за парой бутылок пива и передал одну Джексону, прежде чем упасть обратно в кресло.
Сделав большой глоток холодного напитка, я вытянул ноги перед собой и скрестил их в лодыжках, устраиваясь как можно удобнее для того, что будет дальше. Небрежно храбрился.
— Ты хочешь поговорить? Так говори.