– О да, я верю.
– Во что веришь? В то, что у него будет стоять после двадцати пяти? – Вернувшаяся Ленка верна себе как никогда. Ее парень, расслабленно улыбаясь, демонстрирует припухший красный язык и, увидев, что его место занято, без лишних возражений падает на шезлонг. Тычет большим пальцем в мою сторону, и мне хочется сказать Владу большое человеческое «спасибо». Кажется, кто-то вознамерился мстить ему через меня.
– Правда или действие? – Диман забавно шепелявит, добавляя шипящие к каждому звуку, и я покорно выбираю действие. Сделать какую-нибудь хрень проще, чем в хрени же сознаться.
– Давай действие.
Кивает, словно этого и ждал, и, покосившись на мангал, примечает торчащий оттуда шампур. Со вздохом встает, натягивает перчатку на пальцы и вытаскивает его из огня. На другом конце, нанизанная на острие, чернеет моя зефирка. Точнее, свернувшееся в непонятную плотную массу нечто.
Воняющее гарью и жженым сахаром.
– На. – Протягивает мне, и я, последовав его примеру, послушно беру горячую железку, натянув рукав пуховика на самые кончики пальцев. – Ешь.
– Что? Вот это вот? – Киваю на темную запекшуюся массу, которую теперь наверняка и наждаком не отколупаешь, и Диман согласно опускает голову.
– Это, это. Хавай давай.
Приподнимаю бровь и, покосившись на Влада, пробую колупнуть эту заплавившуюся хрень пальцем. На холодном воздухе остывает быстро, но сам шампур все равно все еще достаточно горячий, чтобы обжечь рот.
– Ну спасибо тебе, Жнецов, – проговариваю негромко, но так, чтобы наверняка все услышали, и пробую на зуб свое «действие». Оказывается и горьким, и приторно-сладким, и кислым одновременно. Странно. Но не настолько блевотно, как мне представлялось. Гарь – она и есть гарь. А тут еще и зола, и железо… Охереть можно, сколько полезных элементов, и все в одном.
– И как? – У Сани, единственного на лице, написано искреннее сочувствие, когда у меня получается отгрызть кусочек этого некогда яблочного дерьма и проглотить его.
– Хочешь разделить мой ужин?
Отрицательно мотает головой и отсаживается подальше.
– Прости, но толчок тут всего один. И будет нехорошо, если его займешь ты, а мне придется блевать в карман.
– Не так уж оно и мерзко…
Отковыриваю кусок за куском, стараюсь не жевать особо, глотаю. На четвертом Снежка не выдерживает и отбирает у меня уже еле теплую железку. И даже жаль – я только-только начал отогревать пальцы.
– Ну все, хватит. Мама мне не простит, если ты реально отравишься, нажравшись углей.
Точно же! Мама! Вскидываюсь, глядя на нее сверху вниз, и улыбаюсь так радостно, словно это вовсе не у меня нечто мерзостное между зубами застряло и заставляет ныть пятерку сверху.
– Правда или действие?
Снега замирает с занесенной над мангалом рукой, а после, передумав, медленно приседает и оставляет шампур прямо так, на снегу. Оценивающе разглядывает мою рожу, подозрительно прищуривается и тоже выбирает действие.
И мне даже хочется захлопать в ладоши, как в детстве.
Есть у меня для нее кое-что.
– Позвони парню, который тебе нравится, и позови его попить кофе, скажем, в следующую пятницу.
Только что прикуривший Жнецов, с которым мы сталкиваемся взглядами, улыбается и выпускает дым через ноздри. Подмигивает мне и покусывает уголок губы.
Еще бы ему не знать, о чем или ком идет речь.
Остальные молчат, и Снега отмирает лишь спустя десять, а то и больше, секунд. Осоловело моргает в пустоту несколько раз и решительно мотает головой.
– Нет.
– Это почему это? – В «рюмашке» у Ленки почти ничего не осталось, но хмурит свои идеальные брови она явно не поэтому. – Правила одинаковые для всех. И потом, я так чудовищно зла за то, что ты ничего не рассказала, что сейчас кого-нибудь покусаю.
– У меня нет его номера. – Отмазка весьма так себе, тем более, что предпочитающий пока не вмешиваться Влад тут же вытягивает перед собой указательный палец, прося подождать немного, и лезет за своим мобильником. – И он уверен, что я тайно страдаю из-за разрыва вот с этим вот.
«Этот вот» так увлеченно залипает в экран телефона, что даже не слышит ее. А я смотрю на него и понимаю, что да, в этом есть рациональное зерно. Я бы на ее месте страдал. Ну, если бы они встречались по-настоящему, а не вот это вот все.
Да кто угодно бы страдал.
– Так объяснись со своим бедным виолончелистом и, когда он онемеет от шока, хватай за шкирку и тащи в кровать. Он вроде не в общаге живет, а на съемной. Я узнавал.
Оу, даже вот как. Когда это он узнавал? И что там за виолончелист, о котором я ни сном ни духом? Нет, я, конечно, знал, что моя сестра явно заинтересована в обществе одного темноволосого щуплого парня, с которым частенько сталкивается в библиотеке, но то, что он играет, да еще и на виолончели… А вот Влад – молодец. Влад, должно быть, куда тщательнее следит за жизнью моей сестры. А может, она уже и не моя, а? А наша?
– И это говорит мне тот, кто несколько лет шатался с кем ни попадя и тайно вздыхал по моему такому же тупому брату. Нет уж, спасибо, забери свои советы.
Влад даже бровью не ведет и послушно кивает, соглашаясь с ее словами. Да и как тут возразить, если мы оба – реальные валенки.
– Ага, я-то заберу, а ты телефон доставай. Коленка же сказала: правила есть правила. Давай, Снега, расчехляй свои стальные яйца и звони. Только на громкой!
Закатывает глаза, но все-таки забирает жнецовский мобильник и быстро, глядя на свой, перебивает цифры. Только перед тем, как нажать кнопку вызова, колеблется.
– Мне будет так стыдно, что придется забрать документы из универа.
Влад такой серьезный сейчас, а саркастично вздернутая бровь делает его еще и каким-то гротескно опасным. Тени складываются донельзя правильно, выделяя лишь правую сторону лица. Я бы, не раздумывая, сфотографировал его, если бы мы были вдвоем. И то, как он уцепился за мою идею, заставляет чувствовать приятное тепло. Хочется кусать губы и обниматься. И греть руки у него под курткой тоже.
– Тебе будет ужасно стыдно, если ему позвоню я.
Хихикаю, представляя, как это могло бы выглядеть, и под тяжелым взглядом сестры тут же перестаю. Складываю ладони в молитвенном жесте и, хотя в потемках это и непросто, пытаюсь заглянуть ей в глаза.
– Серьезно, давай уже. От того, что ты нажмешь на кнопку, никто не умрет. Клянусь, что буду молчать и заколю остатками своей зефирки каждого, кто попробует издать хотя бы один жалкий вяк.
Невесело улыбается и, выдохнув, все-таки жмет вызов, а после переключает на громкую связь. И мне кажется, что волнительно сейчас не только ей.
Мне почему-то ужасно хочется перебраться к Владу под бок, а Ленка все еще выглядит немного обиженной. Еще бы, лучшая подруга не рассказала про парня. Хотя я бы, наверное, тоже не рассказал. Да и вообще-то оно и было без «бы». Никто не знал. И поэтому мы так бездарно продолбали столько времени.
«Алло?»
Вздрагиваю вместе со Снежкой.
Голос у этого парня оказывается достаточно неплохим. Приятным, по крайней мере.
– Привет. Это Снежана. Мы с тобой вроде как не можем поделить стол в библиотеке.
«И ты звонишь для того, чтобы договориться о посменной аренде?» – посмеивается в трубку и, кажется, вовсе не чувствует напряжения.
Потихоньку начинает нравиться мне, несмотря на то, что сказал всего лишь пару реплик. И потом, разве Снега стала бы вздыхать по какому-то придурку?
Самоуверенные, обезбашенные придурки – это по моей части, а не по ее.
Снежка неловко хмыкает, прикусывает нижнюю губу и в поисках поддержки глядит на Влада. Тот закатывает глаза, кривит рот и изображает говорящую утку – продолжай, мол.
– Нет. Вообще-то, нет. Я звоню тебе потому, что думаю, что мы могли бы встретиться в другом месте. Скажем, для разнообразия.
Пауза.
Готовлюсь уже к тому, что вызов сорвется и остаток вечера, каникул и жизни мне придется себя ненавидеть за идиотское желание, но, подумав, этот любитель классической музыки оживает. Надо бы, наверное, узнать его имя.
«А твой парень мне потом ничего не сломает?»
Снежана выдыхает с видимым облегчением и на этот раз, словно спрашивая разрешения, глядит на меня.
Коротко киваю в ответ, и она, если и продолжает переживать, то уже вовсе не так, как в самом начале. Расслабляется и медленно выдыхает, наблюдая за тем, как в холодном воздухе растворяется облачко теплого пара.
– У меня нет парня. Да и никогда не было в универе.
«А Жнецов?»
Ну да. Ткните мне пальцем в того, кто не знает Влада в нашей шараге, и я буду с ним дружить независимо от того, окажется это седеющий ночной охранник или ботаник-дотапоклонник.
– Он действительно встречается с моим младшим братом.
И это пиздец звучит на самом деле. Когда вслух. И при пускай и малочисленных, да еще и не совсем моих друзьях.
Звучит пиздец, но они и так все знают и всем по барабану.
А уж что там про нас подумает сомнительный любитель водить струнами по смычку, или как у них там, меня волновать не должно вообще.
Глубокомысленное «охуеть» на той стороне трубки заставляет и Снегу, и даже меня улыбнуться. Все-таки он нормальный, наверное. Этот виолончелист. Не пришибленный томиком Шиллера или кого-то из этой братии.
– Влад мне как старший брат.
Жнецов улыбается и опускает взгляд, разглядывая носки своих белых кроссовок. Ничего себе. Оказывается, тоже иногда смущается. Забраться на его колени хочется еще больше чем пять минут назад.
Обещаю себе, что сделаю это, как только мы окажемся вдвоем. Обещаю себе, что буду сидеть так долго-долго и просто гладить его по беспокойной голове и теплой шее.
«Тогда, может, в следующий четверг? Ты же сейчас дома?»
– Да, мы с Киром тут, у мамы. – Смотрит снова, приподняв бровь и беззвучно, одними губами, спрашивая о пятнице. Ага. Счаз-з. Четверг так четверг. Я не привередливый. Так же, как и она, чеканю ультразвуковое «соглашайся». – И да, четверг.
Офигеть как все просто, оказывается. Как легко вселенная сводит нужных людей друг с другом. Может, конечно, этот парень и не герой ее романа и все такое, но сама мысль об этом приводит меня почти что в щенячий восторг. Отчасти потому, что чувство вины притыкается немножко, и я уже не кажусь себе таким мудаком, ради своей личной жизни положившим на жизнь сестры.
«Встретимся в кафешке напротив универа, а после проверим, как там наш стол? Думаешь, с ним хорошо обращаются?»
Ленка делает круглые глаза, часто-часто машет руками, показывая, что сейчас начнет ржать, и надувает щеки. Снега косится на нее, как на припадочную, и, вырубив громкую связь, подносит телефон к уху. Просит подождать минуту и, обогнув лавку, поднимается на крыльцо дома. Разговаривает там, прижавшись спиной к стене около окна, и пару раз тонко улыбается. Наблюдаю за ней, совершенно игнорируя поднявшийся гомон, и думаю только о том, что никогда не видел ее такой.
И совершенно не могу вспомнить, нравился ли ей кто-то вообще. В старшей или средней школах. Наверняка нравился, но я был так поглощен своими страдашками, что совершенно не замечал поклонников, если таковые и были, старшей сестры.
Надо же… Оказывается, можно жить в одной квартире, учиться в одной школе, даже общаться с одними людьми и быть таким недалеким полудурком.
Впрочем, быть полудурком – как раз по моей части.
Снежка болтает недолго, минуту или, может, от силы три, и, скинув вызов, не спешит убирать телефон в карман.
Смотрит куда-то вверх, в темное небо, которое стало прекрасно видно из-за поутихшего снегопада.
Смотрит, думает о чем-то своем. Улыбается, закусывая краешек губы, и наконец возвращается.
– Никаких комментариев! – говорит это не то Владу, не то Ленке. – Потом. Все потом. Дайте мне отойти от приступа собственной смелости.
Забирает у подруги стакан и залпом допивает остатки содержимого.
– Но сломать – я ему все-таки что-нибудь сломаю. – Влад кажется сейчас более задумчивым, чем во время последних экзаменов. – Если будет себя плохо вести.
– Надо же, какие мы грозные.
– Очень. Ну что, играем дальше? Или соберемся в кружок поплотнее и будем обсуждать смычок Снежкиного принца?
– Правда или действие? – стоило только Владу договорить, на одном дыхании выпаливает моя сестра, глядя на Саню, и тот, поколебавшись, выбирает действие. Снега кивает с видимым облегчением и протягивает ему свою кружку. – Принеси мне еще вина. Там, в доме, увидишь на кухонном столе.
– О, слава богу.
Никогда не видел, как человек так радуется простой просьбе.
– Ты лучшая.
– Ты скучная, – с толикой презрения цедит ему в тон Ленка, но возвращения кружки ждет с не меньшим энтузиазмом и даже потирает наманикюренные ручонки, что Диман, которому не то лень, не то уже просто сонно говорить, перехватив, греет в своих.
Интересно, а мы с Владом бываем такими же трогательными со стороны?
Саня что-то возится слишком долго, и я уже решаю отправиться следом, чтобы посмотреть, где он там заблудился, как он показывается на крыльце.
Торжественно вручает Снеге свою добычу и даже раскланивается. Но на свое место отчего-то не возвращается, обводит взглядом всех присутствующих и останавливается на Владе.
– Правда или действие?
Неожиданно. Учитывая, что круг вроде как замкнулся и он должен был спрашивать Ленку. Влад, должно быть, думает о том же, но не отказывается, а смекнув, каким может быть вызов, выбирает правду.
Я ожидаю услышать вопросы про футбол, анаболики, качалку или время, что Жнецов проводит, любуясь на свое отражение в зеркале.
Я ожидаю… всего, кроме того, что в итоге слышу. И сердце, вполне ровно бившееся в грудной клетке до этого, ухает куда-то вниз.
– Сколько одноразовых партнеров у тебя было?
Не хочу я этого знать! Не хочу! Но и закрыть уши не могу. Убежать тоже. Психанув, скрыться в доме. Ну зачем… Ну нахрена?!
Влад выдерживает паузу, а взгляд его глаз не обещает ничего хорошего. Они словно темнеют и становятся больше.
– Больше, чем присутствующих здесь, – проговаривает медленно, делая паузы между словами. Не называет точное число. Не хочу даже думать о том, что он считает. Что он считал раньше.
– А имена скольких из них ты помнишь?
Жнецов расслабляется и откидывается назад, закидывая руку на спинку лавки. Улыбается широко и настолько добродушно, что невольно наталкивает на определенные мысли.
Определенно маниакальные.
– Это уже второй вопрос.
Верно, это уже второй… И он не обязан на него отвечать. Он – не обязан, а я теперь не смогу перестать думать об этом. И действительно, сколько у него было до меня? И, боже, пожалуйста, пускай только «до». Я же не переживу, если вместе.
Совершенно точно не переживу.
Понимаю, что подобные мысли закрадываются мне в голову первый раз.
Я часто думал о том, что он может наиграться со мной, что может точно так же любить еще и девушек, что в итоге выберет одну из своих многочисленных поклонниц и женится на ней, бросив маяться всякой дурью.
Я думал… что это может быть несерьезно. Но никогда не думал о том, что, чтобы проделывать со мной все эти грязные штуки, от которых хочется и вверх, и вниз одновременно, он должен был научиться.
Где-то.
С кем-то.
Тошнит неожиданно сильно. Убеждаю себя, что все дело в чересчур стремившейся к загару зефирке, но…
– Правда или действие?
Подняв голову и кое-как сфокусировав мутный взгляд, понимаю, что это спрашивает у меня сам Влад. Правильно, к черту всю очередность. Да и что уже от нее. Вся игра скомкалась.
– Действие.
Потому что, пускай он и не сможет спросить меня о чем-то подобном, потому что все и так знает, но может спросить, что я сейчас чувствую. Или думаю. Или все вместе. Не хочу. Не надо.
– Тогда иди сюда и поцелуй меня.
Просит.
Знаю, что если откажусь, то кивнет только и отцепится. Потому что прекрасно видит, насколько меня только что грузануло, и явно догадывается почему. И, разумеется, ничего не сможет с этим поделать.