Когда Том с Биллом, оглядевшись, вышли из укрытия, надежно спрятанного за стволами ели, то моментально попались в лапы соседям, живущим через пару домов. Ругаясь и вопрошая обоих парней — думают ли они вообще хоть иногда о своих родителях — чета Робинсонов развела ребят по домам.
Биллу повезло больше — его исчезновение не было замечено. Гордон срочно уехал на работу и вернулся поздно, не догадавшись проверить комнату сына. Симона же соседа в известность не поставила, пообещав себе всыпать сыну по первое число единолично.
Ругалась она долго. Наверное. Том со стеклянными глазами выслушивал все её претензии, но на самом деле не слышал ничего. Он подцепил жаркий бред, всего лишь раз коснувшись теплых губ лучшего друга и думал теперь лишь о нем. На крики «Где ты был? Я обзвонила все больницы, городской морг!» Том буркнул вялое «отвали» и ушел к себе, хлопнув дверью.
Он провёл два дня взаперти, бойкотируя даже призывы спуститься поесть. Лучший друг тоже не заходил. В связи с выходкой Тайлера у него дома царила предгрозовая атмосфера, потому он старался не усугублять ситуацию.
Вечером воскресенья хмурая Симона зашла в комнату сына, сложив руки на груди. Том сидел в наушниках за компьютером, вычитывая в Интернете статьи о научных исследованиях озоновых дыр. Миссис МакГрат простояла над его душой примерно пять минут, явно требуя внимания, но Том держался как спартанец и не дернул даже веком, чтобы посмотреть на неё.
Мать в изумлении изучала мальчика и не узнавала в нем своего некогда послушного ребёнка. Он стал таким недавно. Сложный характер и сложная ситуация, постоянное общение со свободолюбивыми друзьями — вот что сделало его таким. Симона уверилась в этом так же твёрдо, как в том, что день наступал после ночи.
Том хмурился. Он всё ещё не мог ей простить те слова, которые осели глубокой обидой за Билла на самом дне его души. Он собрал всю волю в кулак, чтобы не повернуться к матери и не сказать: “Что? Хочешь мне сказать, какой я плохой?” Вместо этого он смотрел в монитор и молчал.
— Том, ну почему с тобой стало так сложно? — наконец, промолвила Симона.
— Давай договоримся так, мам, — сын от злости сорвал с головы наушники. — Я не общаюсь с Биллом, но тогда ты бросаешь Карла. И мы живём с тобой спокойно, каждый на своей территории. Пойдёт?
Он прекрасно знал, что этого не случится ни при каких условиях. Симона от его тона аж приоткрыла рот. Она обернулась через плечо, метнув взгляд в сторону двери. Даже не оборачиваясь, Том знал, что она пришла не одна. В проеме наверняка стояло её лысеющее военное подкрепление по борьбе с трудными подростками.
— Том, это не то же самое! — начала было она.
— Мам. Это то же самое, Билл — мой лучший друг и очень близкий мне человек. Он будет рядом со мной, что бы ни случилось. Хочешь ты этого или нет. Конец истории, — отрезал Том.
Симона вышла из комнаты, поняв, что переговоры в таком тоне бесполезны. Она примерно представляла, что так оно и окажется — слишком уж дружны были мальчишки, и слишком сильно за это время изменился её сын. Материнское сердце обливалось кровью при мысли о том, что она на полном серьёзе могла принять такое решение — она тоже любила Билла. Но что еще тут можно придумать? Воспитание Гордона плодов не давало — за столько лет его борьбы с поведением Тайлера, он не сдвинулся ни на миллиметр в своем начинании. Слабого звена в этой цепи вообще не было — Билл держался за Тайлера, Том — за Билла, и расцепить их не могли даже очень прочные клещи.
Миссис МакГрат просто не знала, что делать. Её мальчик медленно становился таким же — безрассудным, своенравным, не задумывающимся ни о чём подростком и не останавливался на своем пути.
Том кипел злорадным ехидством. Он прекрасно знал, что всё равно останется в выигрыше. Билл был его соседом. Билл был его одноклассником. Билл был его другом. Билл приходил к Симоне на занятия по искусству. Никакого шанса избежать его общества — он будет рядом всё время, Том лишь уверился в этом сильнее.
Холодная молчаливая война дома капитально подстегивала его решительность. Мысли о Билле стали почти болезненно приятны, он смаковал их в моменты одиночества, заносил в свой дневник, однако в школе ему едва удавалось обмолвиться с Мёрфи парой слов.
Словно по негласной договоренности друзья старались не оставаться рядом без присутствия кого-то ещё — Том боялся, что у него просто рванет крышу, и он даст волю эмоциям прямо при всех.
Перерождённые отношения с лучшим другом оказалось очень сложно скрывать и тем более контролировать. Со временем Тому стало казаться, что Билл боится его. Он часто прятал глаза, когда замечал, что Том ловит его взгляд или сбегал куда-нибудь под любыми предлогами. Чем дальше уходил в прошлое поцелуй, тем тяжелее становилось молчание, Том хотел бы взять Билла за руку, отвести его в угол и спросить, что он надумал в своей чёрной голове, но пока не нашёл шанс сделать этого.
***
— Идём, Том, — спокойный голос матери оборвал его размышления, когда Том в очередной раз раздумывал о том, как начать диалог с Биллом. — Майк будет ждать.
Томас закатил глаза. Он решил, что может позже вечером всё же вытащит приятеля на прогулку, когда они вернутся от врача. Сидеть без его присутствия становилось просто невозможно.
Нужно было только отделаться от очередного малоприятного визита, который был назначен сразу, как только Симона узнала о повторившемся приступе.
***
— Привет, Том — улыбнулся ему доктор. Несколько седых прядей появилось в его волосах за эти годы. В остальном он не менялся, оставался все таким же типичным врачом: в очках и белом халате, с морщинками у глаз. — Рад тебя видеть.
Том не хотел грубить и говорить, что не может в данном случае ответить взаимностью. Он просто улыбнулся, проходя и садясь на свое законное место на кушетке.
— Ты с годами стал такой же красавец, как и твой отец, — неожиданно выдал врач, заставив Симону вздрогнуть от этих слов. Любые сравнения с Йоргом она воспринимала очень болезненно, хотя отрицать сходство было просто глупо.
— Майк, снова началось. Восемь лет ничего. И вот опять.
Врач кивнул.
— Я понял по твоему голосу, — невесело констатировал он. — Ну что ж, Том. Как обычно? — он кивнул на ширму.
Это значило, пришёл момент сезонной томографии. Том вздохнул и прошёл переодеваться.
— Ну, вот, сейчас сделаем тебе несколько тестов. Ничего такого страшного, — улыбнувшись, добавил врач, когда его подросший с годами пациент прошлёпал босиком по клеёнчатому полу к аппарату.
Сердце Симоны колотилось, пока она смотрела, как сына укладывают на платформу перед массивным томографом. Майк настроил прибор и взглянул на Тома через маленькое окошко.
— Ты в порядке, Том? Тебе нельзя будет двигать головой, пока мы будем делать фотографии вот этой большой камерой, — сказал в микрофон Брайтман.
— Неприятно, — поморщился Том. — Побыстрее бы уж. У меня скоро разовьётся клаустрофобия.
— Не бояться, ты же у нас солдат. Просто делай то, что я буду говорить, и представляй себе что-нибудь приятное. Сможешь?
У Тома даже появилась идея. Уголки его губ слегка дёрнулись.
— Готово, — пробормотал доктор себе под нос и щёлкнул переключателем интеркома. — Поехали.
Большой агрегат, зажужжав, ожил и повернулся вокруг своей оси. Сканер медленно начал вращаться вокруг головы мальчишки.
— Только пусть будет так, чтобы у него не прогрессировало заболевание, — взмолилась Симона, глядя на работающую машину.
Доктор скрестил на груди руки.
— Знаешь, я уверен, что тест не выявит никаких отклонений. Припадки могут повторяться и не отражаться на физическом состоянии. Том опять не избежал какого-то сильного стресса? — врач неотрывно следил за тем, чтобы мальчик внутри сканера лежал ровно и смотрел только перед собой.
— У него постоянно стрессы, — Симона нахмурилась. — В школе, перед поступлением в университет. Дома… у нас с ним очень испортились отношения в последнее время из-за Карла. Он считает его неподходящим. Плюс, его компания, с которой он постоянно впутывается во все непонятные истории, какие только можно найти в нашем городке.
Брайтман занес что-то в бумаги.
— Ты знаешь, на твоём месте я бы лучше старался ограждать его от всего.
— Да если бы он слушал меня! Он так привязан к своим друзьям, что и знать ничего не хочет! Неделями не разговаривает со мной.
Майк выключил кнопку и кивнул.
— В таком случае, даже радикальными мерами не стоит пренебрегать. Тебе же важно здоровье твоего сына? — глаза его блеснули за стеклами очков.
Симона горько усмехнулась, так как вопрос был излишним.
— И что ты предлагаешь? Очередной переезд?
— Я ничего не предлагаю. Это тебе решать. Я просто хочу предупредить — такие припадки очень негативно сказываются на всей его нервной системе. Сейчас мы посмотрим, какова область поражения на этот раз, чтобы узнать масштаб кровоизлияния.
Симона отошла в сторону, в страхе округляя глаза. Она вообще не думала о такой перспективе.
— Ну, вот мы и закончили. Результаты будут скоро готовы, придется подождать.
Доктор Брайтман помог Тому встать и потрепал по плечу.
— Ну, и как прошло путешествие, космонавт?
Том тряхнул головой, словно прогоняя назойливую муху.
— Одиноко и холодно. Земля мне нравится куда больше.
Он был счастлив, что самая противная часть уже позади.
Слова Майка заронили в миссис МакГрат очень большое сомнение, сопряженное с паникой, и теперь Симона сидела, глядя в пространство и размышляя над его идеей. Она задавалась вопросом — если всё было настолько плохо, как он обрисовал, смогла бы она бросить свою уже устроенную жизнь и снова пытаться переезжать, надеясь, что трудности и призраки прошлого вновь не настигнут их с сыном на новом месте? От этих размышлений её бросало в ужас. Буквально. А уж какой крик поднимет Том!
— Ну, вот, — минут через пятнадцать Майк поднял над головой готовый снимок, внимательно вглядываясь в чёрно-белое изображение и вывешивая его на подсвеченный экран. — Я не вижу тут ничего нового, относительно старых снимков, Симона. Никаких изменений, пока.
— Слава богу, — выдохнула женщина, разом обмякая в кресле. Она радовалась, что сидела всё это время — ноги подкашивались.
— Разве только область кровоизлияния стала немного обширнее. Она будет увеличиваться раз от раза, я боюсь, — вынес неутешительный вердикт Майк.
— Но сейчас Тому ничего не угрожает? — Симона с надеждой подняла на него глаза.
— Сейчас — нет. Ничего страшного…
Уже одевшийся Том поёрзал на кушетке. Он хмуро посмотрел на мать, потом на Майка.
— А что будет, если я буду продолжать отключаться? Сколько ещё раз я смогу сделать это без последствий?
— Лучше не пробуй, в этом нет ничего хорошего, парень.
— Ясно. Это значит, «ты станешь, как Йорг, сынок, будешь жевать подошву тапочка, разговаривать с потолком и закончишь дни в клинике для людей с особым отношением ко внешнему миру», я угадал?
— Том! — Симона с укором посмотрела на сына.
— Вот смотри, — Брайтман указал на снимок. — Твоя томография — все результаты на сто процентов отрицательные. Не видно никаких повреждений, опухолей или кровоизлияния в другой области. Все у тебя как и прежде. Только чуть больше вот это темное пятнышко, — он указал на область в форме бабочки. — К сожалению, здесь нет физической проблемы, с которой нам надо было бы работать, а это значит, что придётся иметь дело с проблемами психологического порядка. И в этом случае нам намного сложнее играть в детективов.
Симона и Том смотрели на томографические снимки, словно ожидая, что ответ на все вопросы вот-вот покажется на поверхности, подобно трёхмерной картинке.
— Но хоть что-то у вас должно быть? Что-нибудь, с чего можно было бы начать лечение? Ребёнок не может вот так вот просто терять память без всякой причины!
— Не может. Для этого я и прошу Тома вести дневник. Ты ведешь его Том?
— Разве только часы в нём не расписываю, когда я хожу пописать.
— По правде, я надеялся, что после смерти Йорга это пройдет. Том отпустит от себя то, что его глодало, — задумчиво и озадаченно пробормотал Майк.
— Но оно не прошло… — резонно заметил Том.
— Нет, парень. Значит, здесь надо копать глубже… намного глубже… — подвёл доктор окончательную черту.
Итак, даже опытный врач не знал до конца, что с ним. Симона и Том, добившись только старого совета избегать стрессов и принимать таблетки для стабилизации работы мозга, ушли через пятнадцать минут после получения снимков. Майк, вертясь в кресле, сказал, что он еще подумает, полистает кое-какие пособия. И перезвонит, если сообразит, как избежать дальнейших припадков.
— Я мутант, — бодро заметил Том, садясь в машину.
— Не говори глупостей, — Симона вывернула на дорогу, ведущую к Эверетту, — Майк сказал, он будет еще размышлять над этим. Все не так просто, сам знаешь, человеческий мозг — самый сложный и малоизученный орган.
— Да, и уж конечно не каждый второй подросток на планете отрубается, как я, — проворчал Том, забыв про свой тотальный игнор родительницы.
— Я тебя об одном прошу, дорогой. Будь осторожнее. Просто не ввязывайся больше ни в какие истории… ради блага нас обоих, — Симона поджала губы, глянув на него из-под каштановой чёлки.
Ей не хотелось принимать никакие радикальные решения, о которых упомянул Майк, и по её тону Том понял — она немного сдала позиции. Он улыбнулся. Значит, сегодня вечером он точно пойдёт увидеть Билла.
If I had a gun I’d shoot a hole into the sun
And love would burn this city down for you
If I had the time I’d stop the world and make you mine
And every day would stay the same with you
Give you back a dream
And show you now what might have been
If all the tears you cry would fade away
I’ll be by your side
When they come to say goodbye
And we will live to fight another day
(If I had a Gun — Noel Gallagher)
Том не стал откладывать затею в долгий ящик и по прибытии домой просто тихо выскользнул на задний двор, честно предупредив не допускающим возражений тоном, что идёт к другу. Он хотел проверить свою теорию и убедиться, что Симона временно оставила разговоры на тему «ты не должен с ним общаться». Она действительно не сказала ничего, лишь махнула рукой и дала понять: «делай что хочешь, я устала тебя отговаривать».
Это была капитуляция. Война временно стихла, хотя бы до тех пор, пока оппонент не перепланирует стратегию. Том сбегал на задний двор, чтобы посмотреть, какого цвета бумажка в окне Билла висела сегодня. Оказалось, что белая, значит, путь свободен.
Билл открыл дверь, и улыбка, та самая, от которой подгибались коленки, тут же осветила его лицо.
— Првттысчаснезанят? — бессвязно выпалил Том, тяжело дыша от быстрого бега.
— Чего-чего? — засмеялся друг, слегка склоняя голову.
Том смутился, чувствуя себя полным идиотом. Почему-то он ощутимо нервничал, словно впервые в жизни видел того человека, который стоял перед ним.
— Том, с тобой всё хорошо? — выражение лица Билла немного изменилось. Он проницательно прищурился.
Том ещё раз напомнил себе, что это всего лишь Билл. А эта неловкость вставала между ними, если они имели обыкновение обсуждать самые неприличные подробности жизней друг друга.
— Всё в порядке. Так ты не занят сейчас? — уже куда спокойнее изрёк Том.
Билл повёл плечом.
— Конечно нет, я же вывесил знак. Для тебя.
Том кивнул, нервно облизнув губы. Билл просканировал это движение очень внимательно, уцепившись за него взглядом. На нём сегодня была красная майка и выцветшие чёрные джинсы. То ли воздух так разогрелся, то ли еще что, но Том вдруг подумал, что его друг выглядит очень притягательно.
Том умолял себя собраться. В конце концов, Билла он знал лучше, чем самого себя. Ничего страшного не происходило. Молчание снова затянулось.
— Хочешь зайти попить? Ты какой-то… не знаю… нервный? — Билл протянул руку, словно приглашая в дом, но Том врос в землю от его жеста. На секунду показалось, что Билл хочет прикоснуться к нему.