Так же, как и в прошлые годы, они вместе окопали свой огород небольшими копалками, сделанными из палок и найденных на дороге частей доспехов, которых со временем они обнаружили еще больше, чем было.
«Может, была какая битва здесь? – думала про себя Мария. – А может, раненые и больные просто бросали их по дороге, чтоб легче было идти?»
Но в любом случае, это оброняли люди, которых до сих пор в этой местности не было. Это даже иногда пугало женщину.
«Неужели, вовсе никого не осталось? – продолжала думать она. – А может, эта дорога забылась и теперь есть какая другая?! А шум, что она слышала? Это ведь были люди, и монеты ими оброненные».
И тут ей в голову пришла мысль. Она почти бегом бросилась с участка в пещеру и, достав все ранее найденные монеты, сравнила их между собой.
Оказалось, что все они разные, вернее семь одних, а шесть других.
«Значит, – решила Мария, – в государстве что-то изменилось. Наверное, у власти стал кто-то другой. Может, изменились и люди за это время? Может, стали добрее и изуверства исчезли? Ох, как хотелось бы в это верить».
Женщина, вздохнув, спрятала деньги обратно и пошла заниматься своими хозяйственными делами. Подошел сын и спросил:
– Мама, а почему я у тебя один? Нас ведь могло быть и больше?
– Да, сынок, но ты ведь видишь, что мы живем вдали от людей, и никого с нами больше нет.
– Да, конечно, вижу, – согласился мальчик, – мы живем вдали ото всех, но скоро уже покинем этот край и надо подумать куда пойдем, – совсем по-взрослому добавил он, оставив прежний свой вопрос неразрешенным.
– А, что говорят они? – спросила вдруг мать, указывая глазами на небо.
– Они пока молчат, – ответил мальчик и сам посмотрел на небо, – но я видел вчера знак. Это, наверное, мне. Я видел себя в обрамленном желтом сиянии вон там, возле деревьев, – и он указал рукой на место.
– И, что теперь? – снова спросила мать, тревожно вглядываясь туда.
– Не знаю, – спокойно ответил сын, – наверное, скоро мы узнаем всё, – и с этими словами он noбeжал к тому самому месту, куда показывал рукой.
Мать посмотрела ему вслед, немного всплакнула, а затем принялась за работу. Но мысли об услышанном ее не покидали.
«Чтобы это могло значить, – думала она, изредка поглядывая в ту сторону, где сын, – может, боги хотят его уже забрать к себе? А я ведь даже не говорила с ним об этом. Наверное, пора рассказать все, как есть».
На этом мысли Марии прервались, ибо, посмотрев в сторону сына, она вдруг ясно увидела над его головой белую дымку, уходящую вверх по какому-то огромному длинному туннелю.
Мальчик стоял, растопырив руки немного в стороны и, казалось, вот-вот взлетит в небо.
«О, боги, – взмолилась Мария в душе, – не забирайте пока моего сына к себе. Он еще очень молод».
И снова, как когда-то, ей послышался чей-то голос.
– Слушай Мария меня хорошо. Назавтра вы покинете свой дом и пойдете к людям. Ваш путь займет много времени, потому приготовьтесь хорошо и запаситесь едой. По дороге пойдешь до конца этой местности, а там будет пустыня. Обойдешь ее вправо и придешь к морю. Там
и поговоришь с сыном.
– А, как я объясню ему наш уход? – хотелось крикнуть ей голосу, идущему откуда-то сверху.
– Не надо объяснять. Он уже знает и сейчас идет к тебе.
До скорого свидания, Мария. Не забудь, обойди вправо.
– Не забуду, – испуганно зашептала она и словно очнулась.
Сын медленно шел к ней навстречу, все еще держа руки в стороны.
Подойдя ближе, он улыбнулся и сказал:
– Я разговаривал с Богом, мама. Он велел нам идти. Пошли, будем собираться в дорогу.
И мать, оставив все, как есть, пошла вслед за сыном. Их приготовления не заставили долго трудиться. Спустя час они уже собрали в дорогу все необходимое и впервые за последние годы у них появилось время свободно поговорить.
– Скажи, мама, – обратился к ней сын, – почему ты мне раньше не рассказывала обо всем этом?
– Я боялась, сынок, – честно призналась женщина, – не хотела, чтобы ты ушел от меня таким маленьким.
– Но ведь боги знают, что делают, – не согласился с ней мальчик.
– Конечно, – ответила мать, – но я хотела тебя уберечь от всякого любого зла, причиненного другими. К тому же, боги запретили мне говорить о чем-либо.
– Да, я знаю, – согласился на сей раз мальчик, – но мы можем сами поговорить обо всем без их участия.
– Как это? – удивилась мать, внимательно глядя сыну в глаза.
– Мы ведь люди, – отвечал он, – а они нет. Они знают больше и, возможно, наперед. Но мы сами имеем право на жизнь и выбираем себе ее сами. Я понял, что боги хотели бы меня видеть во славе людской и потому согласился на это далекое путешествие.
– Почему ты так говоришь? Откуда ты знаешь, сколько нам придется идти? – всполошилась мать.
– Я знаю, мама, чего от меня они хотят, – не ответил на ее вопрос сын, – они хотят, чтобы я занял их место в общей людской жизни. Тогда они смогли бы немного отдохнуть от содеянного ими ранее. Это ведь они сотворили Землю, мама. И я это знаю и чувствую, вот
тут, – и он показал рукой на сердце и голову.
– Но, как ты можешь сделать это? – удивилась мать. – Ты ведь не ходишь по небесам и не летаешь, как птицы?
– Это не главное, мама. Важно, чтобы люди возжелали себе нового бога из своих людских племен, который укрепил бы их общую веру в небеса.
– И откуда ты все это знаешь? – удивилась мать, глядя пытливо сыну в глаза.
– Я знаю потому это все, – отвечал мальчик, – потому что, видел себя во сне таким же, как и они. И я летал, мама, как они и даже ходил по небу. Но это еще не все. Я видел самого главного бога. Он был такой же, как и я. И одет почти так же. Только я не понял, что у него в руках. Какая-то странная фигура в виде скрещенных палочек. Ну, вот такая, – и он нарисовал пальцем на полу фигуру, отображающую настоящий крест с двойным перекрестием.
– И что это обозначает? – спросила удивленная Мария.
– Пока не знаю, – ответил сын, – но думаю, это скоро придет мне в голову снова. Вот тогда и объясню, – и он стер с пола рисунок.
– А ты не боишься того, что говоришь так? – спросила мать. – Ведь боги нас слышат.
– Нет, мама, – возразил мальчик, – они слышат только тогда, когда хотят сами этого, и я это чувствую тут, – и он снова показал рукой на голову.
– Да, но как же они знают все о нас? Наверное, видят с небес, что мы делаем?
– Этого я не знаю, – прямо ответил сын, – может, и видят. Но зачем им все это? – теперь, задал вопрос и он сам, но так и не найдя на него ответа, сказал. – Нет. Я думаю, что они хотят видеть нас более лучшими, чем мы есть. Потому, и обращаются, когда это очень требуется.
– Не знаю, сынок, – ответила Мария, – может, все так и есть, как ты говоришь. Вот только, что скажут сами люди, узнав обо всем этом?
– Они скажут, что я и есть бог, – уверенно отвечал мальчик, – только до этого еще много.
И снова Мария подивилась его проницательности, и снова ей немного всплакнулось.
– Почему ты плачешь, мама? – спросил сын, подходя ближе к ней и ложа голову на колени.
– Сама не знаю, сынок. Вот почему-то плачется и все, – и она погладила сына по голове.
– Знаешь, сынок, – продолжила она после небольшого молчания, – мне кажется, что я еще вернусь сюда в эти места.
– Почему? – удивился сын. – Разве ты не хотела бы жить с людьми? Они также плохие?
– Не знаю, какие сейчас, – отвечала Мария, – но тогда, когда я ушла от них, они были злыми и жестокими.
– А мы сделаем их добрее, мама, – заверил ее сын, – вот затем мы и идем к ним. Мы принесем людям добро и свет в их темные холодные дома.
– А откуда ты знаешь, какие у них дома? – удивилась мать.
– Я их вижу, мама, – уверенно отвечал мальчик, – они у меня перед глазами.
– Но сколько продлится наш путь? – спросила снова Мария. – И сколько же надо добра?
– Долго, – так же уверенно ответил сын и посмотрел ей в глаза, – а еще я знаю, что добро будет сотворено и нам опосля всего этого.
– Как это опосля? – не поняла мать.
– Не знаю, – пожал плечами мальчик, – но мне кажется, что я уже вижу это время и с завтра мы начнем вместе его приближать.
– Ох, сынок, – снова всплакнула мать, – так не хочется мне покидать наше место.
– Знаю, мама. Но так велят боги и именно им мы обязаны своей жизнью. Потому, последуем их сказанию и велению. Тяжел и далек наш путь, но не труднее, чем то, что уже пережили. Я чувствую все это и уже горю желанием идти вперед…
Так они разговаривали до самого позднего вечера, и уснули только тогда, когда на небе взошла хорошо луна.
Наутро же, проснувшись и умывшись в последний раз в пойме реки, они наспех позавтракали и собрались в путь.
Дверь в пещеру надежно закрыли и загородили большими камнями, оставив внутри все так, как было за время их жизни.
Вскоре после их ухода, они так же обрастут мхом и покроются удивительно вьющейся растительностью, дающей свои горьковатые плоды, которые никак не годились в пищу.
Но это будет потом, спустя года, а пока мать и сын, молча, прощались с сохранившим им жизнь и давшим оплот жилищем, а также со всем тем, что его окружало.
Слезы ручьем устилали глаза Марии, а ноги отказывались повиноваться, но все же она пересилила себя и, развернувшись, сделала первые шаги навстречу идущей судьбе своего сына.
Мальчик также пошел следом, а вскоре и вовсе опередил мать, которая вела за собой их старую кормилицу – козу.
Животное, наверное, тоже чувствовало этот уход и жалобно подавало голос, озираясь по сторонам и порою не желая идти дальше.
Но сила верхнего повиновения все же заставила их идти, не смотря на всю боль обид и на неуверенность в завтрашнем дне.
Они шли по давно не топтаной дороге, и только пыль, поднимающаяся от их босых ног, говорила о том, что она до сих пор жива, и не совсем утратила свою способность к воспроизведению живости движения.
После, она медленно ложилась обратно, заполняя сделанные ногами людей и животного небольшие углубления, но все же не до конца.
Боль наполняла их сердца, а души немного тревожились. Но боги не переживали за них.
Они знали, что те, кто внизу, выдержат еще не одно испытание, которые только начинались, и которым не было истинного счета во всех последующих человеческих жизнях. Исповедь общего греха таила в себе несусветную загадочную силу, простирающуюся вглубь веков и вглубь человеческих усилий в опознании своего существования.
Человек только начинал свое первое восхождение, как действительно звучало бы это слово в его же устах. Вера спасала народы, но то была вера не в их бога, не в человеческого.
И наступило время показать им Его. Того, Кто не запятнал бы честь человеческую и, созревая любую силу вражды к себе людскую, уподобил бы ее просто добру.
Великая сила веры в богов, но она ничего бы не стояла, если бы не заслужила ее подтверждения на Земле в среде самих людей, а не небес.
«И будет восхваленной Его сила, и да изнеможет боль и голь, и пропадет всякая тварь с лица Земли, и нечисть сгинет подручная, и ниспадет на головы люду новая сила, облаченная в рясы веков и утолящая жажду повиновения и покорения силе всесветской и незлодышащей. Да, будет оно так».
Так говорила одна умная книга о жизни, и уже тогда начиналась писаться эта священная история.
«И святость ее из пророчеств языков состояла», – так скажут опосля. Но тогда этого не было и вовсе не думалось, что когда-либо так может случиться.
Время закрывало одну тайну и открывало другую.
Занавесь небес была чем-то сходной с занавеской человеческих душ, отемненной жаждой расправы и неблагонравия своих поступков.
Только настоящая былая сила, уподобающаяся новой, могла победить и убрать эту занавеску души любого. Вот тогда и пришло на помощь то, что и поныне называется верой.
И вера та распространялась, и слухом полнилась. И надо было действительно в этом участвовать, чтобы понять, как это происходило и почему.
Но посмотрим все же, как она творилась, исходя из того, что уже сами прошли.
Глава 3. Путь иноходца
«И прошел день, и прошел еще один, и далее последующий. Ставало солнце над главой истца, пока не покаянного и не искалеченного бременем людской злобы дня…» – так гласит история.
Проходили дни, и уходили вдаль ночи.
Мать с сыном шли и шли вперед, а куда они идут, пока сами не знали и не ведали.
Бог сказал им: «Идите», и они пошли.
Бог сказал: «Встречу вас там», и они ждали с надеждой этой встречи.
Но до того еще было далеко. Они не прошли еще достаточно много, как показалась желто-белая россыпь пустыни.
– Вот почему эта дорога забыта, – сказала мать, обращаясь к юному сыну, – она не ведет уже никуда. Наверное, боги преградили ей путь дальше этой пустынной местностью. Что ж, пойдем направо, – и они
свернули в ту сторону, оставляя сбоку жгучую сыпь этого края.
Они шли еще долго, и уже солнце клонилось к закату, когда вдруг мальчик сказал:
– Мама, я вижу свет впереди себя. Это знак нам. Значит, там наш ночлег.
Мать посмотрела вперед, но ничего не увидела и, полагаясь на сына, пошла за ним дальше, ведя за собой на короткой привязи козу, которая так же измучилась, как и они за все время пути.
«Бедное животное, – подумала Мария, – страдает не из-за чего. Ладно, мы идем по велению, а она зачем. Хотя, что она делала бы, если бы нас не было. Уже давно волки бы съели».
И, успокоившись, женщина прибавила немного шагу, так как солнце уже совсем садилось.
Через некоторое время они увидели небольшой свет, идущий к небу, а, подойдя ближе, услышали говор людской и почувствовали запах дыма.
Мария приблизилась к костру, оставив сына с козой позади себя в стороне. На нее мало кто обратил внимание. Люди сидели, молча, согревая себя вокруг довольно большого костра, разложенного из толстых сухих жердей.
Кое-кто поджаривал мясо, наверное, припасенное для пути.
Людей сидело немного. В основном, старики, женщины и дети.
Мужчин почти не было. Когда Мария подошла к костру и поздоровалась, ей, молча, уступили место, так и не ответив на ее приветствие.
– Что это? – подумала в беспокойстве женщина, – может, они глухие или слепые, или языка не знают ее. Тогда, кто они такие? – и она тревожно всматривалась в их лица. Наконец, кто-то заметил ее волнение и тихо произнес:
– Не бойся, женщина. Мы не заразные и не больные. Наш род уцелел, но много нашего люду погибло. Потому, мы еще их погребаем в сердцах.
– А-а, – кивнула понимающе Мария и тут же спросила, – а что, какая болезнь свирепствует снова?
– Да, – грустно подтвердила рядом сидящая женщина, – ветряная оспа осыпала многие тела. Люди мрут, как мухи. Говорят, даже царь от этого умер.
– А где вы жили и откуда идете? – снова спросила Мария, посмотрев назад в сторону стоявшего в темноте сына.
– Идем мы с севера, – указала рукой в темноту женщина, – но по дороге нас охватила эта беда и многие померли. Даже мужчин совсем не осталось. Вот только старики, да мы.
– А что, эта болезнь молодых берет? – испугалась за сына Мария.
– Не то, чтобы молодых, – грустно отвечала собеседница, – но вот постарше вон того юнца, – и она показала на кого-то по ту сторону костра.
Мария посмотрела сквозь высокое пламя и очень расплывчато увидела, на кого показывали. То был молодой мужчина лет двадцати, немного покореженный чем-то.
– Видишь, – добавила женщина, – его тоже задело, но он спасся чудом. Когда его взяли та охоту, он случайно наткнулся на палку и проколол ногу. Поэтому, вернулся. А все остальные приехали потом заболевшими. А через два дня начали умирать по очереди:
то один, то другой. Даже наш шаман не мог ничего сделать.
– А что, у вас есть шаман? – удивилась Мария.
– Да, остался еще. Но он тоже умер, когда хотел их очистить от заразы, – тут же поправилась женщина.
– Я не одна, – вдруг, сказала Мария, – можно сюда подойдет мой сын. Он еще молод для этой болезни.