– Пусть, – согласилась женщина, – я думаю, места хватит, – и она даже немного подвинулась, уступая еще кусочек земли.
Мария поднялась и ушла в темноту.
– Сынок, сынок, – позвала она тихо.
– Я здесь, мама, – отозвался он и почти вплотную подошел к ней.
– Пойдем к костру, погреемся. Холодно ведь еще по ночам. Да и заночуем там вместе со всеми. Не так страшно. Люди они хорошие. Вот только какая-то болезнь подкосила их мужчин.
– Я знаю, мама, – немного тревожно отозвался сын, – нам нельзя туда. Скоро болезнь перенесется и на их головы.
– Как? – удивилась Мария, – а мне женщина сказала, что они не болеют.
– Еще рано, мама, – уверенно произнес мальчик, – пойдем скорее отсюда, а то еще и мы заболеем.
– А как же знак? – удивилась Мария, обращая на сына свой взор.
– Знак и был на это, – успокоил ее сын, – только я не понял его сразу. А теперь, вот все стало ясно.
– Хорошо, пойдем, сынок, – согласилась мать, – но, что подумает та женщина о нас. Скажет, побрезговали их гостеприимством. Это ведь нехорошо, сынок.
– Знаю, – ответил кратко мальчик, – но нам все равно туда нельзя. А за нее не беспокойся. Она ничего не скажет. К утру, она умрет.
– Как? – испугалась мать, – я ведь с ней только разговаривала, и она говорила, что не больна.
– Да, это так кажется вначале. Эта болезнь очень страшна, мама. Она идет быстрее людей. И нам надо тоже поберечься от этого.
Мария с грустью посмотрела на пламя костра, так и манящего к себе, к своему теплу, но повернулась и зашагала вместе с сыном вглубь ночи, подальше от их лагеря.
Они заночевали совсем недалеко, укрывшись от глаз в неглубоком овраге среди кустов.
Насобирали сухой травы и подстелили, а сверху накрыли плетеным покрывалом из козьей шерсти, которое перед дорогой мать больше уплотнила и дополнила еще прядью.
Само животное легло рядом, как и во все прошлые разы, согревая их своим теплом.
Проснулись они с восходом солнца и, скоро перекусив, отправились дальше в путь.
Проходя мимо вчерашнего костра, они увидели несколько свежих нарытых холмиков земли.
– Видишь, мама, – указал на них сын, – эти люди умерли за ночь. Это страшная болезнь. Потому, все остальные быстро ушли, захоронив их тела. Но это не спасет их. Они все умрут до последнего.
– Откуда ты знаешь, сынок? – спросила испуганно Мария, обходя вместе с ним немного стороной те холмы.
– Я чувствую это, – объяснил мальчик и добавил, – но ты не бойся. С тобой этого не произойдет. Ты ведь ни до чего не дотрагивалась?
– Нет, – немного испуганно проговорила мать.
– Вот и хорошо, – уверенно произнес сын, и они, молча, зашагали дальше.
Это была первая встреча их с людьми, не предвещающая ничего хорошего как для них, так и для других, ибо те другие впоследствии не уподобят себя их пути, а сочтут все по иному.
Мать не расспрашивала больше сына о его внутренних познаниях, но со временем ее тревога возрастала, ибо она отчетливо понимала, что боги не случайно позвали их в путь в это тяжелое для людей время. Хотя, когда оно было для них хорошим?!
Сознание этого не давало ей спокойствия. Мария не могла до конца понять, что именно требуется от нее самой и уже потом от ее сына.
Но все же, положилась на тех же богов, ибо, что бы они не сделали – это в их же власти.
Странники продолжили свой путь и вскоре остановились на новый ночлег, пройдя за день достаточно много. На этот раз они нашли более подходящее место в старом заброшенном поселении какого-то племени.
– Странно, – проговорила мать, когда они вошли в один из полуразрушенных домов, – почему здесь никто не живет? Земля неплохая, да и жить есть где. Вот только надо поправить немного.
– Здесь тоже побывала болезнь, – отозвался мальчик и показал на какие-то фигурки, валяющиеся на полу, – это игрушки. И их бросили дети. Значит, люди бежали впопыхах, чтобы не заболеть. А кроме того,
посмотри, все разрушено и выжжено. Наверное, они хотели спастись огнем.
– А, что с ними стало? – поддавшись его рассуждению, спросила Мария.
– Не знаю, мама. Может, кто и жив остался. Сейчас до них далеко очень, – спокойно отвечал мальчик, – нам надо уйти отсюда. А то, возможно, болезнь поразит и нас.
– Но мы ведь не трогаем ничего? – удивилась мать.
– Да, но болезнь может и так взяться, по воздуху, – ответил сын, – поэтому, пошли лучше заночуем в поле или каком овраге, где посуше.
– Что ж, пошли, – неохотно согласилась Мария.
После того, как они покинули свой дом, ей так тяжело было привыкать ко всему этому снова.
Опять питаться впроголодь, думать, как уберечься от всякой напасти, а теперь, вот еще и эта страшная болезнь.
– Не думай об этом, мама, – неожиданно сказал мальчик, – совсем скоро мы пристанем к одному месту, где проведем большую часть времени нашего пути, а потом двинемся дальше.
Мария не стала спрашивать, откуда он это знает и, молча, кивнула головой. Ей начинало становиться немного понятным это решение богов.
Наверное, они хотели, чтобы он окреп в пути и осмыслил для себя кое-что очень важное.
«Что ж, – согласилась внутри Мария, – надо повиноваться и этому. Нам теперь бeз них, как без самих себя».
И после этого внутри принятого ею решения, она как-то успокоилась и уже более проще смотрела на их страдания.
Сам мальчик, казалось, не замечал этого и упорно шагал вперед. Его не путало наступление темноты, ибо уже тогда впереди он всегда ясно видел свет, который и вел его к своей же победе.
Они обустроились на ночь, как и в прошлый раз, и обоюдно пожелали друг другу хорошей ночи. Откуда взялось это выражение они сами не знали, но оно им понравилось и спустя время это укоренилось и вошло в привычку.
С первым лучом солнца иноходцы проснулись и опять двинулись в путь. Спустя еще две недели странствий, дорога, наконец, привела их к небольшому селению.
Остановившись на минуту перед раскинувшимися в стороны домами, мальчик уверенно сказал:
– Вот здесь мы и пробудем до моего взросления. Пустыня скоро закончится и уже дальше полон мир людей. Но тут я получу нужные мне знания о них, и тут я возложу свое первое упоминание о божьей силе, исходящей из рук смертного.
Так сказав, мальчик поднял руки вверх и медленно опустил их вниз, немного растопырив в стороны.
И снова, как и в прошлый раз, мать увидела очень ясно белый восходящий столп к небу, а вокруг своего сына такую же белую пелену.
Она даже на мгновение испугалась.
«Уж, не заберут ли боги его именно сейчас?»
Но, нет. Спустя какие-то секунды, это все исчезло, и мальчик остался стоять на месте.
«Что это было?» – хотелось спросить Марии, но она сдержала себя, так как уже начинала понимать, что ее сын обладает какой-то тайной силой проникновения, и что эта сила очень велика, если от нее образуется что-то подобное.
Вместо этого она подошла к мальчику, обняла его, поцеловала в лоб и сказала:
– Хорошо, сынок, что ты это знаешь. Верь себе и будет гораздо легче. Верь и людям и станет легче вдвойне.
– Я знаю, мама, – ответил сын, прижимаясь к ней сильнее, – и я буду стараться в этом, ибо оно и есть моя жизнь.
Они постояли с минуту, обнявшись, а затем снова пошагали дальше вглубь этих домов, поближе к тем, кто здесь проживал.
Побродив по селению довольно много, они не обнаружили никого, за исключением двух одиноких старцев, которые сидели в одном из домов и пили какую-то жидкость из чаш.
– Здравствуйте, – поприветствовала их Мария и попыталась войти внутрь жилища.
Но один из старцев остановил ее резким голосом:
– Стой там и не заходи.
– Почему? – удивилась мать.
– Пусть, войдет сюда первым тот, кто с тобой пришел, – распорядился один из них, видимо старший.
– А зачем? – снова удивилась женщина, – я ведь только хотела спросить у вас.
– Спрашивать будет он, – и старший указал рукой за ее спину, где стоял сын.
Мария, молча, отступила назад, и на порог взошел мальчик.
– Кто вы? – довольно строго спросил он для такого молодого возраста.
– Учителя твои, – ответил более преклонный старец, обращая к нему свой взор.
– Я знаю о вас, но никогда не видел, – отвечал мальчик, – докажите, что вы те, к кому я послан.
Старики немного замялись, но затем один из них сказал:
– Видишь ли, мальчик. Мы здесь не для того, чтобы что-то доказывать и показывать. Мы здесь для того, чтобы тебя обучить ремеслу всякому, а также мудрости жизни.
– Верю вам, – спокойно и в тон старику ответил тот, – но не верю своим глазам, – добавил он тут же.
Старики опять замялись, а затем старший ответил:
– Глаза могут обманывать. Думай, как мы, и все узнаешь.
– Хорошо, я верю вам, – согласился мальчик, – но скажите мне еще одно: кто из вас старше и главнее?
В ответ он услышал из уст того же старика.
– Если главное – первое, то первое – тогда не главное. Что скажешь сам по этому? – и он вопросительно посмотрел ему прямо в глаза.
– Я думаю, бесспорно, – отвечал мальчик, – что первое – не всегда главное, но главное используют, как первое для обучения естества.
– Вот видишь, – сказал старик, – мы подходим друг другу. Какие еще нужны доказательства.
– Больше не надо, – ответил ученик, – только я хотел бы знать, кто вас сюда направил?
– Мы посланы сверху, – ответил второй, пока еще не участвовавший в разговоре, – а кем, это не важно. Ты ведь сам знаешь это, правда? – старик сурово посмотрел ему в глаза.
– Да, – опустил голову мальчик и преклонил одно колено перед старцем.
– Этого не надо, – предупредил все тот же, – мы будем вести наши беседы на равных. Но не сегодня, а завтра. А сейчас, пока располагайтесь поблизости. И не бойтесь занять чье-то место. Здесь никого, кроме нас нет. Все покинули это селение, боясь умереть от болезни.
«А вы же как?» – так и хотелось спросить Марии, стоящей позади сына, но то ли боязнь чего-то, то ли просто стеснение не дали этого сделать.
Вместо ответа она услышала вскоре другое.
– Тебе, Мария, – обратился тот же старик, – поручаем общее дело по ведению хозяйства и обустройству жилья. Сын твой будет жить с нами. Так что теперь будешь жить одна. Привыкай к этому. Он уже взрослый и через время станет совсем не таким, как сейчас.
– А, как же..? – хотела задать вопрос женщина, но старик, подняв руку вверх, предупредил.
– С этого времени мы будем говорить, а ты занимайся своим делом. Что будет нужно, найдешь здесь же. И не бойся, оно не заразно. Твое дело собрать все и разместить по местам. Нам много не надо. Едим мы мало, потому добудем себе пищу сами. Ты же позаботься о сыне. Сила ему нужна больше, чем всем. Тебе все ясно?
– Да, – и женщина кивнула головой.
– Вот и хорошо, а теперь, иди и располагайся. И еще одно. Нe забудь – это не твой сын. Он – агнец божий. Потому, не упорствуй, а покорись и подчинись.
Мария снова кивнула головой и, едва сдерживая свои слезы, вышла наружу.
Там, возле небольшого дерева она упала на землю и зарыдала. Ее можно было понять.
Мать лишали сына, но не совсем, а лишь отдаляли от нее. Но и это было тяжело перенести.
В душе Мария сетовала на свою судьбу, но все же понимала, что этого не миновать, даже если бы она была просто матерью в обычной жизни.
И, порыдав немного, она успокоилась. Женщина поняла, что весь остаток времени ее жизни она проведет возле своего сына, но уже не рядом, как это было до этого.
На этом детство маленького мальчика заканчивалось, и начиналась пора взросления, а затем и возмужания.
И мать это поняла. Она поднялась, вытерла ухе немного обсохшие глаза и сказала:
– Я посвящу свою жизнь тебе, агнец божий, ибо моя жизнь только в тебе самом.
Мария огляделась по сторонам и пошла в первую близлежащую хижину.
Там она нашла все необходимое для хозяйства и занялась наведением порядка. Вынесла мусор, вымела полы, собрала ветхую пыль со стен и небольших окон, а затем разобралась во всем хозяйстве.
Приготовила себе постель, а также подготовила сыну такую же и отнесла в другую хижину, где расположились старцы. Завидев ее, они прервали разговор и, молча, созерцали на труды и приготовления.
– Хорошо, – сказал один из них, – мы тебя позовем, а сейчас иди и готовь сыну купель. Сначала его надо обмыть, как следует.
– А где я..? – хотела снова спросить женщина.
– Найдешь все там же, иди, – махнул рукой старик, и женщина удалилась.
Она походила вокруг домов и вскоре нашла то, о чем они говорили.
Это действительно была водяная купель. В глубине был колодец, из которого доставали воду, а из камней, подходящих к самой печи, был сложен небольшой чан, куда можно было влезать и мыться.
Нужно было только подогреть воду и растопить печь, чтобы стало немного теплее, чем Мария и занялась.
Мальчик же, окруженный с обеих сторон стариками, сидел прямо на полу и спокойно слушал их разговоры.
– Ты млад и юн, – говорил один из старцев, которого звали Иосиф, – но ты достойный сын своего народа. Ты превзойдешь всю его боль, окунешь себя в нее и доподлинно поймешь, что ему надо, дабы жить
лучше и достойнее.
Тут уже второй, имя которого было Салеф, говорил другое:
– Ты жалок и низок, как и твой народ. Ты не можешь стать в его главе и уподобитъ себя богу или кем-то еще выше. Что думаешь по всему этому?
Мальчик немного задумался, а потом сказал:
– Думаю, вы правы оба. Только вам, – обратился он к Салефу, – недостает еще чего-то, пока не знаю.
– Хорошо, – покивали головами старики, и Иосиф обратился снова.
– Что ты скажешь, если народ попросит тебя быть их богом. Как поступишь и не осквернишь ли их веру этим?
И следом последовал второй вопрос от Салефа.
– А что ты скажешь, если сила геенна падет тебе на руки, и ты обложишь ею весь свет людской. Не уподобишься ли господу своему в своем лице или сможешь противостоять сему заверению? Отвечай.
– Я не могу так быстро, – покачал головой мальчик, – мне надо время подумать.
– Хорошо, думай, – согласились старики и, скрестив на груди руки, начали ждать.
Мальчик поразмыслил и спустя минут десять ответил:
– Скажу вам, Салеф. Вопрос не в том, чтобы сила геенна оказалась в руках. Важно ею правильно употреблять. А, теперь, отвечу вам, Иосиф. Сила божья не в завете людском, а в понимании жизни нашей. Это и есть удел бога.
– Хорошо, – похвалили оба старика.
– А теперь, ответь вот на что, – обратился к нему Салеф, – как ты считаешь: кто должен подобать богу, явившемуся на небесах – люд смиренный и простой или люд, облаченный волей правления?
– Отвечу, – сказал быстро мальчик, – уподобать и вверять богу должны все, а не будет этого – не спасет землю нашу боле ничего.
– Хорошо, – ответил. Иосиф, – а как распознать люд такой и такой, если он не влачит одежды оного смысла? Что скажешь?
– Скажу просто. Честен – тот и будет прост, богат же этим не будет, – поспешил сделать вывод ученик.
– Э, нет, – ответил старик, – торопишься отвечать, подумай.
– Тогда так, – не заставил себя долго ждать мальчик, – прост будет всеоружен особью малой стати, а богат – непреклонно взрастет.
– Опять спешишь, – ответил старик, – думай.
Мальчик снова погрузился в размышления.
– Богат тот – кто не злославен, а прост – тот пуще прежнего взойдет в своей умысли статной.
– Ну, что ж, – похвалил его Салеф, – это уже ближе, но еще не достоверно. Думай еще, а мы побудем сами с собой, – и они отпустили мальчика наружу.
Спустя время тот возвратился и прямо с порога бросил ответ:
– Прост снизойдет до худшего в славе своей побогаче, а оный ниспадет еще больше, если узреет смысл дела какого.
– Хорошо, но не досконально, – снова отправили его старики думать.
Мальчик долго бродил меж простых хижин и упорно вдумывался в заданный вопрос. Но ничего больше сказать не мог и, зайдя внутрь, он ответил:
– Думаю, что прост и богат не отличим, есть только нутро его, и оно о себе скажет в деле каком.