"Эту страну убили не бомбы. Эту страну убили европейские обыватели, хронически неспособные отличить правду от лжи, подлинное от фальшивого".
из телерепортажа
- Весь следующий номер будет посвящен нелегальным эмигрантам, - щебетала Габи. – А с Вас – материал о… мужской проституции.
Я старательно изобразил на лице искреннее удивление.
- Интересно… А почему именно я должен об этом написать?
На самом деле, всё было и так понятно: я же единственный мужчина в коллективе, который не заглядывает Габи в декольте. Но мне вдруг захотелось увидеть нашу «супер-бюст» смущенной.
- Ну… - Габи смотрела куда-то в сторону. – Наверное, Вы лучше всех сможете найти подход к этим людям, вызвать на откровенность…
Бедняжка окончательно стушевалась, стараясь соблюсти политкорректность.
- Ладно, - смилостивился я, - Будет Вам материал.
Конечно, можно было ей объяснить, что я сроду не снимал парней в дешевых барах, где обычно обретаются нелегалы… Но легче было потратить один вечер и некоторую сумму денег.
* * *
В полумраке забегаловки я чувствовал себя особой королевских кровей. Ну, или кем-то настолько же важным. Может, из-за погоды отвратительной, может, слишком рано ещё было, но – я тут сейчас был единственным потенциальным клиентом. И добрый десяток пар глаз был устремлен на меня.
Глаза эти были разного цвета и формы, а их обладатели принадлежали к различным народностям и расам – курды, африканцы, арабы, славяне – но у всех были одинаково голодные и жадные взгляды, одинаковые заискивающие улыбки. Они смотрели на мою недешевую одежду, на деньги, которыми я расплачивался за здешнее дрянное пойло, и видели… возможно, нормальный ужин. Или плату за клоповник, который они считают жильем…
Мне не было их жалко, потому что – каждый сам выбирает, что ему продавать: мозги, как я, или зад, как они. Так что, всё по-честному: сегодня я – их ужин, а они – мой материал для статьи.
… Почему я выбрал его? Да я, если честно, и не заметил его сразу, он сидел в дальнем темном углу, из которого, видимо, наблюдал за мной. И это он меня выбрал. Просто подошел к моему столику и развалился на стуле напротив… Постарше, чем остальные, может, двадцать пять лет, может, все тридцать. Болезненно худой, в потертой кожаной куртке явно с чужого плеча - уж не ограбил ли кого из прежних клиентов? Но привлекательный: гордый профиль, копна вьющихся темных волос, темные жаркие глаза выдавали в нем уроженца одной из тех балканских стран, где трудно найти некрасивого парня.
А главное: несмотря на то, что взгляд его был таким же голодным и жадным, как у его «коллег», но улыбка – нагловатая, щедро сдобренная презрением… «Занятный тип» - подумал я и заказал ему выпивку.
- Итак… Как тебя зовут? – я решил не оригинальничать и воспользовался традиционным способом начать разговор. Конечно, если бы я действительно хотел его снять, то, наверное, следовало спросить: «Сколько?» Но ведь мне нужен был именно разговор…
- Мирко, - он подпер рукой щеку. – Но, если это имя тебе не нравится, то можешь называть как угодно, мне похуй.
Голос у него был довольно низкий, гортанный. Мне нравились такие голоса. И – что там скрывать! – парни такие мне нравились.
Стакан с выпивкой он сразу отодвинул.
- Сам пей, если хочешь, а меня от этого бухла тошнит.
Разумеется, я тоже пить не собирался. Только спросил ради интереса:
- Что ж ты меня не остановил, когда я заказ делал?
- Святая наивность! Так хозяину заведения кой-чего с нас причитается. Если не будем выпивон его разбавленный заказывать, придется тогда на улице торчать, стенку спиной подпирать. А оно мне надо?!
- Тоже верно, - согласился я. – Но, может, что-то заказать для тебя? Чего ты хочешь?
У него были очень красивые запястья. И пальцы, как у музыканта… Определенно, он был в моем вкусе. И, кажется, он это понял.
- Хочешь сделать мне приятное, а? Видишь того ниггера, на улице? Сходи, купи у него дозу для меня. Так у нас и дело веселее пойдет, - он подмигнул.
Черт, этого следовало ожидать! Наркоман… Впрочем, они же тут наверняка почти все на игле сидят…
- Послушай, Мирко, - я решил сразу раскрыть карты. – Я пишу статью об эмигрантах, и мне нужно…
Он оживился, хохотнул даже.
- А, ясно! Тебе не нужен трах, а нужен, типа, душевный разговор. Тогда… две дозы!
… И только когда здоровенный чернокожий детина вручил мне в обмен на мои деньги два пакетика с порошком, я подумал о том, что, вообще-то, делаю нечто незаконное. Ради чего? Точеные запястья, горячий взгляд?.. Нет, дело не в этом. Просто мое профессиональное чутье вдруг проснулось и заявило мне, что в этом парне что-то есть.
И, все же, две дозы – это…
- Дороговато, - хмыкнул я, положив перед ним пакетики, которые тут же перекочевали в его карман. – Думаю, другие мальчики обошлись бы мне дешевле.
Это был не слишком тонкий намек: я не простофиля какой-нибудь, и за проявленную мной щедрость он теперь просто обязан расстараться.
- Другие… - протянул он, и в темных глазах снова появилось презрение. – Другие и есть дешевки. Напиздят с три короба, но все их истории – как под копирку. Про беспредел властей у них на родине, про беспросветную нищету, про выводок вечно голодных и ободранных братиков-сестричек… И, разумеется, про то, как их изнасиловала толпа каких-нибудь засранцев.
Ну, конечно! Он не считает себя одним из них, он мнит себя особенным. Вот пусть и докажет, что он не пустышка.
- А как насчет тебя? Твоя история чем-то отличается?
- А я… - он поглаживал карман, где лежали заветные пакетики. – Я расскажу тебе такую историю, что в конце слезу пустишь, обещаю. Ты со мной не продешевил, не переживай!
* * *
Он наотрез отказался откровенничать в баре. Обстановка, дескать, не располагает. Мы перебрались в грязный мотель неподалеку, где я оплатил номер на одну ночь.
Мирко собрался, было, сразу же пустить в дело один из пакетиков, но я не позволил, опасаясь, что под кайфом он вообще ничего мне не расскажет. Он неожиданно обиделся, вспылил:
- Ты сытый тупой ублюдок! Я мог тебя сразу кинуть, как только ты мне ширево отдал! Но я тут с тобой валандаюсь только потому, что ты похож на… на кое-кого… Да, похож, - он уставился на меня, внезапно успокоившись, и в его глазах, до того колючих и злых, проскочила какая-то странная для него нежность, - Похож… Только ты – пухлый.
- Эй! – вот тут уже пришла моя очередь обижаться. Сам не понимаю, почему, но любые упоминания о набранных мной в последнее время лишних килограммах были моей больной мозолью.
Он усмехнулся и примирительно махнул рукой.
- Ладно, не куксись. Мне даже нравится. И тебе идет… Как плюшевый мишка…
Мирко засмеялся. И тут же, не дав мне времени снова обидеться, со словами: «Духотища здесь!», скинул куртку и рубашку.
В номере, и правда, было неимоверно жарко… И тело у него, вопреки моим ожиданиям, было очень даже ничего. Мускулатура неплохая… Только тощий больно, и шрамы сбоку, над поясом джинсов… Черт! Будь я проклят, если это не пулевые ранения!
- Откуда это? – я показал на шрамы. – Криминальные разборки, мафия?
Он достал сигареты, закурил не торопясь.
- Нее, какая там мафия! Это дома было… Беспорядки, вооруженный конфликт. Хренова гражданская война, короче.
Он отошел к окну и, повернувшись ко мне спиной, заговорил снова:
- Ты знаешь, что такое гражданская война? Ни фига, откуда тебе… Так вот, это когда через оптический прицел смотришь на улицу, по которой совсем недавно в школу бегал. И ждешь, что, вот, может, сейчас появится в перекрестье кто-то из твоих одноклассников. И понимаешь, что нужно будет пристрелить его. И ничего по этому поводу не испытываешь…
Я был далек от того, о чем он говорил. Старушка-Европа совсем маленькая, если на карту посмотреть, но все эти вооруженные конфликты, «этнос на этнос» - словно на другом конце света происходили. Или даже на другой планете… По выпускам новостей казалось, что воевали там все против всех. За кого был Мирко? Я не успел спросить, потому что он продолжил, всё так же не глядя на меня:
- Вот и я ничегошеньки не испытывал. Знакомые-не знакомые… Я делал их трупами, легко, без раздумий и терзаний. Так было до того вечера… Когда наши разведчики притащили его…
- Кого? – быстро спросил я.
- ЕГО! – он резко обернулся, швырнув окурок на пол.
Перемена произошла с ним в одно мгновение. Мирко перестал быть нарочито развязным, опустившимся наркоманом, которого я купил за две дозы, он весь подобрался, напружинился, глаза яростно блеснули.
Мне неуютно стало от него – такого, холодок по спине пробежал, показалось, будто стены номера раздвинулись, и страшная далекая война вдруг рядом оказалась, дышит в лицо трупным смрадом…
- Его, - повторил Мирко, и голос у него чуть дрогнул. – Лицо всё разбито было, но я сразу узнал… это он – Владо Ибрагимович. Владо, беда моя…
Мирко снова закурил, его неожиданная вспышка ярости, казалось, стихла. Он забрался с ногами в кресло и заговорил уже совершенно спокойно:
- Я сейчас всё по порядку расскажу, а ты не перебивай, лады? Так вот…
* * *
- Ибрагимовичи были нашими соседями. Владо, их единственный сын, старше меня на четыре года… Сколько себя помню, мне мои родители постоянно его в пример ставили. И умница-то он, и спортсмен, и аккуратный, и вежливый… Ну, по всем статьям, идеальный сын. В отличие от меня – троечника, лентяя и неряхи. Владо, и правда, молодец был: учился хорошо, и в баскетболе у него успехи были. Но меня так достали сравнения с ним, что к своим шестнадцати годам я в нем и человека-то видеть перестал – так, ходячая превосходная степень.
В тот день… Это был день рождения моей старшей сеструхи, я цветы ей купил на скопленные деньги, шикарный букет. И пока шел домой, пересекся, как назло, с двумя придурками из нашей школы, они на класс старше были и постоянно пытались задеть то меня, то моих приятелей. Ну, в тот раз мы тоже миром не разошлись, потому как один из них вякнул, что переспал, якобы, с моей сеструхой. Ясное дело, я ему – в морду. Только он ведь не один был… Короче, навешали мне. И, хоть я в долгу тоже не остался, но итог обидный – нос мне расквасили, а от букета одни веточки остались.
И вот, стою я, такой «красивый», посреди улицы и думаю, как сейчас домой явлюсь, а там же гости собрались, симпатичные сеструхины подружки… Тут-то меня Владо Ибрагимович и окликнул, он с тренировки возвращался…
Я тогда словно в первый раз его увидел. Он не насмехался, хоть вид у меня был, наверное, жутко нелепый, и с расспросами не лез – что, мол, произошло. Просто головой покачал:
- Фигово, да?
Может, поэтому я и выложил ему всё про это «фигово»… Не ныл, нет, ни в коем случае, нос разбитый – это нормально, букет только жалко. И знаешь, что он сделал? Первым делом, платок достал, смочил минералкой, которая у него с собой была, и давай мне лицо вытирать – у меня же кровь из носа текла.
Должно быть, именно в тот момент меня и переклинило. Когда его пальцы касались моего лица, и я ощущал запах его тела – он оказался терпким, будоражащим… таким… неожиданно вкусным…
А потом он купил мне новый букет, даже лучше прежнего…
Я подозревал сперва, что он к сеструхе моей неровно дышит, следить за ним стал. Но сестра не при делах оказалась, и странно – я этому обрадовался. И слежку за Владо я после этого не прекратил, наоборот, ещё усерднее стал его «пасти». Поджидал у подъезда, чтоб столкнуться как бы невзначай, ходил в то же кафе, что и он, читал те же книжки и смотрел те же фильмы, даже баскетболом стал увлекаться. И теперь уже не мои родители, а я сам, к месту и не к месту, постоянно поминал Владо…
Можешь смеяться, но я в этом ничего… хм… такого не видел. Ну, хотел быть ближе к нему, типа, подружиться, он же классный парень, таким другом любой бы гордился. Вот только – ему двадцать уже было, он взрослый мужик, а я пацан зеленый, на кой ему моя дружба? Так я думал… Потому и ходил за ним хвостом, предпринимая, время от времени, неуклюжие попытки обратить на себя его внимание. А что он? Ну, как бы, ничего… Не прогонял, не приближал… так… Про учебу мог спросить, про семью. Однажды задал вопрос, есть ли у меня девушка… И лицо у него при этом тревожное, нервное какое-то сделалось… Он вообще довольно натянуто со мной разговаривал. Я тогда думал, что ему просто неинтересно со школьником, у него же своя компания – студенты, спортсмены, как и он, и вот они-то наверняка надо мной потешаются… Но я уже не мог остановиться. Как заболел им.
А причина болезни открылась, когда я поджидал его однажды с тренировки.
Лето было в разгаре, жара стояла, форточки в их раздевалке и в душевой открыты… Я и заглянул. Конечно, ничего интересного я там не ожидал увидеть, это ж не девчачья раздевалка… Но тут Владо в душ зашел. Без ничего. Встал под струи воды, голову запрокинул, встряхнул мокрыми волосами… Я смотрел, как загипнотизированный, на ручейки, стекавшие по массивным плечам, по спине, по крепким ягодицам, по длинным ногам с накачанными икрами. А Владо повернулся, будто нарочно красуясь, открыл моим бесстыжим глазам красивый живот, весь в кубиках мышц, и… и всё, что ниже…
И тут – я так ярко, ощутимо представил себе, что я тоже там сейчас, в душе, рядом с Владо, и он, мокрый и распаренный, стискивает меня, прижимает к себе… и я тоже без ничего, и его набухший член упирается мне прямо в…
Как только зловредное воображение подсунуло мне эту картинку, я обнаружил у себя такой стояк, что даже больно стало. И… бросился оттуда со всех ног. Мама дорогая, ну дела! Я же хотел быть нормальным парнем, дрочить на картинки с телками, обсуждать с приятелями сиськи одноклассниц или училок. А быть геем – это значило, быть не таким как все, что ни друзей, ни компании нормальной, а сторониться меня будут, как зачумленного, и пальцем тыкать, хиханьки да шуточки всякие отпускать. Такой жизни мне не хотелось.