Но она не успокоится, пока ее дочь не окажется в безопасности и в ее объятиях.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Лахлан сидел на небольшом камне рядом с Гордоном и Маккеем, они с удовольствием ели вяленую говядину и овсяные лепешки. Свирепые взгляды, которые бросала на него женщина, сидевшая в глубине пещеры, были сродни острейшим кинжалам.
Но Лахлану было наплевать на то, что она думает. И, черт возьми, он сделал то, что должен был сделать, чтобы увезти ее оттуда. Ложь, обман, воровство – все они были частью войны. А учитывая то, во что она ввязалась, ей лучше, черт побери, смириться с таким положением вещей.
И Белла была не в том положении, чтобы осуждать его. Христа ради, она только что сбежала от мужа, чтобы короновать его злейшего соперника.
Если бы Бьюкен не был таким невыносимым ослом, Лахлан мог бы даже пожалеть этого ублюдка. Он лучше, чем любой другой знал, что не следует ожидать преданности от кого-либо, особенно от жены. Если Лахлану нужны какие-либо причины, чтобы никогда не жениться снова – чего он, разумеется, никогда не сделает – это еще один яркий тому пример.
Черт с ней. Он сделал то, что нужно, чтобы выполнить задание Брюса. И не было никакой возможности забрать ее дочь. Они прибыли в замок всего на несколько минут раньше приближающегося отряда Бьюкена. Ему не из-за чего чувствовать себя виноватым. Он принял такое решение. Выполнение задания - это единственное, что имело значение.
И если потребуется, он сделает это снова, черт побери.
И хотя Лахлан не вглядывался больше в ее лицо, он видел, что гордость не смогла скрыть значение ее взгляда, когда они поехали прочь от замка, оставив ее дочь...
Он видел достаточно людей под пытками, чтобы понять этот взгляд. Агония. Несомненная, кровоточащая, настоящая мука.
Лахлан откусил кусок говядины, чтобы убрать тяжелый комок в груди, хоть этот комок и не имел никакого отношения к еде.
Говядина на помогла, Лахлан сморщился, взял кожаную фляжку и сделал большой глоток виски.
Гордон наблюдал за ним. - Что-то не так с едой?
- Проклятая говядина испортилась.
- А на мой вкус - она прекрасная.
Лахлан пожал плечами, сделав еще один глоток. Виски жидким огнем ожег его горло.
Он чувствовал взгляд Маккея, но суровый горец молчал. Ему и не надо было ничего говорить. Его неодобрение было таким же ясным, как высказанное вслух.
Магнус Маккей был родом из гор Северной Шотландии. Высокий, невероятно мускулистый, и почти столь же сильный как Робби Бойд, он был одним из самых выносливых сукиных сынов, которых Лахлан когда-либо встречал, способный выжить в тяжелейших условиях.
Единственное место, где ему, казалось, было не по себе - верхом на лошади. Не самый изящный всадник, он, казалось, держался в седле исключительно благодаря силе воли. После мучительной ночной скачки, последнюю часть которой они провели под сильным дождем, графиня была не единственной, кто нуждался в отдыхе.
Маккею Лахлан не нравился, но это вряд ли было необычно. Пока Магнус не стал напарником Макруайри, они едва друг друга замечали. Лахлан, безусловно, не искал друзей, когда согласился присоединиться к секретной группе призрачных воинов Брюса.
Макруайри вынужден был признать, что это была привлекательная идея. Воины, каждый из которых был лучшим в своей воинской дисциплине, объединились в одном элитном отряде. Он уже видел, на что они были способны. Но войну нельзя выиграть малыми силами, и Лахлан сомневался, что такой человек, как Роберт Брюс, пропитанный понятиями о рыцарской части, будет использовать самые скрытные и воровские приемы горцев.
Несомненно, они были лучшими людьми, вместе с которыми Лахлан когда-либо боролся. Но это не значит, что он хотел, чтобы они полагались на него или что он будет опираться на них. Его предательница-жена преподала ему жестокий урок, результатом которого стали его люди, пошедшие за ним на смерть, сам он был незаслуженно опозорен и лишился состояния. Макруайри вернулся к тому, что он оставил: он был воином, который обучен убивать, который жил мечом.
- Хочешь что-то сказать, Святой? – Спросил Макруайри, используя прозвище, которым в шутку с легкой руки Максорли называли этого гиганта. Это было не из-за его благочестия. В отличие от других мужчин, Маккей, казалось, никогда не говорил о женщинах. Лахлан собирался выяснить, почему Маккей так себя вел, в то время как на задании, вдали от дома, сидя у костра ночью, большинство воинов не говорили ни о чем другом.
- Графиня права, - заявил Маккей, отложив странный предмет, с которым он работал. Он всегда придумывал новые способы, чтобы сделать оружие более эффективным и смертельным. - Мы должны были привезти ее и девчонку.
- Макруайри объяснил, что произошло, - вмешался Гордон, прежде чем Лахлан остановил его. - Не было времени.
Уильям Гордон обладал уникальным мастерством, и кроме того, был одним из немногих людей, на которых Лахлан хотел быть похожим. Он умел управлять взрывами и огнем и владел секретным рецептом черного пороха, который привез из Святой земли его дед.
- Может быть, и нет, - упрямо не соглашался горец, - если бы он поделился своим планом, мы смогли бы что-нибудь придумать.
- Как? – Бросил с вызовом Макруайри. – Ничто из того, что вы, возможно, сделали бы, ничего не изменит. Моя работа состояла в том, чтобы провести нас в замок и найти графиню. Вы с Гордоном обеспечили прикрытие и отвлекли стражу. Мне не нужен ты или кто-либо еще, чтобы присматривать за мной. – Маккей понимал, что Лахлан прав: они бы ему мешали. - Я вывел ее из замка, не так ли?
Маккей посмотрел на него и кивнул головой в сторону графини. - Да, ты вывел ее. Но на твоем месте я некоторое время поберег бы спину.
По крайней мере, в этом они были согласны.
Гордон снял плед, который он носил на плечах, чтобы сливаться с ночной тьмой, и скрутил его в толстый жгут, отжимая дождевую влагу в грязь под ногами.
- Насчет одного ты был прав, - сказал он Лахлану тихим голосом, - это не место для ребенка, - Гордон вздрогнул. - Черт, жаль, что нельзя зажечь огонь.
Они не могли рисковать. Хотя Лахлан надеялся, что они оторвались от Бьюкена, они не могли точно знать, сколько ему потребуется времени, чтобы обнаружить побег жены. Макруайри вдруг понял, что он не больше не чувствует жжения в спине, он покосился назад в глубину пещеры и увидел, что графиня прислушалась к его совету отдохнуть насколько это было возможно. Они не могли здесь долго оставаться.
Гордон проследил за его взглядом.
- Она очень храбрая, - сказал он с явным восхищением, - интересно, почему она это делает?
Лахлан подумал то же самое.
- Замечательная женщина, - добавил Гордон.
Лахлан резко усмехнулся. - Я думаю, что ее муж может с тобой не согласиться.
- Бьюкен – опасный сукин сын. Почти такой же злобный тиран, как Эдуард. Он годится ей в отцы, и она... – Голос Гордона дрогнул и Лахлан почувствовал непонятный приступ раздражения, понимая, в какую сторону направились мысли Уильяма. В ту же сторону направлялись и мысли Лахлана каждый раз, когда он смотрел на Беллу. Каждый раз, когда Лахлан смотрел на нее, его член твердел. Именно по этой причине он старался не смотреть на нее.
- Есть в ней что-то, что трудно выразить словами.
Чувственная. Обольстительная. Заставляющая член твердеть.
Гордон пожал плечами, сдаваясь. – Жаль тратить такую красоту на старика. Бьюкен не заслуживает такого дара.
Лахлан выгнул бровь. - Таким образом, молодость и красота являются поводом для измены?
Макруайри решил, что пришло время проверить свои предположения.
- Я надеюсь, что ты так же будешь прощать своей жене. Хотя он разговаривал с Гордоном, но не переставал наблюдать за Маккеем и видел, что могучий горец был все так же невозмутим.
- Еще не поздно пересмотреть свои клятвы, знаешь ли. Ты не будешь женат на...
- День не был оговорен, - Гордон перебил его, - мы обручились, перед тем, как я отправился в тренировочный лагерь на Скай.
Маккей не пошевелился. Обычно, когда речь заходила о предстоящем бракосочетании Гордона, он сразу же уходил.
Может быть, Лахлан ошибся.
- Тогда у тебя достаточно времени, чтобы разорвать помолвку, - сказал Лахлан. – Поверь мне, брак - это черная чума для души; жена только сделает тебя несчастным.
Гордона невозможно было рассердить. Он только улыбнулся. - Одна кислая виноградина не испортит целую бочку вина. Не все женщины такие, как твоя жена.
- Слава Богу, - сказал Лахлан с содроганием.
Гордон был прав. Любой мог так вляпаться. Лахлан не часто рассуждал о предательстве Джулианы, но оно стоило ему слишком многого, чтобы забыть. После своей женитьбы он убедился, что ад все-таки существует, и это знание укрепляло его в нежелании еще раз окунуться в это дерьмо.
Гордон улыбнулся, качая головой. - Кроме того, я не могу разорвать помолвку, даже если бы захотел. Договор обручения так же обязателен, как брачный контракт. Моя честь обязывает довести дело до конца.
Лахлан издал резкий звук, означающий смех. - Честь не имеет никакого отношения к браку. Он снова уставился на Маккея. - Какая она, твоя невеста? Уродлива, как свинья или прекрасна, как наша маленькая графиня?
Гордон пожал плечами, - Я не знаю.
Лахлан удивился, - Ты никогда не встречался с ней?
Гордон покачал головой, - Этот брак был устроен нашими отцами. - И оба, Лахлан знал это, выступили против Брюса. - Я воспитывался вместе с ее братом, - объяснил Уильям.
Возможно, Лахлан, в конце концов, был прав. Маккей начал вставать. Но Макруайри остановил его, - Сазерленды - твои друзья, не правда ли, Святой? - Сказал он с сарказмом. Нареченной Гордона была Хелен Морей, дочь графа Сазерленда, а противостояние Маккеев и Сазерлендов длилось уже давно и было очень сильным. - Ты когда-нибудь видел невесту?
Рука Маккея сжала рукоятку ножа, которым он помогал себе во время еды. Интересно.
- Да, - сказал он с энтузиазмом больного, которому будут рвать зубы.
Гордон не мог скрыть своего удивления, - Ты никогда не говорил, что видел ее.
Маккей равнодушно пожал плечами, хотя Лахлан подозревал, что равнодушие деланое. - Я не считал это важным.
Лахлан почувствовал слабое место и пошел в атаку. - Так как ты думаешь, Святой? Гордону понадобятся несколько кружек виски, чтобы трахнуть невесту, или он с удовольствием ворвется своим членом между ее мягких бархатистых бедер?
На мгновение Лахлан подумал, что зашел слишком далеко. Маккей выглядел так, как будто собирается убить его. Но лицо Маккея быстро стало невозмутимым, и Лахлан решил, что ему померещилось.
А, может, и нет.
- Ты грубый ублюдок, Макруайри. Я не знаю, почему, черт возьми, Брюс подумал, что ты можешь быть частью этой команды. Ты как отрава.
Лахлан улыбнулся. - Вот поэтому Брюс выбрал меня. Тихое и смертоносное, идеальное оружие.
Он сказал бы больше, но Лахлан увидел взволнованное выражение на лице Гордона и не стал продолжать.
Белла вздрогнула и проснулась. Она оглянулась, увидела незнакомые каменные стены, и не сразу поняла, где находится.
Потом вдруг воспоминания вернулись, вернулись отчаяние и тоска, и обрушились на нее тяжелыми волнами.
Пусть она будет в безопасности. Пожалуйста, пусть моей дочери ничто не угрожает.
Бьюкен не причинил бы ей боли. Не физически, по крайней мере. Джоан была единственным, что было хорошего между ними. Гневные тирады ее мужа, его ревность, его необоснованные подозрения никогда не отражались на их дочери.
Бьюкен любил тихую девочку с большими, проникновенными глазами так, как он мог любить любого. Джоан походила на своего отца темными волосами, голубыми глазами, классическими чертами лица.
Слава Богу.
Муж обвинил ее во многих ужасных вещах за эти годы, но не в супружеской неверности.
Белле только что исполнилось шестнадцать, когда она родила Джоан, она сама еще была ребенком. Белла не могла забыть, как она в ожидании мужа сидела в большой кровати, держала свою малышку, чтобы показать супругу их крошечное чудо.
Возможно, она все простила ему этот момент. Даже то, как жестоко он лишил ее девственности в первую брачную ночь. В пятнадцать лет она была слишком молода для супружеских отношений. Но Бьюкен был, как озабоченное животное, он прямо в одежде бросил ее на кровать, силой раздвинул ей ноги и ворвался в нее своим затвердевшим членом, не заботясь о ее невинности или молодости.
Прежде чем они поженились, Белла считала его красивым, с его темными волосами и светлыми глазами. Старше ее, да, но все еще в расцвете своей мужской привлекательности. Не особенно высокий, но он был рыцарем на протяжении более чем двадцати лет. Его произвел в рыцари сам король Александр, когда Бьюкену был только двадцать один год. Он был силен, и имел плотное мускулистое тело воина.
Но Белла возненавидела физическую силу, которая изначально привлекала ее. Возненавидела то, как он полностью подчинил ее себе.
И все равно, она могла бы оставить разочарование от первого года ее замужества после рождения их дочери, если бы муж выказал хоть капельку доброты к ней. Если бы произнес хотя бы одно слово похвалы. Если бы посмотрел на нее с намеком на любовь, а не на похоть и вожделение.
Вместо этого он взглянул на нее и сказал, - Возможно, я оставлю ребенка с тобой. Ты стала жирной, как корова. Никто тебя не захочет, но тебе, похоже, это только понравится.
Его слова уничтожили все мысли о счастье. С этого момента, Белла точно знала, чем был их брак: она его шлюха, а он ее ревнивый хозяин.
Белла боролась, как могла, уступая его требованиям со стоическим равнодушием, как велел ей долг. Чем больше Бьюкен пытался унизить ее, желая спровоцировать ответную реакцию, тем холоднее она становилась, пока не перестала вообще что-либо чувствовать.
Но самым трудным были ревность и подозрительность. Это была не ее вина, что мужчины заглядывались на нее. Наряды ее были скромными, даже строгими. Бьюкен заставлял ее делать нелепые прически. Но все равно обвинял ее в заигрывании с другими мужчинами, в том, что завлекала мужчин взглядами и улыбками.
Белла перестала появляться при дворе. Отступала на второй план, когда к ним приезжали с визитом мужчины. Держала глаза опущенными и никогда не улыбалась. Но Бьюкен усмотрел во всем этом притворство, обвинив ее в том, что она тайно встречалась с любовниками.
Что бы она ни делала, ничто не спасало от его обвинений. Белле надоело постоянно защищаться, и, в конце концов, она перестала это делать.
Она стала одеваться так, как мечтала, делала такие прически, как хотела, и разговаривала с другими мужчинами, если хотела. Она стала глуха к его обвинениям и научилась жить в тюрьме его подозрений, мечтая о дне, когда станет свободной от него.
Но она никогда не рассчитывала, что этот день настанет.
Белла считала утешением то, что насколько бы не ненавидел ее муж за то, что она сделала, он не станет вымещать злость на дочери.
Она надеется на это. Но что Джоан подумает, когда узнает, что мать покинула ее, не сказав ни слова? Бьюкен мог быть таким жестоким и расчетливым. Таким мстительным. Белла боялась, что ее муж попытается восстановить дочь против нее. Если бы только она рассказала Джоан о своих планах, дочь поняла бы, что Белла не собиралась бросать ее.
Белла села, попробовала стряхнуть усталость, которую короткий сон совсем не облегчил. Ей было трудно расслабиться, когда она знала, что ее муж где-то там искал ее. Узел страха в животе стал ее постоянным спутником, начиная с отъезда из Балвени.
Бьюкен сойдет с ума от ярости. Тот факт, что происходящее связано с Робертом Брюсом, только ухудшит ситуацию. Угрозы Беллы кастрировать мужа во сне, если он когда-нибудь снова ударит ее, не защитят ее в этот раз.
Оглядевшись вокруг, она увидела, что Уильям Гордон, прислонился к стене у входа в пещеру. Она проследила за его взглядом и застыла, увидев, что привлекло его внимание. Лахлан Макруайри и Магнус Маккей были невдалеке, они стояли на небольшой поляне в лесу, и, кажется, спорили. По крайней мере, Маккей спорит. Макруайри слушал его с ленивой улыбкой на лице, как будто у него не было никаких забот.