— Алекс, что случилось?
— Ты такая… красивая…
Меня обуял страх, я понятия не имею, что говорить и что делать, как помочь ему, если я не могу дать ему то, чего он так сильно хочет. Я не могу любить его, это глупо, я рискую не просто обжечься, а сгореть целиком и без остатка. Мне отчаянно захотелось сбежать, или, по крайней мере, хотя бы одеться.
— Извини, что я голая на кухне, сейчас оденусь…
Хочу просочиться мимо него в спальню, но он ловит меня, обхватывая руками, притягивает к себе на колени, сжимает крепко и, целуя, повторяет:
— Будь моей… Стань моей, прошу тебя! Будь моей, я весь мир брошу к твоим ногам, только стань моей! Ты никогда, никогда не пожалеешь об этом, поверь! Стань моей… пожалуйста! Будь… моей…
И я молчу, мудро молчу, пусть в этом молчании он найдёт для себя надежду, ведь сегодня его день, и если я отвечу ему честно, если только скажу ему правду, он снова померкнет, он вновь утонет в своей боли, и тогда какой же это будет праздник. А так, хоть он и знает сам ответ, моё молчание даёт ему шанс верить в то, что есть какой-то иной выход для нас…
Я собираю торт, и мы пьём чай вместе. Потом снова занимаемся любовью. И ещё раз. А в пять вечера я уезжаю за сыном в детский сад, потом домой готовить ужин, читать сыну книгу, укладывать спать.
В тот день у Алекса был пик его эмоциональной переполненности, его боль была так сильна, а сам он так молод, что он, всегда такой сдержанный и уверенный в себе, не смог сдержать поток переполнявших его чувств и эмоций. Больше я не видела его таким никогда.
Что до меня, то в свои молодые годы я уже знала на личном примере, что все влюблённости быстро проходят, как, впрочем, и серьёзные чувства. Мне было жаль его боли, но я знала, что вскоре ему станет легче, это вопрос лишь пары месяцев, а потом он найдёт себе новое увлечение.
{Maxence Cyrin — Where Is My Mind (Pixies Piano Cover)}
В конце ноября Алекс закончил проект, время вышло, и ему нужно было возвращаться домой, к своей обычной жизни за океаном. О такие новости любовные корабли и даже лайнеры разбиваются в щепки. Но только не наш.
Алекса не было месяц, долгий, мучительный, бесконечно холодный и тоскливый декабрь. Он не звонил и не писал, и я стала думать, что мой красивый любовник излечился от своего чувства, и моё время в ленте его жизни прошло. Я знала, что это случится, более того, я ждала более раннего конца, это логично и вполне понимаемо. Но, кроме одного «но» — он сказал, что вернётся.
Я увидела его ранним, холодным январским утром, возвращаясь из детского сада. Алекс стоял, прислонившись спиной к своей машине, искоса смотрел на меня, сдерживая улыбку. Было пасмурно, ветер перегонял тучи, смешивая просто серое с тёмным иссиня-серым, и освещение менялось от неестественного к ещё более необычному и прекрасному. Господи, как же он красив! Невозможно, просто невероятно быть таким. Зачем, зачем ему одному столько красоты? Если Боги красивы, то он краше их, он совершеннее! Но красота его не холодная, а тёплая, как майский день, ласковая, умиротворяющая. Смотришь на него, любуешься и не знаешь, чего же хочется на самом деле больше: отдаться страсти в его объятиях или подойти и положить голову на его широкую, горячую грудь, закрыть глаза и забыться в беспечности и надёжности, ведь это самое спокойное и безопасное место на всей Земле… Его запах разливается по телу вожделением, его глаза сводят с ума, его волосы просят руки прикоснуться к ним и ощутить их мягкость, его губы чувственные, нежные раздавят Вашу волю, сделают Вас рабыней навеки…
Сделают Вас, но не меня!
— Почему ты не позвонил?
— Я телефон потерял, — ответил он виновато.
Его лицо приблизилось к моему настолько близко, насколько это было возможно, но не касаясь. Он дразнил меня и моё истосковавшееся по ласкам тело своей близостью, ожиданием. Я могла различить каждую клетку его идеальной смуглой кожи, его губ, которые сами уже пылали, мои глаза закрылись, потому что мозг опьянел окончательно от смеси запахов его кожи и дорогой туалетной воды. Алекс невозможно сексуален, настолько сильно, что даже у самых стойких (тут я намекаю на себя) подкашиваются ноги. Сознание вернулось ко мне уже в его объятьях: он искал мои губы, но всё попадал на щёки и шею. Наконец, нашёл их и коснулся своими, я ощутила его нежное дыхание, его тепло. Он не целовал, он, нежно и едва дотрагиваясь, водил своими губами по моим, дразня нас обоих одновременно, едва сдерживая желание прижаться плотнее, ощутить их полноту, вкус, мягкость.
Наконец, прижался сильнее, раскрыл мой рот своим, наши языки коснулись друг друга, и я увидела, как сам он теряет контроль над собой, в его глазах пелена, веки опускаются, хотя, я знаю, он не любит закрывать глаза. Алекс всегда старался быть сдержанным, но иногда, как, например, сейчас, у него это плохо получалось: частое, сбивчивое дыхание и отрывистые движения выдавали чувства сильные, неукротимые… Я слышала его сердцебиение, непросто учащённое, но такое сильное и ускоренное, будто его сердцу не терпелось выпрыгнуть из груди и соединиться с моим. Я прижалась грудью плотнее, желая передать ему свой более размеренный и спокойный ритм, но всё же не такой беспечный, как обычно.
{Coldplay See you soon}
Наши свидания бывали разными, очень разными, хотя происходили всегда в одном и том же месте: чудесном, красивом, любимом моём месте — его квартире…
Однажды в холодном феврале я прихожу, Алекс открывает дверь и мы сразу же обнимаемся, не говоря друг другу ни слова, даже не здороваясь — ведь правила не для нас, мы всё делаем против правил… Затем я непременно должна утонуть в его взгляде, даже если он грустный, он всё равно всегда невыразимо прекрасный, глубокий, тёплый, любящий… Больше всего люблю его взгляды… и руки… и губы… и волосы… даже не знаю, что же я люблю больше всего в нём…
Алекс медленно, так медленно, что даже томно, раздевает меня: снимает мою куртку, шарф, опускается и расстёгивает мне сапоги, вынимает из них мои ноги, снова выпрямляется, расстёгивает мои джинсы, стягивает их, прижимается лицом к моим бёдрам и закрывает глаза…
Спустя время вновь вспоминает про джинсы, снимает их до конца, попутно что-то целует, кажется это мои щиколотки, затем опять поднимается, и нежнейшим движением слегка приподнимает края футболки, его пальцы касаются моей кожи на талии, и я чувствую, как это прикосновение уносит меня в другое измерение, иное пространство, я закрываю глаза и только чувствую, как он дотрагивается до меня, снимая остатки моей одежды… Жаркое влажное прикосновение к моему животу, снова поцелуй — теперь это моё плечо, за ним шея, я чувствую, как взлетаю, но на этот раз в прямом смысле слова, потому что Алекс берёт меня на руки, он часто так делает, любит носить меня на руках, наверное, в такие моменты ему кажется, что я и в самом деле принадлежу ему…
Открываю глаза и обнаруживаю нас в ванной, Алекс опускает меня в огромное джакузи с уже набранной водой, затем раздевается сам и присоединяется ко мне…
Он укладывает меня к себе на грудь, и мы оба в полнейшем всепоглощающем блаженстве, особенно я, ведь на улице невыносимый холод, ветер и снег, и я жаловалась Алексу по сотовому, как замёрзла в пробке, пока ехала у нему… И вот, он согревает меня собой и горячей водой, его руки обвиты вокруг меня, я словно в непоколебимом и неуязвимом вигваме нежности и ласки, я в умиротворении, я в упоении, я в наслаждении, я в исцелении, я в очищении, я в любви…
{Coldplay — Gravity}
Разворачиваюсь к нему лицом, теперь моя грудь на его груди, нам обоим отчаянно хочется поцеловаться, но мы медлим, ведь самое сладкое всегда оставляют на потом… Я ощущаю себя котёнком на груди у доброго великана, который ластится и просит ласки сам, улыбаюсь ему, и он улыбается мне в ответ. Закрываю глаза и прячу свой нос в его шее, вдыхаю его запах, ещё не смытый водой и гелем для душа… Его достаточно длинные для мужских пряди уже намокли снизу, но чёлка ещё совершенно сухая, он смешной, и я смачиваю ему волосы, нежно поглаживая их, а он наблюдает за мной с интересом и наслаждением, улыбается, наконец, он улыбается… Я так люблю, когда ему радостно, потому что от его грусти у меня так болит сердце, ведь я давно уже вся в сомнениях, я не уверена, что правда там, где мне сказали, уже допускаю, что меня могли и обмануть, жестоко отправить не туда, куда мне на самом деле было нужно…
Но бывает и так, что Алекс подбирает меня где-нибудь в городе, и мы мчимся к нему, именно несёмся на всей скорости, потому что ему совсем уже не терпится… Не знаю, с кем он там спит в своей Америке, но ко мне всегда приезжает безумно голодным…
Я вообще никогда намеренно не размышляла о том, какое влияние Алекс имеет на женщин: было очевидно вполне, что он поражает и привлекает не только меня, но и других, многих, практически всех. Наши свидания случались по большей части наедине, и поэтому я могла лишь догадываться о том успехе, который он обычно имеет в любом обществе, где есть женщины. Думать об этом было опасно — это как яд, которым вы травите себя сами. Поэтому я и не думала ни о чём, моя интуиция подсказывала мне, что с моей стороны будет большой глупостью не отхватить себе по максимуму от этого пирога счастья.
Мы вваливаемся в квартиру целуясь, и он тут же стаскивает с меня и с себя одежду, и тащит в постель, минуя душ, хотя знает, что я люблю заниматься этим только после душа — гигиена прежде всего, но ему действительно уже так нужно это, что он не может ждать… А вообще Алекс любитель моих ароматов, всегда норовит нюхать меня, как и я его, впрочем, а вода запахи убивает…
Бывает, я говорю ему, что хочу есть, и тогда он везёт меня в какой-нибудь хороший ресторан, и мы едим, вернее я ем, потому что его тарелки почти всегда остаются полными, Алекс не съедает и половины, и я удивляюсь, откуда в нём столько силы, ведь он так плохо ест, а он шутит, говоря, что питается энергией Космоса… И только после ужина мы быстро едем к нему, и раздевание начинается ещё в лифте, потому что, пока он наблюдал за тем, как я ем, у него испарились остатки выдержки и терпения. Вообще, мой рот, мои губы и все связанные с ними манипуляции возбуждают его — это я заметила давно. Я знаю, что когда мы пьём кофе с круассанами вместе, мне нельзя облизывать губы — Алекс непременно снова потащит меня в постель, и не важно, когда это было в последний раз. Но главное не это, а то, что я хочу его, хочу постоянно, хочу безумно, и едва выдерживаю то время, когда его нет…
Алекс приезжал достаточно часто, каждые 2–3 недели, доделывать свои проектные дела. А потом я поняла, что дела эти все давным-давно перекончались и приезжает он ко мне. Иногда он оставался на несколько дней, и мы даже гуляли вместе, иногда прилетал на одну только ночь, а я не могла с ним остаться, мы были близки, и я убегала под проливным дождём, снегом, по опавшей листве, по вновь пробивающейся весенней траве. Однажды, открывая дверь в машину, я увидела его у окна, и почувствовала сердцем его тоску и одиночество. Капли дождя, стекавшие по его огромным окнам, были подобны его слёзам. Мне запомнилось это, проникло в самое сердце, ведь главное — не делать никому больно…
Очень скоро мне стало ясно, что он влюблён серьёзно. Самым непостижимым и невероятным для меня образом. Только тогда впервые в моём сознании повис вопрос, на который я не смогла найти ответа, как ни старалась. Что он нашёл во мне? Что?! Что именно так зацепило его? Самые невероятные предположения строил мой аналитический мозг, но в первый раз полностью безуспешно.
{Flunk — Blue Monday}
Алекс переехал из Нью-Йорка в Сиэтл и звал меня с собой, много раз звал, иногда настойчиво, иногда с мольбой, но никогда не давил. А я никогда, никогда не воспринимала его всерьёз, относилась к нашим встречам как к счастливому продолжению летнего романа. Ни на секунду не поверила в искренность этих предложений, не услышала его, когда он сказал, что построил дом моей мечты на побережье. Как я уже говорила, я всегда знала, где мои горизонты и не питала иллюзий на его счёт. И самое главное, разрушить свою семью ради себя — что может быть хуже!? Сделать больно самым близким и родным людям ради призрачного и однозначно временного счастья за океаном — такой сценарий не мог стать реальностью! Я не могла совершить такое!
А он всё приезжал… Мне было всё тяжелее и тяжелее вырываться к нему, Алёша уже много чего понимал, и мой обман легко мог раскрыться. Я забегала к Алексу лишь на пару часов. Иногда мы волшебно и долго занимались любовью, утопая в нежности друг друга, но чаще он жадно любил меня, и не хотел отпускать, умоляя побыть с ним ещё. В глазах его с каждым разом, мне казалось, было всё больше грусти. Я не хотела огорчать его, не собиралась разбивать свою семью, но и отказаться от него не могла, ведь он давал мне очень много, он давал мне столько тепла и нежности, сколько не давал мне никто и никогда. Его прикосновения пробуждали во мне женщину, его поцелуи давали мне жизнь, его тепло согревало меня и давало силы жить, работать, любить сына, мужа, родителей. Мы занимались любовью, и эти мгновения были неповторимо волшебными, никогда ничего подобного я не испытывала со своим мужем. Алекс читал меня, словно книгу, касался в том месте, о котором я лишь успевала подумать, целовал с такой нежностью и наслаждением, что я проваливалась в иной мир. Он любил меня так, что мне казалось, будто мы две половины, две уникальные части одного целого явления, нашедшие друг друга в бесконечном океане людских тел и сердец…
Наверное, у него были тысячи женщин, думала я. Что ещё могло сделать его ТАКИМ любовником? И была права: может не тысячи, но десятки были, и он очень скрывал это. Его внешность и его упорное желание спрятать свою красоту, выходя на люди, под длинными рукавами, тёмными очками и бейсболками, всё это было частью большого паззла, под названием «Тайная жизнь и бурное прошлое Алекса», который я не хотела и никогда не собиралась складывать. Взять по максимуму своё, получить все возможные удовольствия — было моей единственной, эгоистичной целью.
Глава 9 Париж
{Jessie Ware — Wildest Moments}
Спустя примерно год после отъезда Алекса в США ему довелось поработать несколько зимних месяцев во Франции. Работа эта была настолько изнурительная с его слов, что он совсем не мог ко мне вырваться, хотя находился всего в трёх часах лёта на самолёте. Но мне показалось совсем другое: оказываясь вдали от меня, он явно боролся со своим чувством, и, скорее всего, обдумывал наш разрыв. Такой вывод ненавязчиво вытекал из его необычного поведения: приезжая ко мне, он был влюблён, горяч и нежен, уезжая, не звонил и не писал, в лучшем случае предупреждал, когда приедет, чтобы я заранее продумала свободное время на эти дни, но чаще просто сваливался мне на голову, ожидая в машине, пока я покажусь на горизонте.
И вот его нет уже целых полтора месяца — впервые так долго. Чаще всего Алекс приезжал через три-четыре недели, но бывало, что и каждые две, и летал он тогда из США. А теперь всего лишь три часа отделяют нас, но его нет уже целых пятьдесят дней… Последние две недели я мечтаю о нём без остановки, думаю о том, что только одно слово может помочь мне, маленькое слово из шести букв, давно набранное в моём смартфоне, и которое я никак не решусь отправить ему — «Скучаю…».
На дворе февраль, холод, серость, тоска. С Артёмом мы в очередной затяжной ссоре — не разговариваем уже три месяца или может больше, и интересно то, что я даже не помню из-за чего мы поссорились. Но мириться всё равно не хочу!
И вот, в тот пасмурный, промозглый и невыносимо тоскливый день моя выдержка дала слабину: палец словно случайно коснулся серого прямоугольника с надписью «Отправить». Я выдохнула и подумала, что гордость гордостью, но иногда можно позволить себе маленькие слабости. Через минуту пришёл ответ:
«Перезвоню через час, сейчас занят, не могу говорить».
И Алекс действительно позвонил через час, я не слышала его голоса целую вечность, ведь 50 дней это вечность? Или нет?
— Я заканчиваю здесь работу и возвращаюсь в Штаты через три недели. У меня будет пять свободных дней, и я хотел бы увидеть тебя, поэтому могу приехать. Но… у меня есть предложение.
— Какое?
— Приезжай ты ко мне в эти дни. Ты ведь не была в Париже?