— Значит, чтишь закон? — проговорил он, когда Берт закончил рассказ.
— Чту.
— А наши законы считаешь фигней? — явно начал накручивать себя Богдан.
— У каждой семьи есть свои традиции и ритуалы. Но они все равно не могут быть выше мировых законов.
— То есть, если я сейчас попытаюсь увести Ирен, ты поступишь по закону? Или набьешь мне морду? Чисто по-человечески.
— А ты понимаешь только язык силы? — обманчиво мягко спросил Берт. — Или все же можешь рассуждать цивилизованно?
Хан кашлянул, как бы намекая, что разговор заходит не туда.
И тут, в тот самый момент, когда Богдан уже напоминал тигра, что вот-вот бросится на противника, зазвенел его мобильный.
— Уважаю я технические блага, — не выдержал Хан, наблюдая, как друг берет со стола телефон, — вмешиваются в самое подходящее время.
Богдан молча выслушал кого-то, вернул мобильник на место и коротко произнес:
— Отец подъезжает к отелю.
— И вот теперь хана может наступить всем.
— Ты можешь перестать ерничать? — волком глянул на Хана друг. Тот развел руками:
— Прости, это сильнее меня. Тем более все уже произошло. Нам остается расслабиться и получать удовольствие. Ирен, не падай в обморок.
— И не думаю, — заявила девушка. Она и правда выглядела зеленоватой от волнения, но вроде держалась. И намертво вцепилась пальцами в плечо Берта.
Богдан молча встал и вышел из ресторана. Встречать отца.
— Я с тобой. — Берт взял ладонь жены и перецеловал каждый пальчик. Невольно Хан подумал, что их принцесса все же нашла своего рыцаря. — Если это окажется слишком сложно для тебя — мы уйдем и встретимся с ним позже, когда он остынет и будет готов к диалогу.
Ирен как зачарованная внимала каждому слову, произнесенному спокойным, уверенным тоном, и успокаивалась, чувствуя поддержку мужа. Хан тоже постарался разрядить обстановку, начав рассказывать Берту о некоторых проделках его теперь уже жены. А тот проявлял живейший интерес, переспрашивая у Ирен, было ли такое, отвлекая ее вопросами и переключая внимание от тягостного ожидания отца. Любой, глядя со стороны на их троицу, мог решить, что встретились хорошие друзья или дальние родственники, но никак не брошенный жених и новоиспеченный муж.
Берту уже самому было интересно взглянуть на загадочного главу семейства, неудовольствия которого все так боялись. Появляться тот не спешил, и хотелось верить, что это хороший знак. В любом случае у Берта было все под контролем, и увести жену он не даст. На улице дежурят его люди, или, если понадобится, можно уйти через крышу, где их заберет вертолет.
Когда ожидание стало невыносимым для всех, и даже Хан перестал сыпать шуточками, в ресторан зашли старший и младший Ковальские. Их родство бросалось в глаза. Оба высокие, светловолосые. Старший более жилист и худощав, но от этого слабее не выглядел. Берт сразу определил, что перед ним матерый хищник и просто не будет.
Столик был на четверых, и Хан встал, освобождая место. Вацлав на него даже не посмотрел, скользнув взглядом по Ирен и уделив все свое внимание поднявшемуся Берту. Тот представился, но руки не протянул. Правильно, ее бы все равно не пожали.
Стоило оценить, как Берт выдержал колючий, изучающий взгляд отца невесты.
— Ирен, ты отправляешься домой, — Вацлав перевел взгляд на дочь.
Та испуганно пискнула, и Берт не стал молчать, придвинувшись к ней и положив руку на плечо:
— Конечно, мы посетим вас, но немного позже. Мои родные хотят познакомиться с моей женой. У нас столько родственников. Понадобится время, чтобы известить и собрать всех.
— Ирен, — повторил Вацлав, игнорируя сказанное.
— Я теперь замужем, папа, и слушаюсь мужа, — его дочь нашла в себе силы возразить отцу, напомнив о правилах в их круге.
— Если ты не вернешься домой — его двери закроются для тебя навсегда.
— Решения, принятые сгоряча, не всегда самые верные, — заметил Берт, крепче прижимая к себе Ирен.
— Я рад, что вы понимаете, насколько ошибочен ваш поспешный брак, — Вацлав бросил хищный взгляд на полицейского.
— О какой поспешности речь? — притворно удивился Берт. — Я и так достаточно долго ждал, пока девушка, давно запавшая мне в сердце, повзрослеет.
Ковальский перевел взгляд на дочь:
— Ирен?
— Я замужем и остаюсь с мужем, — твердо произнесла она, но потом голос беспомощно дрогнул: — Папа…
Жалобный взгляд скользнул по Хану и Богдану в поисках поддержки, но те пока не вмешивались.
— Это твое решение. С ним ты теряешь право на нашу фамилию и наследство. — Вацлав был суров и непоколебим.
Ирен ахнула, но ее тут же успокоил Берт:
— Не переживай, у тебя теперь моя фамилия, и в деньгах мы не нуждаемся.
— Тогда следуйте за мной, чтобы подписать документы.
Сказав это, Вацлав отвернулся, но его остановил Берт:
— Пришлите их моим юристам, и мы все подпишем, когда они будут готовы.
Ковальский-старший оглянулся:
— Со мной уже прибыл юрист, и они готовы. Осталось только заверить.
— Если это ловушка… — Берт бросил предостерегающий взгляд на Богдана.
— Юрист действительно прилетел с мистером Ковальским, — подтвердил тот, гадая, что же задумал отец. Ведь даже не пытался давить на Ирен, и вопросы задавал скорее для проформы, хотя со стороны могло показаться и иначе.
Что задумал Магистр Ордена? Богдан его слишком хорошо знал.
Все вместе они поднялись в номер. Там их дожидались Ондельсон и два человека из охраны. Документы были подготовлены, и один экземпляр дали Ирен, а второй Берту. Заинтересованный Богдан подошел к сестре, читая поверх ее плеча.
Ирен держалась, сохраняя на лице гордое выражение, но нечто ее смутило.
— Почему я должна буду говорить, что в девичестве моя фамилия Ларсен?
Богдан бросил взгляд на отца поверх головы сестры, не веря, что тот пошел на это.
— Потому, что Ларсен — фамилия твоей матери. Настоящей, — ответил Вацлав.
— Я приемная?! — не поняла Ирен, пребывая в шоке.
— Не совсем. Ты моя дочь от любовницы. Я снизошел до тебя, взяв в свою семью, но ты недостойна носить мою фамилию.
— Богдан? — Ирен обернулась к брату, еще не веря услышанному, но осеклась, не увидев никакого удивления на его лице. — Ты знал?!
— Догадывался. Об этом в семье не говорили. Однажды, приехав на каникулы, я узнал, что у меня появилась сестра.
Ему захотелось придушить отца, когда по лицу Ирен потекли горькие слезы. Вся ее жизнь рушилась. Пробежав глазами документ, он увидел, что отец полностью вычеркивает Ирен из своей жизни, запрещая ей хоть где-то упоминать связь с семьей Ковальских, звонить и пытаться искать встреч.
— Больше сестры у меня нет, — холодно закончил он, ненавидя себя за боль в ее глазах. Не выдержав, наклонился к уху Ирен. — Подписывай. Ничто не мешает мне искать встреч с тобой, зато ты больше не обязана подчиняться ненавистным с детства правилам.
Словно в трансе Ирен взяла ручку и подписала документ.
— Оставьте нас наедине, — приказал вдруг Вацлав, когда последняя подпись была поставлена, а Ондельсон собрал бумаги и вышел, сказав, что будет ждать в своем номере. Ирен уже не плакала, лишь глубоко вздыхала и кусала губы.
Хан с Богданом переглянулись: когда у Вацлава появлялся такой тон, то желательно было делать сразу все, что он велит. Магистр сейчас пребывал на границы терпения.
Берта пришлось едва ли не выталкивать из кабинета.
— Расслабься, — тихо рявкнул Богдан, у которого заболела от всего этого голова, — все, никто ей уже ничего не сделает. Ее выкинули из семьи.
Ирен дернулась как от удара, Берт же с нескрываемой злостью глянул на нового родственничка.
— Знаю, — кивнул Богдан, — мы набьем друг другу морды. Но позже. Выходи уже.
Для Ирен звук закрывшейся тяжелой двери прозвучал набатом. Он словно поставил точку в прежней ее жизни. И как бы она ни бывала порой недовольна своим положением, но сейчас внутри все разрывалось от боли и обиды.
Вышвырнули. Из семьи. Лишь за то, что она осмелилась быть счастливой. И никто, даже Богдан, не посмел возразить, когда отец втаптывал ее в землю.
Что ему еще надо? Добить? Ирен покрасневшими от слез глазами уставилась на отца. Ей так хотелось его возненавидеть. Чтобы стало легче, чтобы выкрикнуть ему в лицо о своей ненависти.
А не получалось. И от этого боль становилась еще сильнее. Вместо этого Ирен отмечала, что отец стал хуже выглядеть, словно не спит толком и очень много работает.
Сейчас он стоял, нависнув над ней, и смотрел. Тем самым взглядом, который она порой ловила на себе после особо отчаянных выходок.
— Ты в курсе, что в моих силах было аннулировать этот брак? Несмотря даже на состояние твоего мужа и его вес в обществе?
— Так что ж не сделал? — скривила губы Ирен. — Или надоел ублюдок, а? Сперва спер меня у родной матери, а теперь вышвырнул.
Вацлав вздрогнул и стиснул зубы. Казалось, ему с трудом давалось каждое слово:
— Я всего лишь хотел, чтобы она не уходила.
— Где моя мама? — тихо спросила Ирен. Горло сдавило так, что глотать стало больно. — Где она, черт тебя подери?! Ты меня забрал, да? Я права? Теперь понятно, почему та, кого я считала матерью, меня не любила. Еще бы! Притащить в дом дочку любовницы! И ведь не скажешь ничего, а то вломят.
— Ирен…
— Что? Я уже не в твоей власти. Где моя мать? Как ее зовут?
— Ее звали Клер.
Звали… звали?!
— Когда мы познакомились, я был уже женат. И развестись не мог. Но предлагал ей купить дом в нашем городе. Чтобы мы виделись каждый день.
Ирен просто молча слушала, и ей казалось, что это не про ее отца. Про кого-то другого, но только не про него.
— У тебя характер Клер. И мой. Мы очень часто спорили, она не привыкла к повиновению. А я не мог ее отпустить. Ирен, если бы я мог развестись, то сделал бы это. Но в нашей среде подобное недопустимо. И жениться на посторонних тоже запрещено.
Отец провел рукой по волосам. Сейчас он смотрел не на притихшую Ирен, а куда-то в окно. Словно мыслями был не здесь, а где-то очень далеко.
«Он в прошлом, — поняла вдруг Ирен, — он вспоминает, что тогда случилось».
От нехорошего предчувствия заледенели руки. Так сильно, что пришлось сжать пальцы в замок.
— Да, я забрал тебя, когда ты только родилась. Чтобы заставить Клер приехать за тобой. Чтобы она поняла уже, что должна находиться рядом.
Еще один вздох и потом уже какой-то совсем хриплый голос:
— Телефон Клер в какой-то момент замолчал. А потом я ее нашел по своим каналам. Она не справилась с управлением и сорвалась с трассы, прямо под грузовик.
Ирен просто закрыла глаза.
Оказывается, потерять человека, погибшего много лет назад, можно несколько раз.
Пусто и холодно…
— Ты ее убил, — Ирен хотела произнести с ненавистью, а получилось сухо и отстраненно.
— Да, — не стал отпираться отец, — я виноват. И каждый день помню об этом. Тем более ты так на нее похожа. Просто одно лицо. Знаешь, Ирен, ради нее я тебя отпускаю. Ради нее я отказал тебе в семье. Я твою маму не смог сделать счастливой. Но вдруг получится у тебя.
— Вину решил искупить. — Ирен не спрашивала, а констатировала факт.
Бежать отсюда… как можно дальше. Пусть Берт ее увезет сегодня же. Вытерпеть еще несколько часов — и все, уехать. Ирен едва не задыхалась от охватывающих ее чувств.
Она встала и пошла к дверям, изо всех сил держа спину прямой. Не хотела никаких сцен, разборок.
Просто дикое желание уехать. И все…
Но на пороге не выдержала. На мгновение обернулась к отцу, который смотрел ей вслед. Теперь она поняла, с каким выражением он смотрел на нее все эти годы.
С надеждой.
— Мне тебя жаль, — сказала тихо и вышла.
Глава 22
Хан не позвонил вечером. Не дал о себе знать и на следующий день. Я пока тоже решила его не беспокоить. Мало ли, судя по всему, там та еще семейка. Вполне возможно, сейчас Хан участвовал в шикарном скандале. Мысленно я посочувствовала Ирен и Берту. Надеюсь, они смогут постоять за себя. А Хану я отправлю сообщение вечером. Захочет — перезвонит.
Я со вздохом вылезла из душа и принялась растираться полотенцем. Все же у мамы в доме шикарные ванные комнаты. Эта вот — в синих тонах, с утопленной в пол круглой ванной, с раковиной, словно выдолбленной из сапфира. Все лаконично и удобно плюс невероятно стильно.
Хочу себе такую же ванную комнату. Поселюсь в ней и не буду оттуда вылезать.
И Хана заберу.
Я вернулась в спальню, где проворочалась почти всю ночь. Заснула ближе к пяти утра, а в девять была разбужена громким скандалом в коридоре. Это бабушка и мама столкнулись и решили выяснить, почему бабуля велела повару не готовить полноценный завтрак, а сделать овсянку и зеленый чай без сахара и десерта. Мама орала, что у нее и так питание строгое, но даже она не станет есть такое по утрам. Бабуля же менторским тоном сообщала, что дочери необходимо «почистить сосуды и заняться самосовершенствованием».
— Я и так само совершенство! А от твоей овсянки меня потом изнутри распирает.
— Тебя от вредности распирает. Йогой надо заниматься, восстанавливать внутреннюю гармонию.
И все в таком духе.
Минут через двадцать, когда я разглядывала себя в огромное зеркало и думала, что надеть, в спальню ворвалась мама, похожая на ведьму. Не внешне, а внутренне. Честное слово, еще немного — и она могла бы легко взлететь под украшенный барельефом потолок.
— Твоя бабушка совершенно невыносима! — Она прижала пальцы к вискам. — У меня может начаться мигрень!
— Не может, — возразила я. — У тебя съемки сегодня вечером. Они всегда действуют оздоровительно. Ты там энергию зрителей выпьешь и сразу начинаешь сиять.
— Я просто люблю своих поклонников!
— Ага, верю. Нет, мам, правда. Ты ж прямо энергетический вампир. Я помню, как ты перед съемками с гриппом слегла. Но стоило тебе встать под софиты, как все, тут же на глазах поправилась.
— И что? — Мама царственным жестом поправила пышные волосы и проговорила: — Да, я чувствую их энергию, я живу в ней. И вообще, все женщины немного ведьмы. Особенно если на мужчину обидятся. Ты вот когда с Вульфом рассталась, что чувствовала?
— Облегчение, — пожала я плечами. — А что должна была? Точить нож и варить зелье?
— Господи, по утрам ты совершенно невыносима. Одевайся и спускайся завтракать. У тебя какие планы?
— До трех работать, потом в «Бьюти Шарм», на встречу с Алиссой Тернер.
Тут я заметила, как при упоминании владелицы компании лицо мамы на мгновение скривилось. Словно она понюхала нечто отвратительное.
— У вас с ней проблемы?
— С Тернер? — уточнила мама. — Боже, нет, конечно. Просто она странная особа, вот и все. Слишком любопытная и назойливая.
Я промолчала. Алисса показалась мне женщиной тактичной и воспитанной, а вовсе не такой, какой описала ее мама. Точно не поделили что-то.
— Ясно. Ну, надеюсь, найду с ней общий язык.
— Так, после завтрака подберем тебе наряд. И я уеду до вечера. Ты где будешь ночевать?
— Наверное, у Хана.
— Позови его на ужин, — предложила мама и вышла из спальни, о чем-то задумавшись.
Хану вот только после семейных разборок ужина с чужими родственниками не хватало.
Но день без моего мужчины катился унылым сдутым мячиком. Который даже пнуть никто не хочет. Несколько раз я брала телефон в руки, смотрела на дисплей, а потом откладывала в сторону. Нет, не буду мешать, мало ли чем он там занят. Зачем навязываться.
Вот ведь тоже проблема. Вроде взрослая женщина, а все равно в голове эти дурацкие мысли насчет навязывания, симпатии и прочей сомнительной гадости. Позвонит — не позвонит, напишет — не напишет, поцелует — не поцелует, убежит — не убежит.
Тьфу ты…
Работа не шла от слова «совсем». Еще и погода изменилась: с гор пришел южный ветер. И с самого утра на горизонте появилась «арка шинука», за которой небо было ярко-синим. Температура за ночь подскочила на семь градусов. И теперь в моей голове пытались завестись ежи с очень острыми иголками. Обезболивающее пока их побеждало.