Обнулись! - Комаров Александр Анатольевич 15 стр.


- Зачем впрягся? - спросил он Володю.

Водитель задумался и не ответил сразу. Лишь спустя три проеханных километра сказал:

- Я один р-раз был в такой ж-жопе... а мне помог абсолютно н-незнакомый мужик. В-выручил. Считай, я отдаю долг мирозданию и вселенной.

- Считай, что отдал, - улыбнулся Пластинин.- Теперь можешь попробовать помириться с женщиной своей - должно сработать.

В Новгороде к ним подсела девушка. Невысокая, с пышными грудями и отросшими корнями волос после давней окраски.

- Таня, - представилась она.

Таня была еще более словоохотливая, чем Володя. За первые полчаса знакомства она рассказала всю трагическую историю своей жизни. И да, она тоже возвращалась домой после неудачных отношений.

Володя быстро почуял благодарную почву для семян болтовни и с огромным удовольствием рассказал Тане о собственных неудачах.

- Дура она, - поддержала Таня Володю. - Ты же хороший парень, все для нее делал вон, даже в другой город переехал жить, а она не ценила. Идиотка.

Пластинина передернуло от обилия негатива в адрес пусть и неизвестной ему девушки. Он пристально посмотрел на Володю - неужели тот не заступится, не осадит пассажирку? Не заступился.

- Ну ничего, - продолжала девушка, - главное - сохранять позитивный настрой. Ты сохраняешь?

Володя неуверенно кивнул.

- Значит все будет хорошо.

Романа вновь передернуло от никому не нужной, по его мнению, позитивной психологии.

Спустя несколько часов они приехали в Санкт-Петербург. Роман улыбался, едва завидев знакомые луковки церквей и купол Исаакиевского собора.

- Если что, ты з-звони. М-может с-съездить куда надо будет, - сказал Володя.

Роман кивнул и записал номер телефона.

Выйдя из машины он полной грудью вдохнул воздух, по которому так скучал все это время. В Питере пахло сыростью и культурой. Она ощущается пылью старых книг, никому не нужных, но таких важных для всех.

Роман вошел в метро и доехал до «Петроградской», вылез наружу, с удивлением посмотрел по сторонам - сколько всего здесь успели открыть, пока его не было. Магазины, магазины, магазины. Словно население России выиграло в лотерею и теперь у каждого было так много денег, что непременно нужно было их потратить на какую-то ерунду.

Роман медленно брел, разглядывая пафосные витрины бутиков и дешевые вывески азиатских забегаловок, где узбеки продавали кошек под видом шавермы.

Улица Чапыгина, там, где расположен телецентр - она всегда вызывала у него детский трепет. Именно здесь снималась такая любимая передача «Большой Фестиваль». Клон «Спокойной Ночи Малыши» очень хорошо заходил Ленинградским детям. Три главных героя: умник Тото, идиот Веснушка и раздолбай Хоха - говорящий кед, ботинок - штурмовали умы детей перестройки. Когда Роман уже работал в ФСБ, служба завела его на «Пятый канал», они делали обыск. Пластинину достались кладовые... он, без особого энтузиазма, проверял вещи, когда вдруг наткнулся на куклу Хохи. Того самого. Кумира детства. Хоха лежал в углу, сомкнув свой рот-ботинок. В отличие от голливудских звезд, он не просаживал остаток жизни в барах за бутылкой. Он просто лежал в углу. Романа очень поразило тогда смирение, с каким Хоха доживал жизнь. Роман не был идиотом, он знал, что это всего лишь кукла, но сам образ, терпеливо дожидавшийся своей участи в кладовых уже никому не нужного телецентра поразил его.

Глава 11. На пенсии

Роман осмотрелся по сторонам - не поджидает ли его здесь кто-то, знающий о их дружбе с полковником? Не заметив никого подозрительного среди мокнущих под дождем редких прохожих, он вошел в парадную старого дома с лепниной на фасаде. Лифт, со скрипом волочащийся внутри закрытой пыльной решеткой шахты, поднял Пластинина на пятый этаж, где жил полковник Иван Витальевич Дунаев. На лестничной площадке пахло жареной картошкой.

Роман подошел к широкой двустворчатой двери и в надежде на вкусный ужин принюхался - нет, от этой двери пахло сыростью. Нажал звонок - тишина. Еще раз - тот же результат. Он замер и прислушался.

Внезапное громыхание железных механизмов заставило Пластинина резко обернуться. Он выругался - нервы сдают, - кто-то всего лишь вызвал лифт.

Роман вернулся к двери, постучал: короткий и два длинных удара - сначала по деревяшке двери, затем по синему почтовому ящику, висящему посередине левой створки - может быть, полковник ждал от него старого условного сигнала?

Минуту спустя из квартиры послышались приглушенные шаркающие шаги. Лязгнула задвижка, со скрипом прокрутился замок, и дверь наконец приоткрылась. Из темноты коридора на Пластинина смотрел морщинистый старик с седой бородой. Несколько секунд он изучал Романа, потому улыбнулся, но как-то странно, лишь половиной лица, и сказал:

- Здорово, капитан Пласт! - и протянул слегка трясущуюся руку.

- Здравия желаю, товарищ полковник! - Роман по привычке чуть вытянулся и пожал руку - а у старика еще была сила, сжал кисть так, что Роман почувствовал боль.

- Я знал, что ты еще попылишь! Что же ты, козлик, после отсидки не объявился? Гасишься? - прищурился полковник.

- Так точно, - кивнул Роман и улыбнулся. - Зайти можно?

- Давай, - Дунаев развернулся и направился вглубь квартиры, - дверь закрой за собой.

- Боишься кого? - спросил Роман, выполняя просьбу.

- Я? - зашелся смехом и кашлем полковник, - кого мне бояться? А вот ты - боишься, поэтому и запираемся.

- Ты же знаешь меня... - начал Пластинин.

- Знаю, вот и говорю, что зря не боишься. Боялся бы, и с судьбой бы повезло побольше.

Роман, разулся, повесил на крючок куртку, все это проделал в темноте - этот коридор и прихожую он помнил досконально. Просторные комнаты, узкие коридоры, высокие потолки. Такие высокие, что обои клеили на три четверти, а остальную площадь белили вместе с потолком. На полу - затертый хрустящий паркет елочкой.

Подумал, что полковник сильно сдал за последние годы. Когда они виделись? На зоне. Дунаев приезжал навестить его, привез продуктов, сигареты, чай... Потом они переписывались какое-то время, но оба были не из тех мужчин, что готовы изливать перипетии жизни в эпистолярном жанре.

А почему он шаркает ногами? Почему дрожат руки? И половина лица словно парализована... инсульт. Хотя говорит вроде почти без искажения. Натренировался?

- На кухню проходи, - крикнул полковник.

Роман последовал за Дунаевым.

- Сейчас чай заварю, посиди пока.

Роман поморщился, было как-то стыдно видеть таким бывшего начальника, на силу, выдержку и дух которого он так часто равнялся в прошлом.

- Давай я, Виталич... - попробовал предложить он.

- Сидеть! - неожиданно громко рявкнул полковник, разворачиваясь к Роману. - Ты что же тут надумал, паршивец? Какой-то засранный инсульт из меня калеку беспомощного сможет сделать?

Пластинин упер взгляд в пол, его опять отчитывали, словно только что выпустившегося из института лейтенантика. Краем глаза он видел, как затряслась рука полковника.

- Никак нет, - пробурчал он в оправдание.

- Не слышу!

- Никак нет, товарищ полковник. Никакой засранный инсульт не сделает из вас беспомощного калеку!

- То-то же, - Дунаев испытующе посмотрел на Романа, потом заметил, как сильно трясется рука и убрал ее за спину. Затем открыл шкафчик и достал оттуда пачку с простым черным чаем - пачка в руке тряслась и громко шуршала чаинками.

Роман заметил, что полковник использует только одну руку, именно ту, которая тряслась, вторая же ниточкой свисала вдоль туловища.

Дунаев открыл пачку и насыпал заварки в заварочник с потертым изображением цветов на пузе. Затем взялся за старый эмалированный чайник с запечатленными языками копоти от спичек, стоящий на плите. С трудом поднял его одной рукой, поднес к заварочнику и попытался наклонить - чайник заходил ходуном, струя воды принялась заливать стол и все, что на нем стояло. Досталось и пачке с чаем, и лежащей рядом тряпке, и бутерброду с тонким ломтиком колбасы.

Наконец, чайник вырвался из руки полковника и с грохотом обрушился на стол, зацепив при этом своего младшего брата - заварочник - и отколов ему бок.

- Твою мать!!! - закричал полковник, неловко отстраняясь от стекающей со стола горячей воды.

Пластинин в этом момент был уже рядом и поймал решивший повалиться на бок чайник. Роман понимал, что слова сочувствия резанут Дунаева хлеще, чем душманский клинок, поэтому сказал:

- Виталич, бухал вчера что ли? Руки ходуном ходят.

Полковник тяжело дышал через расширившиеся от ярости ноздри. Посмотрел на Пластинина влажными глазами. Долгий взгляд, тяжелый. Процедил:

- Я на пенсии, мне можно, - отошел к холодильнику, не спеша открыл дверцу, достал бутылку водки. - Похмелиться не поддержишь? Раз уж с чаем не заладилось?

Роман совсем не хотел пить, но спонтанный спектакль нужно было продолжать. Он сел за стол, примирительно сложив руки перед собой.

Полковник достал стопки, налил водки, критично осмотрел залитый водой бутерброд с колбасой, признал его годным к употреблению и положил перед Пластининым. Затем сморщился, выругался и полез в холодильник. Позвенел там банками, пошуршал пакетами, снова выругался и достал банку с солеными огурцами. Содержимого в ней оставалась только половина, Роману показалось, что сверху на ветках укропа, плавающего внутри, он видит плесень, но промолчал.

Наконец, Дунаев уселся на табуретку напротив Романа.

- Ну что, Виталич...

- Да к хренам собачьим все, - вздохнул полковник, улыбнулся и выпил не чокаясь. Потом крякнул, достал вилкой огурец, понюхал его и отправил в рот, стараясь сдержать отвращение.

Роман еще раз осмотрел кухню: старые занавески с парой жирных пятен снизу, несколько немытых кружек распиханных по углам столов, слабо различимый, но все-таки присутствующий запах затхлости.

- Виталич, а где твоя супруга? - спросил Пластинин, хотя уже понимал, что могло быть причиной запущенности квартиры и инсульта Полковника.

Дунаев покрутил в руках пустую стопку, потянулся было к бутылке, но одернул руку.

- Ни газа нельзя, ни табака... - вздохнул он. - Рак у Катерины Андреевны случился. Кто бы мог подумать, ведь никогда не курила, не пила, до последнего даже чувствовала себя хорошо. Не повезло. Вот где справедливость, Пласт, а?

- На том свете, Виталич, - пожал плечами Роман, не настаивая на своем утверждении. - Давно?

- Почти год как...

Роман знал, что у Дунаевых не было детей, значит полковнику все это время приходилось тоскливо и одиноко. Хотя и дети далеко не гарантия веселья и заботы. Вон, Стефания, как только не поседела за то время, что Маша в коме провалялась.

- Ладно, лучше ты расскажи, как живешь?

Роман грустно улыбнулся, почесал отросшую бороду и принялся за рассказ. Перед полковником не было смысла лукавить или недоговаривать. Роман бесконечно доверял ему, да и откровенность в таком деле - лучший путь к взаимной честности.

Дунаев искренне увлекся историей. Роман, конечно, начал с последних лет на зоне. Рассказал, как он решил сменить ориентиры в жизни, как копил очки характеристик, как пребывал в апатии некоторое время. Ему казалось, что чем мрачнее будет выглядеть его собственная жизнь, тем полковнику будет проще на нее отвлечься. А врать здесь и не надо было.

Полковника особенно заинтересовала Стефания, конечно, он был в курсе взаимоотношений Романа, Алмазовой и Гоши Марченко. И переживал за них. Ему, однолюбу по жизни, было странно наблюдать, как первая любовь Пластинина завела романтические отношения с его лучшим другом.

Когда услышал, что в жизни Романа появилась новая пассия, невольно умудрившаяся порвать многолетнюю привязанность, которая после всего случившегося вряд ли могла претендовать на счастливое завершение, очень обрадовался.

- Ну Пласт, мы еще на твоей свадьбе погуляем!

Роман посмотрел на бывшего шефа с таким скепсисом, на который только был способен.

- Да не корчи ты рожи, - оборвал его Дунаев. - Много у меня в жизни будто поводов погулять осталось, так хоть вот... своих детей не выдал, не женил, хоть на тебе отыграюсь, - и потрепал Романа по плечу.

Пластинину стало непривычно тепло на душе, он вспомнил отца, молодость. Вспомнил лишь на секунду, машинально.

Дальше Роман рассказал про случаи передозировок подростков и как следствие - практически полное обнуление характеристик. К его удивлению, полковник выслушал эти факты молча и не высказал никаких мыслей или соображений.

Затем Роман упомянул про Андрея Козлова и текущее расследование ФСБ. Рассказал и про встречу с Саней, но обошелся без интимных подробностей. Самым главным, к чему он вел, было получение от нее важной информации по контактам, нарытым Гошей.

Про смерть Марченко, полковник, конечно, знал. Но, опять же, останавливаться и заострять внимание на этом моменте не стал, а Роман, как бы ни было ему это интересно, не стал расспрашивать напрямую. Вместо этого, когда он закончил рассказ о последних событиях, то замолчал, готовясь показать Дунаеву Сашины бумаги.

Где-то в комнате старым рингтоном запиликал телефон. Полковник кряхтя встал с табуретки и пошел отвечать.

Роман задумался, чем именно сможет помочь ему Дунаев в сложившейся ситуации. Он рассчитывал встретить полковника в более дееспособной форме. А складывалось так, что не Дунаев сможет помочь Пластинину, а самому Роману придется помогать вдруг ставшему одиноким и больным старику.

- Я же вам уже говорил, когда смогу отдать, - послышался из комнаты взволнованный голос полковника. Следующие слова Пластинин не смог разобрать: Дунаев приглушил голос. Но затем снова сорвался на крик. - И хватит мне звонить, не то я вас быстро прикрою! Всю вашу шарагу! - И снова перешел на шепот. И вновь громко, - Да понял я, понял... Хорошо, извините.

Пластинин напрягся: перед кем мог извиняться сам полковник Дунаев? Нет, он никогда не был грубым человеком, но и склоняться перед кем-то, особенно безосновательно, он не терпел. Но перед кем он бы мог сейчас накосячить?

Полковник вернулся на кухню побледневшим, хотя и до этого не отличался здоровым румянцем.

- Виталич, что там? Проблемы? - Роман решил не прикидываться, что не слышал разговора. Вдруг полковнику действительно нужна помощь?

- Ерунда, Пласт.

- Не темни.

- Сказал же!

- Виталич! Долги что ли?

Полковник кивнул.

- Катерина Андреевну спасти пытались, лекарства дорогие, пенсия у меня хоть и хорошая, но маленькая, как говорится. Льготы все тоже больше на бумаге существуют. Влез в долги, в кредиты. А потом, когда она отмучилась, я слег, тоже потратиться пришлось.

- А зачем же ты в кредиты брал? Разве не у кого занять было? Друзья, сослуживцы?

Дунаев сморщился и несколько раз укусил себя за нижнюю губу.

- Какая тебе разница, а? - резко оборвал Дунаев Романа. - Ты на моем месте не был. Да и рядом тоже не был, вот и не лезь со своими вопросами.

- Ладно, извини, Виталич, - смягчился Пластинин.

- Так давай пресанем этих коллекторов, есть же закон, что не имеют они права надоедать должникам.

- Это не банковские коллекторы, легальный кредит мне никто бы не одобрил, старик, не работаю, денег на счетах нет.

- Есть квартира... - начал догадываться Пластинин.

Дунаев опять замолчал, подошел к столу, налил себе еще одну стопку водки, махнул рукой и выпил.

- Я тут что подумал, Пласт... ты сейчас про бумаги говорил, которые тебе Алмазова оставила, с частичными результатами Гошиного расследования.

- Да, и что?

- Ты же крепко за это дело взялся?

Пластинин кивнул.

- Возьми старого вояку с собой? Все равно нет мне жизни нормальной, а так хоть делу правды послужу.

- Делу правды... - усмехнулся Роман. - Скажешь тоже.

- Капитан Пластинин! - попытался прикрикнуть полковник, но в этот раз вышло совсем не грозно.

Роман рассмеялся.

- Ну как тут откажешь? - развел он руками. Он прекрасно понимал полковника, иногда быть наедине со своим горем просто невыносимо и даже смерть выглядит куда привлекательнее.

Назад Дальше