- Ты знал об этой комнате, Сувон?
- Знал, господин, - сник евнух. - Государь… здесь и меня насильно брал, сначала это было редко, но с той поры, как он не смог больше совокупляться с женщиной из старого дворца…
- Так женщина действительно была, ты знал о ней? Но почему король не смог…
- Эй, ты, кастрат, чего застрял? - раздался за дверями грубый голос. - Веди сюда раба, да побыстрее!
Я снова шел по королевскому дворцу, невольно изумляясь, как быстро навели порядок. Стекла убрали, изуродованные двери с петель сняли, паркет натерли, рваные портьеры заменили. Везде охрана, по двое и группами, у всех дверей и в залах. Чужая территория, такие меры предосторожности необходимы. Всегда остается вероятность неожиданного нападения какого-нибудь храбреца, который затаился в укромном уголке, выжидая нужного момента, чтобы сразить полководца или знаменитого вражеского воина.
Теперь, когда меня не отвлекал бой, я мог спокойно рассмотреть наемников, невольно поражаясь их выучке и дисциплине. Каждый из воинов стоил троих, а может, пятерых обычных рядовых, от зорких глаз ничто не ускользало.
Я шел по гладкому паркету, цепь громко, даже как-то неприлично грохотала, но ни один из них и глазом не моргнул, хотя при моем приближении они напрягались, несмотря на то, что я был скован и окружен конвоирами. Такая боевая готовность должна была бы мне польстить - они считали меня опасным противником, но сейчас вызвала лишь горькую усмешку. Я был безоружен и не имел ни малейшей возможности где-нибудь спрятать даже небольшой кинжал или сюрикен, о чем сейчас остро сожалел. С каким бы удовольствием я вонзил в горло Павила смертоносную звездочку и наблюдал за его кровавой агонией!
В большом пиршественном зале горели все светильники, столы ломились от обилия еды. Совсем недавно здесь мы праздновали день рождения отца и я сидел с ним во главе стола. Сейчас на нашем месте восседал Павил, рядом надменная Мальина и ближайшие помощники, чуть слева - Витор Артан. Роскошный расфуфыренный наряд увешан драгоценностями - успел наведаться в главную сокровищницу дворца, но сам предатель был не слишком весел, наверно, что-то обломалось в далеко идущих планах. Он не сводил с Павила глаз, то и дело заискивающе улыбаясь ему, но когда сунулся к генералу с тостом, лицо у того недовольно перекосилось.
Меня швырнули в угол рядом с головным столом и прикрепили цепью к стене, заставив опуститься на колени. Руки связали за спиной, а впереди поставили корытце, словно для свиньи. Как примитивно, я, признаться, ждал от Павила чего-то более оригинального, но оказалось, что придумать новый способ унижения врага совсем не просто.
Итак, мне отводилась роль раба, уподобившегося грязному скоту. Я должен был хватать зубами всякие объедки, которые будут швырять в меня разомлевшие от обилия еды и вина торжествующие победители… Да не дождетесь, никогда, я лучше с голода умру, чем устрою вам это представление!
Пир продолжался, гости на глазах хмелели и вели себя все более расковано, шум голосов становился громче. Сновали слуги, поднося все новые блюда, я знал их всех и никого не осуждал - перед лицом опасности и смерти каждый спасал себя, как мог. Они все, как один, упрямо избегали на меня смотреть, словно я был покрыт проказой или жутким образом обезображен. Впрочем, для них вид бритого коленопреклоненного раба, в которого был обращен вчерашний принц родного королевства, наверно был вселенской катастрофой.
Стоявший сзади конвоир время от времени подталкивал меня вперед, чтоб я не выпрямлялся, а стоял в угодливой склоненной позе, но ниже, в скотское корытце, пока не тыкал, словно ждал какого-то особого сигнала. Вид пищи, соблазнительный запах хорошо прожаренного мяса мутил мне голову и вызывал мучительные спазмы в пустом желудке, но намного сильнее голода меня томила жажда. Губы потрескались и пересохли, горло саднило, я с трудом глотал, и мне казалось, что исчезла даже слюна, а вместо нее во рту осталась только резкая сухая боль.
На пол все чаще летели кости, в какой-то миг я не успел отклониться, и одна из них попала мне в лицо, что вызвало среди захмелевших гостей гомерический гогот. Забава понравилась, и теперь каждый старался показать свою меткость, швыряя в меня кусками мяса и овощей. Сначала мне удавалось уворачиваться от большинства “снарядов” - пирующие были пьяны и поэтому не слишком метки, потом шанс у меня отняли. Конвоиры натянули цепь, подняв и зафиксировав в таком положении мою голову, и мне осталось лишь закрыть глаза и ощущать, как шлепает еда на лоб и щеки, стекает вниз и пачкает одежду. Я не старался что-то ухватить и съесть, но по губам текло, и я невольно слизывал, не понимая вкуса. Сколько я “съел”, не знаю, но на время голод приутих и жажда отступила.
Метание в меня едой внезапно прекратилось. Я осторожно разлепил глаза - весь угол представлял собой свинячий хлев. Такого варварства наш зал еще не знал, и я сумел даже отметить это, ужасаясь дикости наемных полководцев. Они же не степные дикари, так почему ведут себя, как необузданные звери? Павил нахмурился, махнул рукой и слуги тут же прибежали убирать. Мой лоб и щеки вытерли какой-то тряпкой, стянули с плеч сырую грязную рубаху. Штаны оставили, только стряхнули с них ошметки пищи. Во время этой кутерьмы одна из девушек сумела ткнуть мне в губы жбан, и я не справился с собой, жадно отпив пару глотков воды.
- Простите, принц, но это все, чем я могу помочь, - еле слышно прошептала она, закрывая меня от взглядов пирующих своим телом.
- Спасибо, только больше не рискуй так, а иначе пострадаешь…
- Вы правы, Ваше бывшее Высочество, - к нам подошел, покачиваясь, захмелевший Витор, - пошла отсюда прочь, потаскуха, пока не приказал отдать тебя в казармы на потеху! - он грубо отшвырнул служанку и засмеялся, глядя на меня. - Тебе к лицу эта прическа, АБО! Ты наконец-то занял подобающее тебе место, давай отпразднуем это событие и разопьем бутылочку отличного вина!
Мерзавец подцепил пятерней мой подбородок и вынудил смотреть ему в глаза, потом демонстративно вылил содержимое бокала на мою голову, причмокивая и подпрыгивая, как безумный. Все, что я мог, это вцепиться зубами в его руку, которой он весьма опрометчиво размахивал перед моим лицом. Витор взвыл от боли, грязно выругался и пару раз с силой пнул меня в живот. Скрючившись, я потерял равновесие и упал, цепь натянулась и ошейник врезался мне в шею, перекрывая дыхание.
Не знаю, подал Павил знак или тюремщики подняли меня сами, но задохнуться мне не дали. К Витору подошли два воина и вывели его из зала, что-то сказав о том, что надо отдохнуть. Я вскинул голову - Павил насмешливо и с интересом на меня смотрел, потом неспешно подошел ко мне, держа в руках большую миску с мясом.
- Прости несдержанность моих друзей, они так мало видят развлечений, - сказал он, ставя передо мной угощение, - так что я лично накормлю тебя, Або. Учитывая то, что ты лишен возможности продемонстрировать свои изысканные светские манеры, я собственной рукой вложу в твой рот первый кусок, ну а уж дальше действуй сам.
Я счел излишним выплевывать аппетитный кусман мяса, который он сунул мне в рот, и прожевал его, неспешно и с достоинством, но вот хватать из миски следующий зубами, как собака, отказался наотрез.
- А ты упрямый, принц, - насмешливо сказал завоеватель, - мне будет любопытно, сколько ты протянешь, прежде чем сломаешься и будешь ползать у моих ног, подчиняясь приказам. Негодник Витор прав, ты выглядишь теперь гораздо лучше. Готов служить хозяину?
- Иди ты к дьяволу, мерзавец! - буркнул я, сдерживая неуместную сейчас ярость, чтобы не давать ему лишний повод к торжеству. - Я никогда тебе не покорюсь, лучше убей!
- Посмотрим, раб! - отрезал он и повернулся к слугам. - Смойте с него всю эту грязь, переоденьте в чистую одежду и завтра утром приведите ко мне. Ошейник не снимать и цепи тоже!
Так кончился мой первый день в рабах.
========== Глава 3. Месть за утраченную любовь. ==========
Никто не рождается монстром. Душа ожесточается постепенно, под гнетом обстоятельств, но даже в самом черством и окаменевшем сердце всегда остается частичка прежнего человека, каким он был до всех тех испытаний, который обрушила на него суровая жизнь и людское коварство.
Павил Эйб тоже не всегда был безжалостным и кровавым наемником, каким знали и боялись его девять западных королевств. Он вырос в приюте на руках воспитателей и, не имея иной возможности выйти в люди, поступил в армию. Тяжелый период обучения закалил тело и притупил плотские желания молодого воина. Новобранцы редко выбирались в город, довольствуясь услугами дешевых шлюх в армейском борделе, бесстыдные ласки которых легко заводили неискушенные любовью тела, но так же легко забывались, не оставляя в сердцах ни трепета, ни волнения. Парни просто тупо удовлетворяли в объятиях проституток свою молодую похоть, вонзаясь в податливую и упругую женскую плоть.
Совсем иные желания и ощущения вызывали пленницы, молоденькие и чистые, многие из которых ни разу не знали мужчины. Любая война - это жестокость, кровь и насилие. Захватив чужой город и перебив вражеских воинов, победители пировали на обломках жизни, на какое-то время превращаясь в грубых ненасытных самцов, с особым садизмом мучая и терзая беззащитных рабынь. Это был отличный проверенный способ “выпустить пар” и снять напряжение, вызванное постоянным ощущением близкой опасности и смерти в бою. В отличие от большинства воинов, Павил не любил насиловать женщин, но никогда не мешал издеваться над ними своим соратникам, и даже став командиром полка, довольно равнодушно взирал на эти дикие оргии, считая их частью заслуженного триумфа завоевателей.
Служа в армии королевства Ханай, воины получали довольно мизерное жалование, с которого нельзя было не то что разбогатеть, но даже сносно устроить свою жизнь и завести семью. Казарма не тяготила только зеленую молодежь, когда же мужчина становился старше, его все больше начинал заботить быт и появлялось желание вернуться после похода не в общее казенное помещение, полное таких же одиноких, пропахших потом и кровью воинов, а в уютный дом, где витает приятный аромат свежего хлеба и жареного мяса, и где ждет его молодая жена, крепкое тело которой будет как нельзя кстати после долгого тяжелого похода и военных лишений.
Король Ханая был скуп и на прибавку жалования надеяться не приходилось, а недовольство воинов постепенно росло, вот тогда старый наставник Павила и подал ему дельную мысль уйти в отставку и стать наемником.
- Ты гениальный стратег, Павил, можно сказать, полководец от бога, и можешь выйти победителем из любой, даже самой невыигрышной позиции, - сказал он как-то вечером за кружкой эля. - Кроме того, ты лидер по натуре, тебе лишь стоит крикнуть и позвать, все тут же за тобой пойдут, не размышляя ни о чем. Создав свою собственную независимую армию, сможешь разбогатеть довольно быстро, сам знаешь, королевства без конца воюют, так что услуги наемных войск будут всегда нужны.
Наставник оказался прав, Павилу стоило лишь предложить, и сразу же почти весь полк ушел за ним, вызвав понятное бешенство прижимистого монарха. Покинув королевскую армию, они разбили собственный лагерь у подножия гор, на самой границе обитаемого мира, где не было ни одного крупного города, а только маленькие бедные деревеньки. Местный старейшина быстро понял выгоду нового соседства и не только не воспротивился вторжению чужаков на свои земли, но и оказал им всяческое содействие. Подняв хозяйство буквально за год, будущие наемники обеспечили себе надежный тыл и преданных благодарных помощников. Одновременно с полевыми работами они совершенствовали свое боевое искусство и первый же контракт принес армии невиданные дотоле доходы. Павил смог нанять работников извне, которые построили его людям уже не просто временные бараки, а настоящий каменный город, где они и жили в перерывах между походами, постепенно превращаясь в непобедимую орду безжалостных наемников, не чуравшихся никакой, даже самой грязной и кровавой работы. Вопрос при заключении контракта стоял лишь один - размер оплаты, все остальное их не волновало.
Очерствевшие сердцем и душой, они носились по миру подобно стае стервятников, наводя ужас на вражеские армии и мирных жителей. Имя легендарного предводителя стало нарицательным, им пугали детей и молодых женщин, его проклинали и ненавидели, но самому Павилу не было до этого никакого дела. Дела шли очень хорошо, а дисциплина в армии была железная - жили его люди теперь достойно, хотя и не обрастали бытом, каждый дорожил своим положением и был предан командиру, как самый верный пес.
Войны гремели непрерывно, каждый из девяти королей мечтал расширить свои владения и завоевать соседа, в этих условиях нанять Павила стало жизненно необходимым делом для любого королевства, но услуги наемников стоили все дороже. В конце концов король Таргасы опередил своих соперников и предложил предводителю независимой армии бессрочный контракт.
Павилу с первой встречи не понравился этот заносчивый надменный человек с непомерными амбициями “повелителя всего”, но колоссальная сумма ежегодного вознаграждения за труды решила исход переговоров, и армия наемников прочно обосновалась в столице Таргасы. Для военачальников были выстроены богатые дома, для рядовых воинов - удобные теплые казармы со всем необходимым, включая хозяйственные помещения, бани и бордели.
С поистине дьявольской хитростью король пытался привязать наемников Павила к службе на благо своих интересов, предлагая в жены дочерей знатных семейств, но поддались немногие, тем более что добрая треть военачальников и рядовых уже имела семьи, оставшиеся глубоко в тылу, в родном городке у подножия гор. Так что затея с треском провалилась, король не получил над армией Павила власть, и они по-прежнему считали свои столичные дома временным пристанищем, готовые в любой момент сняться с места и идти дальше.
Сам Павил не имел семьи и не стремился к этому. Король неоднократно как бы невзначай сводил его с какой-нибудь красавицей из хорошей семьи, но безрезультатно. Никто не тронул сердца предводителя наймитов, который, кстати, получил из рук монарха генеральский жезл, но относился к этому высокому воинскому званию довольно равнодушно, отнюдь не считая короля своим повелителем. Даже прослужив в Таргасе три года, он по-прежнему оставался независимым, не позволяя монарху указывать себе, что и когда обязан делать. Капризный властный государь был этим очень уязвлен, но ему приходилось мириться, ибо помощь войск Павила по-прежнему оставалась решающим фактором будущих побед.
Видимое благополучие военного союза продолжалось до тех пор, пока в столице не появилась Сильвия - та самая роковая женщина, которой было суждено навсегда поссорить непобедимого генерала с таргаским королем. Наемник увидал ее случайно, на главном невольничьем рынке столицы, где она вместе с остальными пленницами была выставлена на торги для продажи. Наверное, это была судьба, и никогда не западавший на женскую красоту железный мужчина не смог пройти мимо этой прелестной юной девушки. Он просто кинул на помост мешочек с золотом, сдернул ее за руку вниз и увел с собой, и ни один из бывших тогда на площади людей, в том числе и торговец, не произнес ни слова, обезумев от страха при виде самого смертоносного на свете человека.
Прекрасные зеленые глаза и мягкий серебристый смех… Павил впервые позволил себе чувствовать, разделить свою полную опасностей жизнь с другим человеком. Он до безумия любил ее и был счастлив, в те несколько мимолетных лет, которые провел с ней рядом, до того, как она исчезла без следа. Кто мог ее похитить и зачем? Он был тогда так слеп и ничего не замечал. Как смотрит на нее король, каким безумным дьявольским огнем горят его глаза…
Поистине любовь лишает разума и расслабляет волю. Приводит к боли, к поражению, делает зависимым и слабым. Он все это прочувствовал, все испытал - и боль, и слабость, и отчаяние, когда метался, как безумный, натыкаясь в пустых комнатах на пороги и стены. Нельзя любить, нельзя быть слабым, сила - единственное, чем стоит дорожить!