Нам грозила опасность оказаться отрезанными от блокгауза. Помимо того, мы сомневались, смогут ли Хантер и Джойс вдвоем держать оборону против полудюжины негодяев. Насчет Хантера мы были спокойны, но Джойс внушал нам некоторые опасения – он был превосходным во всех отношениях камердинером, но никаким воякой.
Поэтому мы, торопясь изо всех сил, добрались вброд до берега, оставив на произвол судьбы ялик с грузом пороха и провизии.
Глава 18
Окончание рассказа доктора. Первый день осады
Едва ступив на сушу, мы бросились бежать через чащу, отделявшую нас от блокгауза. Голоса пиратов раздавались все ближе. Скоро мы услышали топот их сапог и треск ломающихся сучьев.
Я понял, что нам предстоит нешуточная схватка, и осмотрел свой мушкет.
– Капитан, – сказал я, – Трелони бьет без промаха, но его ружье хватило морской водицы. Уступите ему свое.
Они поменялись ружьями, и Трелони, по-прежнему невозмутимо спокойный и хладнокровный, на миг приостановился, чтобы проверить заряд. Только тогда я заметил, что Грэй совершенно безоружен, и отдал ему свой кортик. Он поплевал на ладонь, насупился и пару раз взмахнул клинком, со свистом рассекая воздух. По всему было видно, что наш новый союзник решил драться всерьез.
Пробежав еще шагов сорок, мы выбрались на опушку и оказались прямо перед блокгаузом. Мы подошли к нему с южной стороны, и одновременно семеро пиратов во главе с боцманом Джоном Эндерсоном с воплями высыпали из леса у юго-западного угла частокола. Заметив нас, они остановились в замешательстве. Мы воспользовались этим и дали залп. Причем стреляли не только я и сквайр, но и Хантер с Джойсом из-за частокола. Четыре выстрела слились в один и сделали свое дело: один из пиратов повалился в песок, остальные поспешно скрылись в лесу.
Перезарядив мушкеты, мы прошли вдоль частокола, чтобы взглянуть на лежащего врага. Он был убит наповал – пуля попала прямо в сердце.
Мы еще не успели порадоваться нашему успеху, как из-за кустов грянул пистолетный выстрел, над ухом у меня просвистела пуля, и бедняга Том Редрут покачнулся и осел на землю. Мы со сквайром ответили на коварный выстрел, но поскольку стрелять нам пришлось наугад, наши заряды, скорее всего, пропали впустую. Снова зарядив ружья, мы бросились к бедняге Тому. Капитан и Грэй уже были возле него. Я сразу понял, что его положение безнадежно.
Вероятно, наш дружный огонь обратил пиратов в бегство, потому что мы без помех смогли перенести стонущего и истекающего кровью пожилого егеря через частокол в блокгауз. Бедняга ни разу ни на что не пожаловался, держался мужественно и даже ни разу не заворчал с первого дня наших приключений и до той минуты, когда мы уложили его, умирающего, в блокгаузе. Он героически защищал проход к каютам на шхуне, молчаливо и добросовестно исполнял любые приказания. И вот теперь этот старый верный слуга, настоящий друг, умирал на наших глазах.
Сквайр, опустившись перед ним на колени, поцеловал его руку и расплакался, как дитя.
– Доктор, я умираю? – спросил Том.
– Да, друг мой, – честно ответил я, – боюсь, жить тебе осталось совсем недолго.
– Хотел бы я перед смертью вернуть этим негодяям их пулю… – прошептал он.
– Том, – обратился к нему сквайр, – скажи, простишь ли ты меня?
– Сэр, разве я могу вас в чем-нибудь упрекнуть? – последовал ответ. – Будь что будет. Аминь!
Несколько минут Том лежал молча, а потом попросил, чтобы кто-нибудь прочел молитву. «Таков уж обычай, сэр», – прибавил он, словно извиняясь. Больше он не сказал ни слова, и вскоре дыхание его прервалось и он отошел.
Между тем капитан Смоллетт начал вынимать из своих туго набитых карманов всевозможные предметы: британский флаг, Библию, клубок бечевки, перо, бутылочку чернил, судовой журнал и свертки с трубочным табаком. Отыскав в ограде длинный сосновый шест, он с помощью Хантера укрепил его на кровле блокгауза, а затем, поднявшись наверх, собственноручно привязал к шесту и расправил британский флаг.
По-видимому, это доставило ему большое удовольствие. После этого капитан спустился вниз и принялся ревизовать наличные припасы, порох и оружие. При этом он изредка поглядывал на беднягу Тома, а когда тот испустил дух, капитан приблизился и накрыл его тело другим флагом.
– Не огорчайтесь, сэр, – сказал Смоллетт, пожимая руку сквайру. – Он погиб, исполняя свой долг, а воскресить старину Редрута мы, увы, не в силах.
Затем он отвел меня в сторону и спросил:
– Доктор Ливси, через какое время вы со сквайром ожидаете прибытия другого корабля, который, в случае, если мы не вернемся в срок, отправится нам на выручку?
Я ответил, что это дело долгое. Блендли обещал выслать за нами другую шхуну только в том случае, если мы не дадим знать о себе до конца августа.
– Вот и посчитайте, когда этот корабль может оказаться здесь, – закончил я.
– Выходит, сэр, – сказал капитан, почесывая в затылке, – что даже при самом благоприятном стечении обстоятельств нам придется крайне туго.
– Что вы имеете в виду? – спросил я.
– Весьма жаль, сэр, что мы потеряли груз, находившийся на ялике в последнем рейсе. Пороха и пуль у нас в избытке, но провизии очень мало. Пожалуй, нам стоило бы даже порадоваться тому, что мы лишились одного едока.
При этом он указал на тело Редрута, накрытое флагом.
В этот момент высоко над крышей блокгауза со свистом и шумом пронеслось ядро и упало далеко в лесу.
– Ого! – воскликнул капитан. – Они таки начали обстрел. А ведь пороха у этих негодяев не так уж и много!
Второй залп оказался более удачным. Ядро упало у частокола, подняв тучу песка, но не причинив вреда укреплению.
– Послушайте, капитан, – сказал сквайр. – Блокгауз не виден даже с мачты шхуны. Скорее всего, они целятся в наш флаг. Не лучше ли спустить его?
– Спустить британский флаг? – возмутился капитан. – Нет уж, сэр! Пусть это сделает кто угодно, только не я!
И все мы согласились с ним, причем не ради того, чтобы соблюсти морской обычай, но чтобы показать врагам, что мы не боимся их ядер.
Обстрел продолжался весь вечер. Ядра пиратских канониров или свистели высоко у нас над головами, или зарывались в песок перед блокгаузом. Осколки почти не причиняли нам вреда, хотя одно ядро все-таки попало в цель, пробив кровлю блокгауза и пол. Но мы скоро привыкли к этой бомбардировке и перестали обращать на нее внимание.
– Нет худа без добра, – заметил капитан. – Сейчас, судя по всему, все пираты собрались на судне. А поскольку отлив стоит на нижней отметке, наш ялик и припасы на нем показались из-под воды. Есть среди нас охотники, желающие отправиться за ветчиной-утопленницей?
Грэй и Хантер вызвались первыми. Вооружившись до зубов, они предприняли вылазку из блокгауза, но ветчина им не досталась. Пираты оказались сообразительнее, чем мы предполагали, или понадеялись на огневую поддержку Хендса. Четверо или пятеро бродили в воде, вылавливая наши припасы и перетаскивая их в стоявшую неподалеку шлюпку. Один из матросов сидел в ней, время от времени начиная работать веслами, чтобы течение не сносило посудину, а Джон Сильвер, стоя на корме, командовал. Все они до единого были вооружены мушкетами, которые извлекли, вероятно, из потайного склада на судне.
Капитан уселся на обрубок бревна и принялся заполнять судовой журнал. Вот что он писал: «Александр Смоллетт – капитан, Дэвид Ливси – доктор, Абрахам Грэй – судовой плотник, Джон Трелони – владелец шхуны, Джон Хантер и Ричард Джойс – слуги владельца шхуны, – вот и все честные люди из команды «Эспаньолы», которые высадились на берег, имея припасов на десять дней, и подняли британский флаг над блокгаузом на Острове Сокровищ. Том Редрут, слуга владельца шхуны и его земляк, убит бунтовщиками; Джим Хокинс – юнга…»
Тут я невольно задумался о судьбе бедняги Джима. Внезапно снаружи донесся чей-то крик.
– Кто-то зовет нас, – сообщил Хантер, стоявший на часах.
– Доктор! Сквайр! Капитан! Эй, Хантер, это вы? – продолжал звучать чей-то звонкий голос.
Я бросился к двери и с превеликой радостью увидел Джима Хокинса: целый и невредимый, он перебирался через частокол.
Глава 19
Рассказ Джима Хокинса. Гарнизон в блокгаузе
Как только Бен Ганн заметил над лесом британский флаг, он остановился, схватил меня за руку и присел.
– Там, наверно, твои друзья, – сказал он.
– Скорее всего, там бунтовщики, – ответил я.
– Быть этого не может! – вскричал он. – В глухом месте, где нет никого, кроме джентльменов удачи, Сильвер поднял бы черный пиратский флаг, можешь не сомневаться. Нет, там твои друзья. Вероятно, произошла стычка, они одолели противника, а теперь засели в блокгаузе, который когда-то выстроил Флинт. О, это был парень с головой! Только ром мог лишить его разума, и он никого не боялся, кроме, разве что, одноногого Сильвера.
– Ну что ж, раз за частоколом наши, надо идти туда!
– Ну уж нет, приятель, – возразил Бен, – погоди. Ты – славный парень, но еще совсем мальчишка. А Бен Ганн хитер. Даже ромом не заманить меня туда, куда ты собрался. Сначала я должен повидаться с главным из ваших джентльменов и заручиться его словом. Не забывай об этом. Главное – вот так и скажи ему – побольше доверия, и при этих словах ущипни его вот эдак.
И он в третий раз с многозначительным видом ущипнул меня за руку.
– Когда же Бен Ганн понадобится тебе, ты знаешь, где его найти, Джим. На том же месте, где мы встретились сегодня. Тот, кто придет за ним, должен быть один и держать в руке белый платок. Скажи им, что у Бена Ганна есть на то важные причины.
– Хорошо. Мне кажется, я вас понимаю. Вы хотите что-то предложить и желаете видеть сквайра Трелони или доктора Ливси. И с вами можно встретиться там, где я вас нашел, верно? Но в какое время?
– Допустим, между полуднем и шестью часами вечера, – сказал он.
– Отлично. Тогда я иду.
– А ты ничего не забудешь, Джим? – спросил он с тревогой. – Скажи им, что мы должны поговорить как мужчина с мужчиной. Доверие возникает только при личной встрече. А теперь ступай, Джим. Надеюсь, если ты столкнешься с Сильвером, то не выдашь ему Бена Ганна? А? Даже если он станет пытать тебя?
Его слова заглушил грохот пушечного выстрела. Шагах в ста от нас ядро рухнуло в чащу, ломая сучья. В тот же миг мы оба бросились бежать в разные стороны.
Обстрел продолжался целый час, и ядра то и дело шлепались в лесу. Я пробирался через заросли, прячась за стволами, и мне то и дело казалось, что следующее ядро летит прямо в меня. Потом я несколько попривык, но все равно еще не решался приблизиться к блокгаузу, вокруг которого ядра падали особенно часто. Сделав большой крюк, я оказался в рощице на берегу и залег там, решив понаблюдать за шхуной.
Солнце уже село, вечерний бриз ворошил листву деревьев и рябил свинцовую поверхность залива. Обнажившиеся во время отлива отмели тянулись далеко от линии прибоя. Воздух после дневного зноя быстро остывал; я начал зябнуть в своей куртке.
«Эспаньола» стояла на якоре на прежнем месте, над ней развевался черный пиратский флаг. Наконец на палубе шхуны в последний раз блеснул багровый огонек, и по острову эхом прокатился последний пушечный выстрел. Обстрел завершился.
Лежа в своем укрытии, я следил за пиратами. Несколько человек неподалеку от блокгауза зачем-то рубили топорами судовой ялик. Близ устья речушки горел большой костер, а между берегом и шхуной беспрерывно сновала шлюпка. Матросы, еще нынче утром выглядевшие угрюмыми и недовольными, теперь слаженно гребли и весело перекликались. По их голосам я догадался, что тут не обошлось без рома.
В конце концов я решился подобраться к блокгаузу. Я находился довольно далеко от него, у основания низкой песчаной косы, замыкавшей бухту с востока и почти достигавшей до Острова Скелета. Поднявшись на ноги, я увидел неподалеку приметную белую скалу, возвышавшуюся среди низкорослого кустарника. Я подумал, что это и есть та самая белая скала, о которой упоминал Бен Ганн, и что, если мне понадобится лодка, я буду знать, где ее отыскать.
Я продрался сквозь заросли, приблизился к частоколу с тыльной стороны и стал кричать. Нечего и говорить, что друзья встретили меня с непередаваемой радостью и воодушевлением.
Подробно поведав им о своих приключениях, я отправился осматривать блокгауз. Его стены, кровля и пол были сложены из неотесанных сосновых бревен. Настил пола в некоторых местах поднимался фута на полтора над землей. Рядом со входом бил небольшой родник. Струйка воды стекала в некое подобие бассейна, роль которого играл здоровенный чугунный котел с прохудившимся дном, врытый в песок «по самую ватерлинию», как выразился капитан.
Внутри блокгауз был почти пуст, и только в одном углу виднелся грубо сложенный из камней очаг с железной решеткой для углей. Все деревья со склона холма и внутри частокола были срублены и пошли на постройку. Судя по пням, раньше здесь шумела целая роща. Во многих местах, очевидно, из-за ливней, песчаный грунт был размыт, осыпался и осел. Только там, где из котла вытекал ручеек, росли зеленый мох, папоротник и низкорослый ползучий кустарник. С внешней стороны недалеко от частокола начинался старый сосновый лес, а ближе к берегу моря виднелись вечнозеленые дубы.
Резкий ночной ветер задувал во все щели блокгауза и засыпал пол мелким песком. Песок попадал в глаза, хрустел на зубах и плясал в котле с водой, словно крупа в супе. Отверстие в кровле заменяло дымоход, но дым его игнорировал и расползался по всему помещению, вынуждая нас кашлять и утирать слезы.
Наш новый сторонник Грэй, получивший от пиратов удар ножом в лицо, сидел у стены с перевязанной доктором щекой, а рядом неподвижно лежало все еще не погребенное тело бедняги Тома Редрута, прикрытое флагом.
Если бы мы сидели сложа руки, то, должно быть, быстро впали бы в уныние. Но капитан Смоллетт не терял времени даром. Созвав нас, он разделил весь маленький гарнизон блокгауза на два отряда: в один попали доктор, Грэй и я, в другой – сквайр, Хантер и Джойс. Несмотря на общую усталость, двоих отправили в лес по дрова, а еще двое начали копать могилу для Редрута. Доктор взял на себя обязанности повара, меня поставили караулить вход, а капитан расхаживал между нами, подбодряя нас и помогая, если в том возникала нужда. Время от времени доктор, надышавшись дыма, выскакивал из помещения с красными слезящимися глазами, чтобы глотнуть чистого воздуха. При этом мы с ним успевали перекинуться словечком.
– Каким же молодчиной оказался наш Смоллетт! – восклицал доктор. – Даже почище меня. А уж если я так говорю, то это что-нибудь да значит, Джим!
В другой раз он помолчал немного, потом, склонив голову набок, взглянул на меня и спросил:
– А надежный ли человек Бен Ганн, как по-твоему?
– Не знаю, сэр, – отвечал я, – мне кажется, что он немного не в своем уме.
– Вполне возможно, – согласился доктор. – Человек, который три года грыз ногти на необитаемом острове, не может быть в таком же порядке, как я или ты, Джим. Это противоречит законам природы. Ты говоришь, он истосковался по сыру?
– Да, сэр.
– Превосходно, Джим. Полезно быть лакомкой. Ты, наверно, не раз видел мою табакерку, но ни разу не видел, чтобы я нюхал из нее табак. И все потому, что в табакерке у меня лежит кусок пармезана – отменного итальянского сыру. Его-то мы и преподнесем Бену Ганну!..
Перед ужином мы похоронили старого Тома, после чего постояли несколько минут, обнажив головы, у его песчаной могилы. Посланные в лес доставили огромную вязанку хвороста, но капитан остался недоволен и сказал, чтобы завтра мы работали поживее. Затем каждый из нас проглотил свою порцию ветчины и запил ее стаканом горячего грога.
Сквайр, доктор и капитан долго совещались между собой, но, видимо, так ни к чему и не пришли. Провизии у нас было так мало, что мы рисковали умереть с голоду задолго до прибытия помощи. У нас оставалась единственная надежда – перебить как можно больше пиратов, заставить оставшихся спустить черный флаг и покинуть остров на «Эспаньоле». Из девятнадцати негодяев теперь осталось только пятнадцать, причем двое из них были ранены. Мы должны были беречь своих людей и истреблять пиратов при всяком удобном случае. У нас было только два надежных союзника: ром и губительный климат.