А утром в порту при виде глубоких воронок у причалов и разрушенных кирпичных складов возникло иное, сложное и противоречивое чувство. Враг все же уходит — нужны ли такие разрушения? Однако именно сегодня налет на рейд был бы весьма кстати. Но сводка для Савицкого будет положена в «почтовый ящик» для радистки только на следующее утро. А корабль не задержится и к рассвету уже исчезнет за горизонтом.
За один сегодняшний день у Тони накопилось столько наблюдений, что, пожалуй, радистке придется выходить на связь два раза в сутки.
Во-первых, срочное донесение о том, что гитлеровцы готовят взрыв в порту; во-вторых, в порт начинают прибывать с фронта потрепанные части эсэсовской дивизии; в-третьих, в семнадцать часов в открытое море вышел транспорт с солдатами, трюм его наполнен зерном.
К шести часам вечера она уже разнесла все пакеты и заняла свое привычное место за маленьким столиком в углу приемной — сюда она переложила документы, чтобы зарегистрировать в большой амбарной книге.
Корабельников и не требовал такого тщательного делопроизводства, но, заметив услужливую педантичность девушки, счел нужным отметить это поощрительной улыбкой.
В семь тридцать, когда за окном начало смеркаться, Корабельников вызвал к себе Марию-Семеновну. Разговор, очевидно, был очень важным, потому что оба говорили, понизив голос до шепота, так что, если бы Тоня не прислушивалась, можно было бы подумать, что за дверью полная тишина.
Через две минуты Мария Семеновна вышла и, сдерживая волнение, начала собирать вещи.
Нагнувшись над своей амбарной книгой, Тоня терпеливо вписывала в графу краткое содержание очередной бумаги. Полная сосредоточенность, ни одного взгляда ни на дверь, ни в сторону Марии Семеновны.
Наконец Мария Семеновна поднялась и направилась к двери. И в это мгновение Тоня подняла глаза, а Мария Семеновна обернулась.
Дуэль взглядов! «Что произошло?» — настойчиво спрашивали глаза Тони. «Могу ли я доверить тебе эту тайну?» — мучительное колебание выражали глаза Марии Семеновны.
Наконец одна из них победила. Тоня!..
Мария Семеновна быстро подошла к ее столу и нагнулась.
— Оставлен Николаев, — прошептала она. — Но это тайна! Смотри никому! Расстреляют!
— Что же делать? — также шепотом спросила Тоня.
— Пришла пора каждому подумать о себе!.. — Мария Семеновна постояла еще несколько мгновений, пальцы теребили сумку, выдавая охватившее ее смятение.
— Вам чем-нибудь помочь? — тихо спросила Тоня.
Мария Семеновна улыбнулась, пожала плечами и вышла. Тоня подошла к окну — Мария Семеновна быстро направлялась к выходу из порта. «Странно, — подумала Тоня, — она так тщательно собиралась, словно решила никогда не возвращаться». Потом поднялась на цыпочки и распахнула настежь форточку.
В комнату ворвался свежий ветер. За окном темнели груды проржавевшего металла. Обрушившиеся стропила сгоревших еще в начале войны складов, брошенные орудийные стволы, броня подбитых танков, сваленные в кучу шестерни и коленчатые валы, похожие на изломанные руки, — все это казалось огромным мрачным кладбищем. У причалов замерли корабли. Там мелькали огни и двигались тени. «Что же будет?.. Что происходит? — тревожно думала Тоня. — О чем они говорили? Что он ей сказал? И почему так тихо в его кабинете?»
Едва только она присела за свой стол, как в приемную вышел Корабельников. В нем словно что-то сломилось, плечи были опущены, руки как-то безвольно висели вдоль тела. Увидев Тоню, он удивленно приостановился на пороге:
— Ты еще здесь? Что делаешь?
— Много работы, Петр Петрович, — привстала Тоня.
Он мельком взглянул на записи в амбарной книге.
— Пустым занимаешься делом!.. — Постоял в трудном раздумье, тяжко вздохнул. — Посиди. Схожу к начальству.
И все же не забыл выпустить язычок замка и прихлопнуть дверь.
«А что, если я уйду?» — подумала Тоня, понимая, что, как только она сейчас закроет форточку, возникнет цепь событий, которые она уже не сможет контролировать.
Нет, если она уйдет, это будет равносильно провалу. Корабельников наверняка обвинит ее в сговоре. «Терпи, Тонька», — сказала она себе и захлопнула форточку.
Она приготовилась ждать, но не прошло и двух минут, как послышались в коридоре быстрые шаги нескольких человек, кто-то, очевидно, остался для наблюдения, а в приемную вошли трое: Бирюков и двое незнакомых парней.
— Быстро! Быстро!.. — скомандовал Бирюков.
Один из парней выхватил из-за пазухи ломик и вогнал его между дверьми. Раздался треск, и дверь отскочила.
— Действуй! — строго крикнул Бирюков второму парню, с черными усиками.
Тот быстро связал Тоню и воткнул ей в рот кляп. Она не знала, сколько прошло времени. От волнения все, что происходило вокруг, теряло очертания, как бы растворялось в тумане.
Очнулась оттого, что ее кто-то сильно тряс за плечи, потом выплыло чье-то лицо. Сначала она не могла понять, чье оно, и вдруг разом, словно ее ударило током, сознание включилось, и она поняла, что лежит на полу, а над ней испуганное лицо Корабельникова.
— Жива?
— Жива, — прошептала Тоня.
— Подняться можешь?
Он помог Тоне подняться, ввел ее в кабинет, положил на диван, а сам присел рядом.
Полуприкрыв глаза, Тоня наблюдала за ним, стараясь понять, удалось ли Бирюкову, завладеть аусвайсами.
— Ты их знаешь? — вдруг спросил Корабельников.
Тоня молчала.
Он поднялся, подошел к занавешенному окну, постоял и вернулся назад.
— Какие дураки! — сказал он досадливо. — Столько дел натворили, а с завтрашнего дня форма пропусков меняется… — Он вынул платок и приложил его ко лбу Тони. — Компресс поможет…
Тоня тихо застонала, выигрывая время и стараясь понять, что он предпримет.
Он смочил платок холодной водой из графина и снова приложил ей ко лбу.
— Слушай, Тоня, — он впервые назвал ее по имени, — ты сейчас пойдешь домой, но ни одному человеку не проговоришься о том, что здесь произошло… Открой глаза!
Она открыла.
— Сядь.
Сделав усилие, она присела и, пораженная, на несколько мгновений забыла о том, что и ее голову не пощадили. Только сейчас она рассмотрела, что у Корабельникова окровавлены скулы, почти начисто оторван ворот рубашки, а пиджак лопнул на спине. Видимо, ему досталось крепко.
— Петр Петрович! — сказала она. — Надо заявить!..
Он поднял кулак и потряс им перед ее лицом:
— Я тебе заявлю!.. Молчи!.. И никому ни слова… Даже Марии Семеновне! Понятно?..
— Понятно.
— А если проговоришься, знай — это будет твоим концом… Иди!.. Ну, иди, говорю!.. Завтра на работу не опаздывай.
Тоня шла темной дорогой к выходу из порта, потрясенная неожиданным открытием: Корабельников не хочет предавать напавших на него. Почему?.. Кто он?.. На что он намекал? Неужели он подозревает, что она связана с подпольем?
Сейчас так был бы необходим Федор Михайлович с его добрым и острым умом…
Глава девятая
Молчание Дауме не означало, что он бездействует. Трижды он посылал своих агентов в катакомбы. Двое исчезли, а третий, особенно хорошо подготовленный, сумел выдать себя за парашютиста, направляющегося для связи штаба Третьего Украинского фронта с катакомбами.
Он разговаривал с командиром партизанского соединения и даже сумел добыть документ, в котором указан состав отряда и количество оружия. Однако при внимательном изучении в гестапо пришли к заключению, что к парашютисту отнеслись с недоверием и сводка составлена с целью дезинформации. Так или иначе, но агент подтвердил, что из случайных, подслушанных разговоров можно сделать вывод, что Фолькенец все же находится в катакомбах. Но как его оттуда вызволить? Он пытался связаться с теми, кто был переодет в красноармейскую форму и находился в катакомбах, но это не удалось.
К Тоне Дауме потерял всякий интерес: как агент она кончилась в момент бегства из катакомб. Конечно, она принесла важные сведения, но зато себя саморазоблачила. О том, что она поступила в порт и бегает с причала на причал, разнося пакеты, он знал и удивлялся тому, что ее так долго не ликвидируют люди из катакомб. А ведь у них связь с портом налажена.
С каждым днем напряжение в Одессе нарастает. Слухи просачиваются сквозь, казалось бы, самые надежные заслоны. На Дерибасовской закрываются рестораны и магазины. Поездами, через Кишинев на Бухарест и дальше, спешат уехать те, кто только недавно, казалось, уже надежно держал в своих руках бразды правления. А в то же время тысячи горожан целыми семьями уходят в катакомбы, присоединяясь к партизанам.
На совещании у начальника гестапо Гесслера Дауме получил серьезный выговор за бездействие. Необходимо срочно блокировать катакомбы, завалить шахты, через которые поступает воздух, взорвать выходы! Пусть все, кто там находится, погибнут.
А как же быть с Фолькенецем? На этот вопрос Дауме получил недвусмысленный ответ. Гесслер пробурчал, что, конечно, его волнует судьба полковника, но обстоятельства требуют принятия чрезвычайных мер.
Так в одну минуту была решена «проблема» Фолькенеца. Дауме со спокойной совестью принялся за подготовку операции.
Вернувшись от Гесслера, он пригласил к себе командира саперной роты капитана Таубера, они долго изучали план катакомб, решая, где нанести удар.
А к вечеру Таубер с двумя обер-лейтенантами поехал на рекогносцировку. Они выехали на шоссе и поехали в направлении Тирасполя. Здесь, невдалеке от города, особенно часто действовали партизаны. Недавно они убили шестерых солдат, которые везли на машине мясо.
Вот виднеются скотные дворы, постройки, силосные вышки, а за ними, среди оврагов, — шахты и входы в катакомбы.
Таубер вернулся в Одессу к вечеру, доложил Дауме план действий. Он сожжет все постройки в районе действия его группы, чтобы вырвавшиеся из катакомб не смогли найти себе убежище, а затем методическими взрывами начнет заваливать входы в шахты.
— Сколько солдат вы возьмете с собой? — спросил Дауме.
— Взвода вполне хватит, — ответил Таубер.
Если бы только они знали, что именно в эти минуты а глубине катакомб, в одном из глухих отсеков, заседает военный совет!
Здесь уже стало известно, что три немецких офицера бродили по оврагам и делали отметки на карте. И не надо было обладать особой прозорливостью, чтобы понять: нужно ожидать удара.
Один за другим выступали командиры. Все понимали, что, если выжидать и бездействовать, это приведет к гибели всех, кто находится в катакомбах. Они будут замурованы живыми. Но неизвестно, когда и какой дорогой пойдут подрывники. Сколько их будет?.. Вероятнее всего, что нападение будет совершено ночью. Ночь всегда союзница внезапности.
Егоров вызвался организовать разведку дорог, чтобы определить наиболее вероятное направление, по которому будут двигаться подрывники.
Несколько групп вышли из катакомб и разошлись и разные стороны.
Через несколько часов они вернулись, и командиры вновь собрались для окончательного решения.
Егоров доложил выводы. Наиболее удобный путь для противника — через совхоз, где можно организовать исходную базу. Поэтому он предлагает устроить несколько засад: на основном направлении, а также на тех дорогах, которыми противник может воспользоваться.
Обсуждение не продолжалось и десяти минут. Было решено немедленно собрать вооруженные группы и, когда начнут сгущаться сумерки, выйти к намеченным местам для засад.
Группу разведчиков, которые должны были сообщать, когда появятся гитлеровцы, возглавил Егоров.
Он должен был присоединиться к Тоне, но она передала ему через связного, что ему нужно на два дня задержаться: новые документы для него у Тюллера еще не готовы.
Глава десятая
Как только на другое утро Тоня вошла в приемную, то сразу поняла, что Мария Семеновна ушла навсегда. Папки, сложенные вчера вечером, лежали. Рядом с ними на столе валялась пачка кем-то небрежно брошенных документов. Надрывно звонили телефоны, и этот перезвон в пустой комнате лишь усиливал ощущение, что в сердцевине механизма, который еще недавно казался надежно слаженным, началось необратимое разрушение.
Дверь в кабинет, как всегда, закрыта наглухо, и по тому, что из-за нее не доносится приглушенного толстыми стеклами рокота начальственного голоса, Тоня поняла — шеф где-то задерживается.
Все, что вчера произошло, казалось ей странным, неестественным, так не совмещалось поведение Корабельникова с устоявшимся у нее представлением о том, как должен был бы он повести себя в д а н н ы х обстоятельствах.
Судя по всему, он вернулся, когда группа еще находилась в кабинете. Но что между ним и Бирюковым произошло? Почему он приказал молчать?
Всю ночь она думала, думала. Может быть, не возвращаться в порт, а отправиться в катакомбы? Савицкий наверняка поймет, что она так поступила не из-за трусости… Но потом размышления незаметно перешли в другую фазу. Ну хорошо, если даже Бирюков арестован, то все равно он никогда ее не выдаст.
Идет Корабельников! Она уже привыкла к резкому стуку его подкованных каблуков.
Корабельников переступил порог приемной, подтянутый, спокойный, как всегда; убедился, что Марии Семеновны нет, и повернулся к Тоне.
— Зайди, — коротко приказал он.
Ссадины на его щеках были запудрены; очевидно, он старался скрыть следы вчерашней баталии.
Тоня вошла в кабинет и остановилась перед столом. Впервые она видела Корабельникова как бы отключенным от потока дел, неторопливо двигавшегося по кабинету. Он даже не прикоснулся к трубке зазвонившего белого телефонного аппарата. Тоня уже знала, что это прямая связь с начальником порта.
— Садись, Тоня… Нет, нет, поближе, — сказал Корабельников; в тоне его не было обычной раздраженности, которая отпугивала от него людей; сейчас он сосредоточился на какой-то беспокоившей его мысли.
И Тоня подумала, что Мария Семеновна все же знала его лучше, чем другие.
Корабельников вынул сигарету, закурил и ладонью медленно развеял облачко дыма.
— Ты давно связана с Бирюковым? — спросил он как-то очень буднично, словно не сомневаясь в том, что это так и есть, а лишь требуется небольшое уточнение.
— Вы говорите про того, кто меня ударил?
— Я не знаю, кто из них тебя ударил. Я говорю о том, кто их возглавлял. Ну, вот что, Тоня, поговорим откровенно. Давай подумаем, почему они тебя не… убрали. Ты ведь для них нежелательный свидетель.
— Но они… и вас не тронули? — Тоня улыбнулась, стараясь в то же время вникнуть в смысл его вопросов.
Он кивнул головой:
— Верно. И для этого были определенные причины.
— А может быть, меня хотели убить?
— Но ты осталась чудом жива? — Он насмешливо поклонился: — Поздравляю…
— Это было так неожиданно! Они вошли… и тут же один из них на меня напал.
Корабельников помолчал, рассматривая Тоню.
— Почему ты, уйдя отсюда, не донесла в гестапо?
— Вы же сами приказали мне молчать, — сказала Тоня, подняв на него удивленный и в то же время преданный взгляд.
— Только поэтому?..
— Я решила — вы поступите так, как нужно.
— А если бы я теперь попросил тебя об одной услуге? Разыщи Бирюкова и скажи ему, чтобы он зашел ко мне в два часа дня.
— А где его можно найти?
— Где-нибудь на железнодорожных путях. Ну, иди!.. И забудь все, о чем мы сейчас говорили.
Она вышла из его кабинета в еще более смятенном состоянии, чем вошла. Что же произошло в то время, когда она находилась без сознания? На какую причину он намекал? Кто он? Не новый ли вариант Короткова?
Она пошла в сторону железнодорожных путей. Только что прибыл санитарный эшелон, и началась разгрузка. Тяжелораненых сразу же на носилках переносили в машины, которые доставляли свой печальный груз к причалам, и там постепенно накапливалась длинная очередь у трапа корабля. Легкораненые сами ковыляли по дорогам и тропинкам, вытоптанным между груд ржавого железного лома.
Такого количества искалеченных людей Тоня еще не видела. Один солдат, у которого была почти по бедро ампутирована правая нога, ковылял на костылях и при этом умудрялся наигрывать на губной гармонике.