— Думаешь, тебя обманули?
— Приемник мог стоять с деньгами в комнате, когда сейф был уже пуст.
— Конгениально! Нет, мне, честно, жаль этого Зайцева. Башковитый парень!
— Слишком башковитый. Но пока это предположение. А в туалете посмотреть стоит. Денег–то мы не нашли.
Сосновский вышел, а Мазин задумался, припоминая подробности разговора в бухгалтерии. Что сказал тогда Зайцев? Кажется: «Решил спасать имущество. Раз уж тут начали…»
А Устинов?
Игорь вспомнил, как главбух, наклонившись над бумагами, крутил что–то в руках. «Что же он крутил? Да, я подумал, что Устинов не курит, а тот достал папиросу. И вставил ее в мундштук. Вот оно! Вставил в мундштук. В тот самый, прогоревший, искусанный, который лежит сейчас в сейфе у Деда. Или не в тот?».
— Санузел не в лучшем состоянии. — Появился Боб. — Но там не завалялось даже гривенника.
Неожиданно в дверь постучали.
— Кто здесь? — спросил Сосновский.
На пороге стояла пенсионного вида женщина:
— Вы из милиции, товарищи?
— Да. Что вам нужно?
— Я хотела бы сообщить важные сведения.
— Проходите, — пригласил Боб скептическим тоном. Женщина не внушала ему надежд.
— А это ваш товарищ? — спросила она, оглядев Мазина.
— Он со мной, — подмигнул Боб Игорю, но посетительница восприняла его слова абсолютно серьезно, и с этой минуты обращалась только к Борису, сочтя его за начальство.
— Я тут во дворе живу.
— Припоминаю. У вас чудесный пушистый котик.
Посетительница зарделась юным румянцем:
— Нет, пушистая — это кошечка, а котик — рыженький, тигрового оттенка, настоящий красавец…
Боб решил, что позволять ей распространяться не стоит:
— Понятно, понятно. Как вас зовут, кстати?
— Калерия Саввична… Ах, неужели это правда, что Вадик исчез?
— К сожалению, да. Иначе мы бы не были здесь.
— Бедный юноша. Я его помню с самого раннего детства. Мальчик — сирота, воспитывался без материнской ласки. Его некоторые не любили, он был вспыльчив, это правда. И резок иногда, но я убеждена: у него золотое сердце. И он не терпел хамства. А ведь эта Фатима, простите меня, это же настоящая хамка. Да что удивительного? Вы интеллигентный человек и поймете. Ее почтенный папаша был просто дворник. Обыкновенный дворник.
— Простите, но имеет ли это отношение к делу?
— Сейчас, а как же… Она, например, терпеть не может животных. Я, конечно, не об этом хотела сказать. Я хотела сказать, что, возможно, я оказалась невольной свидетельницей… Видите ли, Вадик исчез восьмого числа…
— Да, восьмого.
Калерия покосилась на соседскую стенку и понизила голос:
— Хотя я и не уверена, но сочла долгом сообщить, что именно я видела его последней.
— Интересно.
— Это было утром, рано утром. Видите ли, у меня больна сестра, очень больна. И хотя врачи уже не надеются, ей необходим уход. И я ночую у нее, когда могу. Муж у сестры тоже болезненный человек, и больше никого. Сын работает в Архангельске. Поэтому моя помощь необходима… Понимаете?
— Да, конечно.
— Когда я ночую у сестры, я возвращаюсь рано, потому что мои кисы, они рано поднимаются, и я им нужна… Вы знаете, животные требуют большого ухода.
— Это было часов в семь?
— Даже раньше. Наверно, в шесть. Я видела Вадима последний раз. Он встретился мне на улице.
— Возле дома?
— Немного выше. На следующем квартале.
— Не помните, Калерия Саввична, он нес какие–нибудь вещи?
— Нес, конечно, нес. Маленький чемоданчик. Я подумала, что Вадик собрался в командировку.
— Зайцев шел на автобус? — спросил Мазин.
— Нет! Он перешел улицу и сел в машину.
— Какого цвета была машина?
— Не помню. В то утро был туман.
— А вас не удивило, что Зайцев садится в машин? Ведь у него не было своей машины.
— Нет, я не удивилась, я решила, что тот человек хочет его подвезти.
— Какой человек?
— Да ведь Вадик был не один. Он был с человеком.
— Вы могли бы его описать?
Калерия заколебалась. Наверно, ей от души хотелось помочь, но в конце концов она покачала головой:
— К сожалению, нет. Я не рассмотрела его. Помню только, что он был в кепке.
— Ну, а внешне? Высокий? Худой? — спрашивал Борис. — Молодой? Старый? Может быть, хромой?
— Нет, не хромой. Хотя… Кажется, он прихрамывал. Возраст я не могу назвать, но старше Вадика. Такой солидный. Не толстый, но солидный, в темном пальто.
— Простите, — вмешался Мазин. — Калерия Саввична, Зайцев поздоровался с вами?
— Нет, не поздоровался. Он не видел меня. Они прошли стороной, впереди меня. Перешли дорогу и сели в машину оба, сначала мужчина, потом Вадик, и уехали. Больше я ничего не знаю.
— Спасибо.
— Это может пригодиться?
— Думаю, что да.
— Ах, я очень рада, очень. Так приятно быть полезной. Ведь нас, пенсионеров, многие совсем со счета списали. А мы хотим приносить пользу. Но не все это понимают. Вот эта хамка, Фатима, она просто покоя не дает моим животным. Они постоянно под угрозой! Скажите, пожалуйста, неужели нет никакого закона…
Сосновский обнял ее за плечи:
— Все есть, Калерия Саввична. Для хорошего человека и закон найдется. Только не сейчас. Сейчас мы с Игорем Николаевичем очень заняты, прямо перегружены. Так что о животных давайте в другой раз побеседуем, в более подходящей обстановке.
Борис подтолкнул соседку к двери.
— Ну и как? — спросил он у Игоря.
— Полагаю, денежки тут искать больше незачем.
— Слава богу. Мне надоела эта халупа. Но каков тип в кепочке? — Тебе он никого не напоминает?
Борис потер лоб:
— А тебе?
— Я подумал о владельце мундштука.
— Думаешь, это он забыл мундштук?
— Мог. Сунул мимо кармана впопыхах. Следовательно, у нас есть две приметы: мундштук и кепка. Мундштук — дело верное, а кепка ерунда. Мало ли людей в кепках!
— Есть еще одна примета: мужчина в кепке прихрамывал.
— Постой… Устинов?
Игорь кивнул.
— Ну, знаешь!..
— Мундштук его. Это факт. А дом на плане?
Полковник испытывал неловкость. Ему не хотелось говорить с Филиным.
— Вы, Игорь Николаевич, человек молодой и медициной не интересуетесь. Не взяли вас еще болячки за бока. А среди нашего брата Филин — светило. Попасть к нему в клинику — ой–е–ей как трудно. Правда, «поговаривают, что пациенты в долгу не остаются, но профессор не взяточник. Поставьте–ка себя на место излеченного человека! Разве не возникнет чувства благодарности? Отсюда и его образ жизни — квартира, дача, машина… Все это он заслужил, наверняка. А вот со стервой этой связался зря. Опозорила! И нам предстоит сообщить старику. Незавидная задача… Эх, седина в голову, а бес в ребро! Но, между нами, женщина завлекательная. И чего она нашла в том мозгляке!
— Все–таки он помоложе профессора.
— Да? В самом деле…
Они ехали в институт, где договорились побеседовать с Филиным. Приглашать профессора к себе Скворцов счел нетактичным, ехать домой было неудобно — не стоило встречаться с Дианой.
— Вы не допускаете, что она сообщница Зайцева?
— Нет! Чепуха. Баба ни в чем не нуждалась. И не могла быть сообщницей. Доступа–то к сейфу она не имела! Нет, это лишнее. Особенно теперь, когда начинает просматриваться Устинов…
Но об Устинове говорить не стали.
Секретарша профессора встретила их в приемной:
— Валентин Викентьевич ждет вас.
Скворцов вздохнул и пошел за ней.
Филин привстал тяжеловато:
— Заходите, пожалуйста!
Было заметно, что он не в лучшей форме.
— Приходится вас отрывать, Валентин Викентьевич, и даже расстроить.
— Я готов все выслушать и знаю, что неприятности мои, к сожалению, не кончились.
— Вот именно, к сожалению! Вы уж простите нас, профессор, но я и Игорь Николаевич, так сказать, в порядке служебного долга вынуждены сообщить, что крепко подвела вас ваша супруга.
Полковник выговорил все залпом и остановился, чтобы отдышаться. На Филина он не смотрел. Но тот сказал просто:
— Я знаю, Петр Данилович.
Мазин увидел, как Деду сразу полегчало.
— Я знаю. Это расплата за ошибки. Никогда не стоит забывать о своем возрасте.
— Но вы узнали… когда?
— Как всегда в подобных случаях, мужья узнают последними. Я узнал об этом после гибели Зайцева.
— Прошу прощения, профессор, это не любопытство. Как все случилось?
— Я вас понимаю. И надеюсь на вашу скромность. К счастью или к несчастью, я известен в городе…
— Ну что вы! Это понятно. Ни я, ни Игорь Николаевич не злоупотребим вашим доверием.
— Благодарю вас. Скрывать мне, увы, нечего. Когда Диана Тимофеевна узнала о смерти этого человека, она очень переволновалась… Хотя он оказался негодяем и по отношению к ней, но вы понимаете: женщина и логика — вещи разные. Видимо, она любила его. Я вынужден так говорить, но это правда. Она была настолько расстроена, что сама рассказала мне обо всем.
Полковник крякнул:
— Представляю, как неприятно вам было.
— Да, несладко.
— И чем же кончился этот… разговор?
— Он мог закончиться только одним: выяснилось, что оставаться вместе нам невозможно.
— Да–а… От души сочувствуем, Валентин Викентьевич. Но это не все. Нам, как ни тяжело, придется побеспокоить вашу супругу.
— Разве это необходимо?
— Что делать? Она была близка с Зайцевым. А он сейчас главная фигура в деле о хищении. Денег–то мы пока не нашли.
— Неужели вы полагаете, что Диана Тимофеевна…
— Нет, что вы! Конечно, нет. Она не может быть его соучастницей. Но во всей этой истории так много темного, особенно бегство Зайцева. Короче, Диана Тимофеевна, общаясь с ним, могла что–то заметить, обратить внимание на какие–то факты, мелочи в его поведении, связи, знакомства, поступки, которые теперь, в свете ставшего известным, могут приобрести новую, так сказать, окраску.
Профессор потрогал виски.
— К сожалению, об этом я не подумал. В подобных обстоятельствах притупляется рациональное начало. Поступаешь в основном эмоционально. Я допустил ошибку, которая затруднит вашу работу. Я потребовал, чтобы Диана Тимофеевна немедленно покинула меня.
— Ну, это понятно.
— Она покинула город.
— Вот как! Это сложнее.
— Да. Жить на даче по ряду обстоятельств она не пожелала. Короче, Диана Тимофеевна улетела в Куйбышев, к матери. Мы решили, что она уедет немедленно, взяв с собой самое необходимое, а потом я вышлю по адресу своей бывшей тещи остальные вещи. Да и для развода нам потребуются определенные контакты. Мы ведь были официально зарегистрированы.
Скворцов повернулся к Мазину:
— Придется тебе, Игорь Николаевич, проветриться немножко, подышать волжским воздухом.
Мазину ехать не хотелось, но возражать он не стал.
— Вот, Валентин Викентьевич, с основной, неприятной так сказать, частью мы и закончили. Теперь осталась ерунда.
— Слушаю вас.
Полковник достал мундштук и покрутил в руке, будто собираясь вставить папиросу:
— Знаете, где я взял эту штуку?
Профессор покачал головой:
— Не знаю. Я считал, что вы не курите.
— Не курю. Мундштучок не мой. Это вещественное доказательство, вещдок, как у нас говорят, и я специально прихватил его. Думал, узнаете.
— Позвольте, — попросил Филин, — откуда вы его взяли? Кажется, мне знаком этот мундштук.
— Попробуйте вспомнить, где вы могли его видеть.
Филин наморщил лоб:
— Он напоминает мундштук нашего главного бухгалтера. Константин Иннокентьевич заядлый курильщик.
— Пожалуй, вещица эта его. А нашли мы мундштук в вашей машине. На сиденье рядом с Зайцевым.
— Невероятно! Устинов никогда не ездил в моей машине.
— Он не управлял автомобилем?
— Что вы хотите сказать?
— Просто спрашиваю: может ли Устинов управлять машиной?
— Знаете, полковник, я всегда свою работу считал нервной, но теперь вижу, что ваша похуже. Подозревать всех и вся… Лучше не разгибать спины над больным!
Скворцов постучал мундштуком по столу.
— В каждой работе есть неприятные стороны. Но и вы и я вынуждены считаться с фактами. А мундштук найден в машине. Однако не говорите об этом Устинову, договорились?
— Я бы и не решился никогда.
— Правильно. Ну, держитесь, профессор! Не поддавайтесь бедам. Мы с вами в таком возрасте, когда на вещи нужно смотреть философски.
— Спасибо.
Филин проводил их до двери…
— Между прочим, тебе, кажется, неохота лететь в Куйбышев? — спросил Скворцов уже в машине Мазина.
— Не очень, — ответил удивленный Игорь. Он был уверен, что ничем себя не выдал. — Здесь бы поработать…
— Борис, значит, полетит?
— Если он будет возражать, я готов отправиться.
— Хитер! Не откажется Борька. Его хлебом не корми с такой дамочкой пообщаться. Но села она в лужу крепко, а?
— Я ей мало сочувствую.
— Пуританин ты. А я шире смотрю. Болеть за нее не болею, но понять могу. Торговали кирпичом, а остались ни при чем! Вот мы и приехали.
Полковник был прав. Боб против поездки в Куйбышев не возражал.
— Проветриться не мешает, — сказал он. — А то мы погрузились в такие мрачные тайны, что мозги шиворот–навыворот заворачиваются. Проедусь — может, со стороны что–то покажется… Ты, конечно, рассчитываешь тем временем взять быка за рога. Но, я думаю, дудки! Ничего вы тут с Дедом быстро не достигнете. Попомни мое слово: дельце это свои сюрпризы не исчерпало.
Боб был настроен оптимистично и уже видел себя фланирующим по волжской набережной. Однако сложилось все иначе.
— Вот вам адрес, Борис Михайлович. Ехать нужно немедленно. Заказывайте билет на самолет по телефону и марш домой собираться! — приказал полковник.
При всей внешней легкомысленности Сосновский оставался человеком осмотрительным. Поэтому, получив адрес матери Дианы и ее служебный телефон, он, вместо того чтобы ехать домой, позвонил в Куйбышев.
— Знаешь, бывает разное, — пояснил Борис Игорю. — Вдруг она еще куда–нибудь подалась! Зачем без толку аэрофлот обременять?
Срочный вызов дали быстро.
— Вы — мать Дианы Тимофеевны?
Женский голос издалека:
— Кто спрашивает?
— Один ее знакомый. Скажите, пожалуйста, Диана Тимофеевна сейчас у вас?
— Где?
— Она поехала к вам два дня назад.
— Что вы говорите! Нету ее у нас.
— А где же она?
— Не знаю. Вы меня перепугали ужасно. Вы не попутали? Может, Дина дома?
— Нет. Она поехала к вам.
Сосновский осторожно положил трубку.
— Слыхал? — спросил он у Игоря.
— Возможно, мамаша врет.
— Не думаю. Голос был перепуганный.
Борис стал набирать новый номер:
— Аэропорт? Говорят из уголовного розыска. Нам требуется справка: была ли в числе пассажиров, улетевших позавчера в Куйбышев, Диана Тимофеевна Филина?.. Да! Проверьте по документам все рейсы. И транзитные тоже. Если нет среди позавчерашних, посмотрите вчерашние!.. Спасибо. Я жду… Все это мне крепко не нравится, — сказал он Мазину и снова закрутил телефонный диск. — Справочное вокзала? Когда приходит в Куйбышев поезд, отправившийся позавчера? Уже там? В восемнадцать четырнадцать? Благодарю.
Еще звонок.
Автовокзал? У вас есть рейсы в Куйбышев? Нет прямых? А через Куйбышев? Тоже нет? Спасибо.
Мазин молча наблюдал за его активностью.
Наконец Сосновский перестал звонить и сформулировал выводы:
— Автобусом она уехать не могла. Поездом… Если бы она выехала поездом, то уже была бы в Куйбышеве, а ее там нет. Посмотрим, что скажет авиация, но я знаю, что они скажут.
Он ошибся.
Из аэрофлота позвонили минут через десять:
— Это вы запрашивали о Филиной?
— Мы, девушка, мы. Что, не нашли?
— По документам, Филина Д. Т. вылетела в Куйбышев позавчера рейсом номер 2754, в тринадцать часов двадцать минут.
— А самолет не пропал?
— Неуместная шутка!
— Какая там шутка! Это наш самолет или куйбышевский?
— Самолет АН–25 приписан к нашему аэропорту. Командир корабля — товарищ Алексеенко.