— Когда в тридцать девятом явились немцы, референты сказали: вот та сила, что поможет нам создать самостийную Украину. Служите честно фюреру, и он подарит нам Великую Украину без жидов, поляков, русских, Украину только для украинцев. И мы служили фюреру во имя будущей самостийной Украины: помогали ему очищать Польшу от жидов и поляков, чтобы он потом помог нам очистить Украину от жидов и русских… Но у человека есть не только уши, чтобы слушать, но и глаза, чтобы видеть, и голова, чтобы думать. В сорок первом мы впервые увидели наших братов из–за Карпат: украинцев–красноармейцев, сбежавших из германских концлагерей. Услышали от них об Украине, о том, как они там жили. После этого мы стали меньше верить своим референтам и проводникам… А в сорок четвертом пришла Красная Армия и принесла нам голос Советской Украины, которая кличет всех закордонных украинцев к себе, в единую украинскую державу. И мы поняли: великую Украину не нужно создавать, она уже есть. Есть там, на востоке, за Карпатами. Там родина всех честных украинцев.
На поляне стояла тишина, и слова четового доносились и к замершему строю оуновцев, и к десятку казаков–автоматчиков, сопровождавших Шевчука, и к самооборонцам, которые были посланы окружить на всякий случай место предстоящей встречи с бандитами. Четовой смолк и застыл в ожидании ответа Шевчука. Ответа, к которому тот до сих пор не был готов. Опять выигрывая время, он спросил:
— Сколько человек в чете?
— Тридцать два.
— Все пришли добровольно?
— Так точно… — Четовой на миг замялся. — Было четверо несговорчивых: эсбист и трое его прихвостней. Сейчас они все в соседнем овражке лежат. Хочу добавить еще одно: ни один мой боевик ни разу не стрелял в солдат Красной Армии, зато все мы просим позволить нам идти с вами против… бандер.
— Показывай свое воинство.
В сопровождении четового, продолжавшего держать руку у виска, Шевчук двинулся вдоль строя оуновцев. Со скоростью, с которой он шел, наверное, передвигаются черепахи, но ему нужно было время. Очень нужно.
Как поступить? Самый простой способ — это отправить националистов под надежным конвоем в комендатуру. Однако дорогу в комендатуру знает и четовой, а он туда не пошел. Почему? Потому что он со взводом явился не сдаваться, то есть выходить из борьбы, а продолжать ее, но уже на стороне своих вчерашних противников. Искупать свою вину они намерены не когда–то, а немедленно, и не словесными раскаяниями и клятвенными обещаниями, а личным участием в бою, который с минуты на минуту может начаться рядом. Как сейчас поступят с ними: доверят оружие или, не поверив в искренность их поступка, отнесутся как к обыкновенным пленным бандитам, будет знать вся округа, в том числе и националисты. Вы — первые из здешних оуновцев, столь смело и открыто бросившие вызов своим главарям, но разве нет в бандах других людей, готовых последовать вашему примеру? Конечно, есть. Ваша судьба явится важным доводом в принятии ими решения: оставаться в банде или прекратить бессмысленное сопротивление и явиться с повинной. Вот как обстоит дело, подполковник.
Шевчук остановился у оконечности строя, повернулся к четовому, сопровождавшему его с ладонью у шапки.
— Вольно. Возьмите свое оружие сами и прикажите сделать это взводу.
Чековой поднял свой пистолет, кинжал, укрепил их на ремне.
— Взвод! — прозвучала его команда. — Трезубы долой! Оружие на ремень! — Когда это распоряжение было выполнено, он спросил у Шевчука: — Кому прикажете сдать взвод?
— Это будет решено после боя. В случае, если вы не справитесь с командованием или взвод пожелает иметь другого командира. А пока прикажите людям разойтись и приготовиться к маршу.
— Взвод, разойдись! Быть готовым к построению!
Строй бывших оуновцев рассыпался, однако их командир остался на прежнем месте.
— Жду ваших вопросов, гражданин подполковник.
— Их два. Первый: что решили предпринять ваши бывшие главари, узнав об окружении базы Бира?
— Мне об этом неизвестно. В сотнях существует строгое правило: каждый посвящается лишь в то, что ему непосредственно предстоит сделать.
— Второй вопрос: какое задание было поставлено перед вами?
— Задержать ваш отряд, когда он поспешит на помощь тому, что выступил из Мазурков.
— Почему мы должны спешить ему на помощь?
— Точно не знаю. Но имею по этому поводу свои предположения.
— Слушаю их.
— Задачу мне ставили сотники Щур и Рудый. Вывод: они выполняют какое–то общее задание. Их объединенные сотни имеют задание устроить засаду на ваш отряд из Мазурков. Место засады выбрано примерно в полутора часах ходьбы от села. Задача моей четы — помешать взаимодействию ваших двух отрядов. Согласно сообщениям моих разведчиков ваш отряд в пути уже час пятнадцать минут. Другими словами… — бывший четовой замолчал и выжидающе посмотрел на Шевчука.
— Другими словами, примерно через четверть часа мы сможем проверить, насколько верны ваши предположения, — спокойно договорил Шевчук. — Даже если они ошибочны, как говорится, береженого бог бережет… Радиста ко мне! — приказал подполковник стоящему невдалеке казачьему сержанту. — Быстро!
— Идут! — раздался голос наблюдателя.
На крохотной скальной площадке возникло оживление. Наводчик МГ приник к прицелу, его напарник поправил коробку с патронами, выровнял ползущую из нее ленту. Щур приложил к глазам бинокль. Казачий головной дозор появился именно там, откуда его ждали: из–за невысокой выветренной каменной глыбы на склоне горы. Дозорных было пятеро: двое с ручными пулемётами, трое с автоматами, все в маскхалатах. По тому, что у троих на головах были кубанки, а у двоих лохматые шапки, Щур определил, что казаков ведут проводники из местных самооборонцев. Пускай ведут: места на горных склонах и в низине, вокруг которой затаились боевики Щура и Рудого, хватит на всех гостей в кубанках и шапках. Пуль тоже…
Двое дозорных, пулеметчик в кубанке и автоматчик в лохматой шапке, метнулись от выветренной глыбы к толстому дереву, залегли за ним. Трое других, пригнувшись и держа оружие на изготовку, заскользили между кустов по склону в низину. Оставили за спиной широкую каменную проплешину и замерли за деревьями, выставив из–за них оружейные стволы.
Не отнимая бинокля от глаз, Щур довольно усмехнулся. Всё, казаченьки и самооборонцы, закончилась ваша прогулка в горы. Вернее, закончится через несколько минут, когда произойдет то, что должно случиться в этой низине между двумя горными хребтами. Здесь, где устроена засада, самое широкое ее место, там, куда вы направляетесь, самое узкое: длинная щель–тропа среди отвесных скал. Участок прохода, где должен произойти бой, не может внушить вам подозрений: ровная, шириной в километр низина, на ней кое–где отдельные кусты и деревья. Справа — почти неприступные горные склоны, слева — глубокое ущелье, за которым высятся скалы… Зато впереди идеальное для засады место: открытая для наблюдения, петляющая среди скал тропа, легко простреливаемая сверху и с боков. Лучшего для засады места не сыскать!
Щуру было хорошо видно, как казачьи дозорные приблизились к началу низины, залегли в траве. Один из тех, что были в кубанках, начал осматривать окрестности в бинокль. Не обнаружив ничего подозрительного, он и пулеметчик побежали по низине к ближайшему кусту, присели за ним. Когда у куста оказалась и тройка их товарищей, эта же пара переместилась к следующему кусту. А вскоре дозорные достигли противоположного конца низины, скрылись среди камней и деревьев. Теперь под прикрытием пулеметов головного дозора должны появиться в низине главные силы казачьего отряда.
— К бою! — скомандовал Щур пулеметчикам, доставая из–за пояса ракетницу.
Первые казаки из ядра отряда вступили в низину. Держась на шаг друг от друга, они быстро направились к своим дозорным. Казаков десяток, два, три. Идут в полный рост, не прикрываясь кустами и деревьями, как это делали дозорные. Посреди низины казаки разделились на три группы и перебежками двинулись в разные стороны: одна группа к началу тропы, другие — к подножию скал справа и слева от нее. Что ж, вражеским командирам в осторожности не откажешь: не полагаясь на два пулемета дозорных, они усилили их еще тремя.
Однако почему через низину идет только этот взвод? Где остальные казаки? Что это они выдумали? Казаки, находившиеся у выветренного камня, растекались от него вправо и влево, обходя низину по периметру. Одна казачья цепь появилась у края ущелья, за которым на скальной площадке устроился Щур, вторая огибала низину в противоположном конце, там, где начинался один из хребтов. Почему казаки так поступили? Ведь только что низину спокойно пересек их головной дозор и передовой взвод, почему не проследовать их маршрутом основным силам отряда? Вместо этого казачьи командиры поступили так, словно знали об устроенной засаде и избегали ее. Что за чушь лезет в голову. Откуда им знать о засаде? Откуда их сверхподозрительность именно в этой низине, где мало–мальски сведущий в военном деле человек никогда не устроит засады? Неужели все–таки что–то пронюхали? Но от кого и как? Чушь, чушь!
Однако вовсе не чушь то, что казаки предпочли обойти низину… А ведь именно там сосредоточены основные огневые силы. Восемь валунов в низине, восемь МГ с расчетами в норах между ними. Шесть запасных лент–коробок на пулемет, секторы обстрела спланированы и выверены так, что во всей низине не оставалось ни одного непростреливаемого клочка земли… Внезапный огонь этих пулеметов должен был смести в низине все живое, а последующая одновременная атака обеих оуновских сотен довершила бы полный разгром казаков и самооборонцев. Этот прекрасный план сейчас летел к черту!
Но приказ остался приказом: противник не должен очутиться у базы Бира. Не удалось покончить с казаками моментальным ударом из засады, придется ввязываться с ними в затяжной бой.
Щур поднял ракетницу, нажал пальцем на спуск.
Местом своего пребывания Хрын избрал заросший мелколесьем овраг на полпути между базой Бира и засадой на казачий отряд из Мазурков. Боевики его сотни в полной боевой готовности лежали и сидели среди кустов и деревьев, а он и Шершень обосновались под натянутой на колья плащ–палаткой. Согласно приказу Шершня, Стах, проводивший деблокирование базы Бира, и Щур, командовавший засадой, должны были каждый час присылать в «штаб» своих гонцов о положении дел. Первое тревожное сообщение поступило от Щура. Прочитав присланную сотником «штафету», Шершень передал ее Хрыну, а сам указал гонцу на камень рядом с навесом.
— Присядь и отдышись. — Когда гонец унял сбившееся во время быстрой ходьбы дыхание, Шершень предложил: — Теперь расскажи, что у вас приключилось.
— Будто бы ничего. Они в нас стреляют, мы — в них.
— Вот и расскажи, кто и откуда стреляет, — вступил в разговор Хрын. — Начни с того, как вы повстречались с казаками.
— Повстречались как повстречались, они шли от Мазурков. Перед засадой разделились на четыре части: одна сразу переметнулась на другой бок низины, другая двинулась следом за первой, а две четы охватили низину с пулеметами справа и слева. Когда начался бой…
— Почему казаки разделились? Может, кто–то из ваших их вспугнул раньше времени или чем–то себя выдал? — поинтересовался Шершень.
Гонец какое–то время молчал, затем облизал губы, зыркнул по сторонам и единым духом выпалил:
— Зрада … Полная зрада.
— Дойдем и до зрады, — остановил гонца Хрын. — Давай–ка по порядку. Значит, казаки разделились… Что дальше?
— Пан сотник Щур пустил ракету, и мы врезали по Советам изо всех стволов. Казаков, что шли через низину, скосили в миг. Правда, они успели три ближайших к ним пулемета гранатами забросать… Крепко досталось и вражьей группе, что первой низину пересекла: то место у нас також заранее пристреляно было… И если бы не казаки, что охватили низину с боков… — Боясь, что наговорит лишнего, гонец смолк. Потом выпалил: — Зрада, друже сотник, продали нас.
— Теперь можно о зраде, — разрешил Хрын.
— Уцелевшие казаки заняли оборону, началась перестрелка. Все, как обычно: они — в нас, мы — в них, каждый стремится оказаться повыше над противником. Поначалу бой складывался в нашу пользу, а потом нам в спину ударили казаки из Крышталевичей. Незаметно подкрались почти вплотную, смели огнем и гранатами наши пулеметы на скалах и пошли в штыки. А промеж тех казаков была наша чета с самим четовым Догурой!.. Вместе с казаками боевики Догуры ходили в атаки и стреляли в нас. Зрада, подлая зрада! Как тут можно было устоять? Вот почему пан сотник Рудый просит подмоги.
— Может, сами справитесь? — спросил Хрын. — Разбить казаков — одно, а уйти от них — другое.
Гонец отрицательно затряс головой.
— Какое уйти? Сотник Щур убит, Рудый ранен, в строю осталось всего восемьдесят боевиков. Вся надежда на твою подмогу, друже сотник, — умоляюще глянул гонец на Хрына.
— Иди отдохни, — проговорил Шершень. — А сотнику Рудому мы поможем, обязательно поможем. — Когда гонец заковылял от навеса, он спросил у Хрына: — Сам пойдешь с сотней или останешься при мне?
— Пойдешь? Куда? — насмешливо посмотрел Хрын на Шершня. — Уж не к Рудому ли?
— К нему. Или хочешь позволить Советам добить его?
— Позволить? К сожалению, моего позволения им на это не требуется. Четовой Догура свое подлое дело сделал умеючи, и на сотнях Щура и Рудого можно ставить крест.
Шершень, сдерживая себя, сцепил зубы. Проклятый Догура! Хрын фактом перехода четового к Советам может объяснить неудачу операции. Какие доводы он, Шершень, сможет привести в свое оправдание? Никаких… Значит, не нужно обострять отношений с сотником. Черт с ними, Рудым и его боевиками. Собственная шкура куда дороже.
— Неужто дело Рудого так плохо? — беря себя в руки, спокойно спросил Шершень. — Восемьдесят человек при пяти станкачах могут продержаться долго.
— Могут, но не в их ситуации. Казаки уничтожили три пулемета и нарушили систему огня, значит, в низине образовались непростреливаемые участки. А казаки вояки опытные, обнаружить эти «мертвые» зоны для них труда не составит. Обнаружат хоть одну — всем пулеметам конец.
— Пулеметчики могут сменить позиции.
— Конечно… на могилу. Поверь моим словам, друже, и давай забудем о Щуре и Рудом. Тем более, что у нас имеется действительно важное и неотложное дело — спасать сотни Бира и Стаха.
— Спасать? От кого или чего?
— Этого не скажу, поскольку точно и сам не знаю. Однако чую, что хлопцев Бира и Стаха скоро может постигнуть та же участь, что боевиков Щура и Рудого. Помнишь, я говорил, что Советы вряд ли сунутся в лес просто так, на авось, а наверняка постараются подготовить нам какую–нибудь ловушку?
— Помню. Но разве не угодили в ловушку Щур и Рудой? Может, на измену Догуры, который запродался Советам еще до боя, казаки и делали свою ставку?
— Нет. Откуда они могли знать, какой план боя мы примем и что именно Догуру выставим на прикрытие своей засады. Действуй чета Догуры в составе сотни, его переход к Советам был бы невозможен. Уверен, что Догура — это лишь счастливая для Советов случайность, а не заранее подготовленный в их операции козырь.
— Существует ли этот козырь вообще? — усомнился Шершень. — Когда они собираются использовать его? Уж не стращаем ли мы сами себя придуманной угрозой?
— Не думаю. Козырь Советов должен сыграть в самый ответственный момент боя, а он покуда не наступил. Что происходит у базы Бира? Сотня Стаха смяла один из обложивших базу вражьих заслонов, соединилась с хлопцами Бира и вкупе с ними ведет бой с казаками. Ничего опасного ни для нас, ни для них… Каковы дела в низине? Наша засада не удалась, обе стороны понесли ощутимые потери, бой продолжается. Однако его исход не решен окончательно ни в одном месте… Советы сейчас ждут, когда мы введем в дело наш резерв, мою сотню. Где это случится — у базы Бира или в низине — там и будет решаться судьба их операции. Там они и преподнесут нам свой сюрприз. И никак не раньше.
— Выходит, нужно как можно дольше не вводить в бой наш резерв? А сделать это лишь после того, как Советы раскроют свои козыри?
— Так нужно сделать, но уже нельзя. Бира и Стаха мы можем спасти, покуда держатся хлопцы Рудого и силы казаков разъединены. Мы должны поспеть к базе Бира раньше, чем там окажутся казаки из низины. В путь нужно выступать немедля! Жду приказа, друже надрайонный проводник.