Пашка посмотрел на чайник в руке и обернулся.
— Какие такие меры?
— Разложу прямо здесь, на тебя это обычно очень хорошо действует в плане обретения душевного равновесия.
— Но-но! — Пашка погрозил пальцем разошедшемуся Алику и все же поставил чайник на газ. — Все радикальные меры только за надежно запертой дверью!
— Не думаю, что…
— Алька непостоянна, как наша погода, — Пашка указал пальцем в сторону окна, где порывы ветра крутили крупные белые хлопья. — Одного раза более чем достаточно, второго раза за день моя психика не выдержит.
Алик прижал его к себе и поцеловал, забрался руками под тонкую ткань футболки и погладил. Пашка снова, как в первый раз, залился румянцем — что за манера без конца тискаться? Но, по правде сказать, ему нравилось, хотя и казалось довольно странным: в их семье, где верховодила строгая бабушка, было не принято касаться друг друга. Пашка не смог бы вспомнить такого момента, когда она его или Альку обнимала, гладила по голове и как-то еще выражала свои чувства. Может, в раннем детстве и было такое, может, мать была чуточку ласковее с ними, но в памяти ничего не отложилось.
Чайник засвистел, давая понять, что вскипел. Пашка нехотя отодвинулся, выключил газ и поставил на стол чашки. Когда на кухню ворвалась мокрая и взъерошенная Алька, они чинно пили чай, сидя на разных концах стола.
— Погода жуть! Налейте и мне чая. — Она тут же умчалась в ванную мыть руки.
Пашка возвел глаза к потолку, а Алик уронил голову на руки и затрясся от едва сдерживаемого смеха.
— Ну и что ты смеешься, — вернувшаяся Алька была сверх меры деятельна: выдвигала табуретку, наливала себе чай, старательно искала по шкафчикам конфету — а вдруг завалялась — и говорила, говорила, говорила: — мы с Лизкой так до площади и не дошли, вдруг налетел такой шквал, и все в лицо, в лицо. Мы думали переждать где-нибудь, хоть в аптеке, но Лизке позвонил хахаль, Димас, который дальнобойщик. Рейс у него отменился и пригласил он ее в кино. Эта дурища и побежала — как же, счастье такое привалило. А я что, одна пойду? Ну и вернулась. Погода премерзкая, может быть позже схожу или завтра.
— Ты бы порепетировала, — мягко прервал ее Алик.
— Ой, да что там репетировать, — она махнула рукой. — Таланта во мне ни на грамм, усердием одним не восполнить, сколько ни мучай инструмент. Главная задача подготовиться ровно настолько, чтобы не вылететь. А что там будет стоять в зачетке, без разницы, дальше музыкального педагога в школе я вряд ли поднимусь.
— Если бы ты все же старалась, то могла бы в оркестр…
— Павлик, десятая скрипка в захудалом оркестре не предел мечтаний. И чтобы не подводить других, мне придется пахать как проклятой просто для унылого среднего уровня. Так скажи мне, о многомудрый старший брат, зачем?!
— Не представляю тебя в школе, какой из тебя учитель, — Пашка в раздражении отставил почти пустую чашку подальше, получилось, как будто стукнул по столу. Алька нахмурилась.
— И я не представляю, — согласилась она и выпятила подбородок.
— Тогда зачем мучиться в консерватории? — удивился Алик.
— Корочка. Нынче без бумажки никуда. Бабушка опять же мечтала, что я выучусь на скрипачку. Пусть она там с небес порадуется.
— Ой, все! — Пашка не выдержал, вскочил.
— Ну что все-то? Я хочу быть музыкальным критиком. Музыкальное образование мне не повредит.
— Алевтина, какой к хренам критик?!
— А такой! — Алька вскочила и уперла руки в бока. — Я, между прочим, уже внештатный корреспондент «Музыкальной жизни»! И редактор мной доволен, обещал взять на полставки летом.
— И почему я об этом не знаю?
— И почему ты об этом не знаешь? Может быть, потому что не хочешь?
— Могла бы и рассказать, — Пашка обиделся и ушел с кухни. Сестра называется, секреты развела. Было бы чего скрывать.
Алик о чем-то говорил с Алькой. Пашка пытался не слушать, хотя дело себе нашел в непосредственной близости от кухни. Он старательно примеривал ржавый шпингалет на видавшее виды дверное полотно, выискивая более-менее целое место — за много лет замки столько раз переставляли, что это оказалось тем еще квестом. И насколько все было бы проще, оставь соседка ключ…
— А я думаю, куда ты делся, — Алик, в отличие от Альки, ходил совершенно бесшумно, и Пашка вздрогнул от неожиданности и тут же почувствовал, как щекам прилила кровь.
Он промолчал, крутил в руках отвертку, смотрел на ее острое жало и не знал, что говорить. Было немного боязно, что Алик сейчас похвалит за сообразительность или хозяйственность, что прозвучало бы невыносимо пошло, но тот просто кивнул, провел пальцем по заусенцам, сколупнул отошедшую краску, думая о чем-то своем.
— Пойдем, порепетируем.
— Господи, мы так готовимся, будто собираемся выступать в Кремле!
— Неважно где, главное, чтобы нам самим не было стыдно.
— А еще мимо вполне может пройти какой-нибудь продюсер и обратить внимание, — Алька высунулась из-за двери и сделала круглые глаза.
— Конечно, делать нечего продюсерам перед Новым Годом, как только по переходам шляться, — буркнул Пашка.
— Иди, Пашенька, репетируй. Дело полезное перед тем, как восстановиться на курсе. Кстати, у тебя очень заметный прогресс, скажи спасибо Алику.
— Спасибо, — процедил Пашка.
— Не обижайся, но тебе еще работать и работать, чтобы обратить на себя внимание какого-нибудь дельца от музыки. Но прогресс очевиден, да.
Пашка хотел надуться, но Алик незаметно погладил его по бедру и мягко улыбнулся — что ж, на правду не обижаются.
— Ладно, пошли репетировать. Будем удивлять почтенную публику своим профессионализмом.
========== - 9 - ==========
Перед Новым годом народ стал щедрее. В футляр сыпалась мелочь, перемежаемая разноцветными купюрами, и Алька время от времени собирала бумажные деньги и прятала в карман, хмуря лоб и что-то подсчитывая в уме. Павел завел себе раскладной стул и играл сидя, опустив голову и не обращая внимания ни на что. Алекс же с удовольствием разглядывал лица и раскланивался с постоянными слушателями, надеясь, что его все-таки никто не узнал: отросшая борода хорошо скрывала черты. Еще бы очки надеть, но оставалось полагаться на надвинутую на самые уши шапку и несуразное пальто — денег на ненужную покупку было жаль.
— Завтра Глеба выписывают, — во время короткого перерыва сказал Павел. — Поеду помогать до дома добраться. Репетиции не будет скорее всего.
— Я рад, что он поправился.
— Какое там, — Павел тряхнул головой и заправил выбившуюся прядь за ухо. — Еще пару месяцев будет восстанавливаться, перелом очень сложный, две операции. Хорошо хоть на Новый год домой отпустили.
— Это да, — нейтрально сказал Алекс; что Алька и Павел мотаются к своему другу почти каждый день, он знал, но по какой причине тот попал в больницу, ему интересно не было.
— Еще надо подарки покупать, Алик, ты что хочешь? — Алька, наконец, справилась с вычислениями и перестала морщить лоб.
— Мне ничего не надо, не стоит тратиться.
— Ну как же так, праздник же!
— Тогда носки, — решил Алекс, потому что они не могли пробить сильную брешь в бюджете.
— О! Точно, я видела в одном месте очень симпатичные.
Алекс с подозрением покосился на Альку, но та выглядела просто довольной своей идеей, и подвоха он не ощутил.
— Еще играть будем? — хмуро поинтересовался Павел. — Или домой?
— Можно и домой, — Алька собрала последние деньги и убрала в карман. — Алик?
— Как скажете.
После холодного перехода в квартире показалось неожиданно уютно. Алекс повесил пальто на вешалку, кинул на полку шапку и пошел мыть руки. Алька на кухне суетилась, накрывая на стол. Кажется, на ужин сегодня был суп.
— Шампанское будем покупать?
— Какой Новый год без шампанского! — Алька погрозила пальцем брату. — Иначе желание загадать не получится.
— Ты уже слишком взрослая, чтобы верить в такую ерунду.
— Паш, ну никакого же вреда от этой традиции нет, чего ты взъелся?
— Тогда я тоже загадаю: чтобы у гребанного агентства хватило денег нас расселить. Хочу нормальную квартиру, устал жить в этом, — Павел обвел рукой кухню.
— А я не хочу! Предложат квартиру в тмутаракани, как Семеновым. До остановки автобуса четверть часа шлепать, потом до метро ехать… Не хочу! Пусть это агентство окончательно обанкротится и оставит нас в покое.
— Угу, общагу сделают, чтобы денег срубить.
— Алик, ну вот ты хотел бы жить на каких-нибудь выселках? — Алька ухватилась за край стола и наклонилась к Алексу, ища поддержки. — Или же в центре, где вся инфраструктура и вообще.
— Центр, конечно, лучше, с одной стороны, — Алекс попытался проявить дипломатию, ссориться с Павлом не хотелось. — Но меня лично жутко раздражает собор с его колокольным звоном. А почему вас не расселяют? Последние же остались, я так понимаю.
— Когда только все начиналось, бабушка уперлась и отказалась от вполне пристойного варианта, поэтому нас оставили на потом. А потом, как всегда, суп с котом — грянул кризис. Теперь наша квартира висит балластом у агентства недвижимости, желающих отвалить несколько десятков миллионов не находится. Да и народ научился считать деньги, прикидывают налоги и все остальное. Здесь еще ремонт капитальный нужен, в общем, так и живем. На чемоданах. Боюсь, что до нас очередь уже не дойдет, контора на ладан дышит. Поэтому общага для мигрантов вполне реальная перспектива. Так-то, — Павел щелкнул сестру по лбу, а та отвесила ему шлепок пониже спины.
Алекс едва не рассмеялся от такой непосредственности, но сдержался и принялся за суп.
— Оставь тарелку, я помою, — Алька зевнула, прикрыв тыльной стороной ладони рот.
— Спасибо. Я, пожалуй, пойду спать. Устал что-то.
— Ты не заболел? — встрепенулась Алька и сразу же пощупала ему лоб.
— Нет, спал плохо, — Алекс покосился на залившуюся румянцем причину его плохого сна: Павел рассматривал ногти и делал вид, что не слушает.
— Спокойной ночи тогда.
— Спокойной, — Алекс, не торопясь, умылся, почистил зубы и пошел в свою комнату. Лег на довольно ровный для своих лет матрас и закрыл глаза, погружаясь в сладкую полудрему.
— Подвинься.
Алекс вздрогнул и открыл глаза. В розоватом свете уличного фонаря на фоне открытой двери Пашка с каким-то тюком в руке казался фигурой странной, почти сюрреалистической.
— Паш? — Алекс лег на бок, не понимая, что происходит.
Павел же положил подушку рядом с головой Алекса, прошлепал босыми ногами к двери, запер ее на прибитую не далее как сегодня щеколду и вернулся обратно.
— Двигайся, — сказал он и забрался под одеяло. — Я тут подумал, чего бегать по ночам туда-сюда, раз уж Алька все знает, то надо пользоваться.
Алекс обнял напряженное тело, прижался ближе:
— Надо, — сказал он и рассмеялся. — Только давай сегодня поспим, правда, рубит уже.
Алекс задремал под размеренное сопение под боком, разморенный теплом и каким-то особенным уютом, ему даже начало сниться что-то приятное, но его разбудил стук в дверь и жалобное:
— Мальчики! Если вы там уже ничем таким не заняты, то не могли бы вы пойти спать в нашу комнату? Я боюсь одна!
Рядом послышался отчетливый стон, Павел зашевелился, неловко приподнялся, ойкнул, когда случайно дернул себя за волосы, и от души чертыхнулся. Алекс, не сдержавшись, хрюкнул от смеха и тут же зажал себе рот.
— Ну что, вместе пойдем, или? — шепотом спросил он, отдышавшись и радуясь, что скудный свет уличного фонаря скрывает выражение лица.
— Ма-альчики! — донеслось из коридора. — Ну будьте же милосердны, мне правда страшно. Па-аш?!
— Вместе, — буркнул Павел и сел, свесил ноги на пол и яростно потер лицо: — И почему тебя не съел страшный подкроватный монстр, а? — крикнул он, но все-таки пошел открывать.
— Какой монстр, Паш? Там по черной лестнице кто-то ходит, и голоса…
— Аль, черный ход забит вот такенными гвоздями, — Павел развел руки почти на полметра и душераздирающе зевнул. — Иди уже, ложись, бояка. Сейчас придем.
Закутанная в одеяло Алька постояла чуть-чуть, покачиваясь, как былинка на ветру посреди скошенного луга, и побрела обратно. Алекс поднялся, зевнул вслед за Павлом и сунул под мышку подушки.
— Идем?
— Угу, куда деваться. Никакой личной жизни, — пожаловался Павел и, едва переставляя ноги, пошел вслед за сестрой.
Алекс двинулся следом, хотя с большим удовольствием остался бы у себя, но что-то подсказывало, что так поступать не стоит. Внутреннему чутью Алекс всегда доверял, обижать едва-едва высунувшегося из скорлупы Павла не хотелось — чего доброго, снова замкнется в себе, взрастит очередные комплексы… С каких пор чужие переживания стали иметь для него значение, Алекс затруднился бы сказать, но Павел почему-то уже не воспринимался именно чужим. Впрочем, его сестра, кажется, тоже…
Он покорно устраивался на разложенном диване у стены, разглядывая в полумраке контуры мебели и темный угол с высоченной изразцовой печью — в такой атмосфере, пожалуй, не грех и забояться. Алекс еще какое-то время прислушивался к звукам ночного города, но ни подозрительных шагов, ни голосов, ни тем более попыток прорваться в запертую квартиру так и не дождался. Павел лежал на спине рядом, напряженно вытянувшись и, похоже, был занят тем же самым — прислушивался. Алька крутилась на своей кровати у противоположной стены — не могла устроиться и заснуть.
Павел перевернулся на бок, лег лицом к нему. Алекс ожидал какой-нибудь жалобы: «Заснуть не могу» или «Зачем нас сюда притащили, все тихо», - но Павел потянулся губами к его губам. Алекс напрягся — комплексы комплексами, но заниматься сексом под боком у юной девушки все же слишком большой экстрим. Но Павел так не считал, с каким-то безбашенным отчаянием терзал его губы и прижимался все крепче. Алекс приоткрыл рот, чтобы охладить пыл увлекшегося любовника, но властный язык тут же проник внутрь. Алекса разобрал смех — мальчик быстро учится, — и он стал даже получать удовольствие от самой ситуации, от остроты и пикантности ощущений, собираясь все же жестко пресечь дальнейшее непотребство. Павел опомнился первым. Отстранился с явной неохотой, уткнулся лбом в плечо и затих, только сбитое дыхание показывало, как трудно ему это далось.
Алекс улыбнулся, погладил его по волосам, Павел потянулся за лаской, как бездомный котенок… Ассоциация была слишком сильной, и внутри появилось какое-то незнакомое щемящее чувство. Алекс запустил пальцы в лохматую шевелюру и принялся бережно массировать затылок Павла, тот удовлетворенно вздохнул и перекинул ногу через его бедро. Алекс продолжал легонько перебирать его волосы, пока сам не заснул.
Утро застало их в объятиях друг друга. К счастью, Альки в комнате уже не было, иначе конфуза было бы не избежать.
========== - 10 - ==========
У Пашки в душе все пело. Утро началось замечательно, они с Аликом немного потискались в постели перед тем, как встать, благо Алька очень вовремя свалила по каким-то своим девчачьим делам. Пашка надеялся, что она поехала на учебу, а не решила пошляться по ярмарке — тратить деньги на всякую ерунду сейчас не стоило, но это же Алька! Все ее доводы про праздник и маленькие сюрпризы для хорошего настроения он знал, но это означало лишь, что ему самому стоило озаботиться подарком для сестры. Что подарить Алику, он и так знал, заранее улыбаясь от предвкушения, как будет выбирать ему заколку для волос или шпильки со стразами.
Серый день за окном казался удивительно приятным, холодный чай — божественным напитком, и вообще жизнь перестала напоминать унылый роман нобелевского лауреата, имя которого Пашка не вспомнил бы и под пытками. Он быстро зажевал бутерброд, пока Алекс ждал свистка закипавшего чайника, быстро чмокнул его куда-то под глаз, где уже не было бороды и, пообещав, что вернется как можно скорее, убежал. Глеба выписывали в двенадцать, и время уже поджимало.
Пашка очень удачно добрался до больницы всего за сорок минут. Пробки, как по мановению волшебной палочки, рассосались, а может быть, сработали выделенные для автобусов полосы — Пашка не обратил внимания, уткнувшись в экран смартфона. В отделении он не менее удачно проскочил мимо старшей медсестры, цербера и просто противной тетки, и забежал в палату.