— Привет!
Глеб сидел на краю кровати, положив под больную ногу костыль. Рядом стоял мужик, одетый в очень приличный костюм.
— А это мой друг Павел, о котором я вам говорил.
— Здравствуйте, — осторожно сказал Пашка, не очень понимая, что здесь происходит и что это за тип.
— Паш, ну ты знаешь, что в больничке скука смертная, — начал Глеб почти заискивающе, но глаз почему-то не поднимал.
Пашка не понимал, к чему эти преамбулы, сам же приносил ему гавайскую гитару, и Глеб развлекал палату, да и все отделение, пожалуй, песнями под бренчание на четырех струнах.
— Ну и вот, Александр Анатольевич был тут по делу и случайно услышал, как я пою одну из своих песен.
— А Александр Анатольевич у нас кто? — поинтересовался Пашка, примерно уже представляя, куда дует ветер.
— Мякинин, продюсер, — недружелюбно ответил за Глеба мужчина.
— Поздравляю, — сказал Пашка. — Так это он тебя заберет?
— Ты что! — заржал Глеб. — Ну то есть заберет, но несколько в другом смысле: мне сделали предложение, от которого невозможно отказаться, берут в новую группу солистом.
— А что, в нынешних группах есть солисты? Я думал, исключительно хоровое пение.
— Паш! Придержи язык, между прочим, Александр Анатольевич любезно согласился прослушать и тебя с Алькой!
— Зачем? Мы же не поем.
— Ну как зачем, это может стать фишкой группы — скрипачи сейчас в фаворе, а гитара классика. Короче, я договорился о прослушивании! Не благодари, вы же мои друзья.
Пашка похлопал глазами, повернулся к продюсеру и понял, что сказать что-то кроме банального: «Э-э-э», — не сможет. Александр Анатольевич тоже, по всей видимости, был не в восторге от навязываемых ему и совершенно не нужных музыкантов — лицо у него было соответствующим.
— Я очень занятой человек, но сегодня с семи до восьми вечера у меня как раз будет свободный час. Вот адрес, приходите и не опаздывайте, — он небрежно кинул на кровать Глеба белый прямоугольник визитки и, холодно кивнув на прощание, вышел, оставляя после себя нехорошую тишину.
Пашка порадовался, что почти все кровати в шестиместной палате были свободны и только на крайней у окна спал, отвернувшись к стене, какой-то дедок. Устраивать разбор полетов здесь и сейчас он не стал — не время и не место. Можно и до дома потерпеть. Он глубоко вдохнул через нос и помог другу подняться, им еще предстоял долгий путь до стоянки такси, почему-то на территорию больницы посторонним машинам въезд был категорически запрещен. Пашка подозревал, что эта категоричность имела свою цену, но денег лишних и так не было, а Глеб уверял, что сможет доскакать на костылях эти несчастные сто метров. Слава богу, дорожки были хорошо почищены и не скользкие.
Таксист попался человечный и помог возле Глебова дома довести бедолагу до подъезда — тут-то тротуар блестел ото льда, как полированный. Пока Глеб возился с замками, Пашка дотащил до двери квартиры мешки с пожитками. Едва дверь отворилась, их сразу обдало спертым воздухом — тем кислым запахом, который бывает только в квартирах сильно пьющих людей.
— Может, все-таки к нам? — в который раз предложил Пашка.
Глеб упрямо помотал головой:
— Домой хочу. Не волнуйся, в комнате запрусь — нормально будет.
— Я завтра все равно приду.
— Хорошо. Спасибо тебе.
— Глебушка, сынок, — в прихожую, едва переставляя ноги, вышла неопрятная женщина. — Как ты? — спросила она, чуть не плача.
В воздухе отчетливо запахло перегаром. Пашка брезгливо поморщился.
— Все хорошо, мама.
— Может, тебе надо чего, так ты скажи. Я в магазин пулей метнусь.
— Спасибо, мама, — устало сказал Глеб и, наконец, отпер свою комнату.
Пашка с облегчением зашел внутрь, мысленно костеря на чем свет стоит старую алкашку, которой и смолоду было на сына плевать. Глеб был ему как брат, выросли, считай, рядом. Бабушка его тоже привечала и жалела… А он просто любил свою мать, какой бы никчемной она ни была.
— Ты ей только денег не давай, — попросил Пашка перед уходом.
— Не учи, — Глеб растянулся на кровати и, закинув руки за голову, смотрел в потолок. — Сам знаю. А ты не торчи тут со мной, езжай домой. Вам еще с Алькой на прослушивание ехать.
— Не думаю, что что-то выйдет. Мы банально не готовы.
— Глупо упускать шанс.
— Какой шанс? — Пашка нервно поправил выцветшие ситцевые занавески.
— Какой-какой, такой! Только попробуй его просрать, столько сил положил… Иди давай, и без победы не возвращайся!
Пашка навис над лежащим на кровати Глебом, хотел устроить скандал, но передумал: друга было жаль. Такая жизнь, не позавидуешь. Вместо этого он пробурчал что-то невнятное.
— Иди, Паш. Устал я что-то.
— Глебушка, сынок, — в дверь поскреблись.
— Мать! Если я через час пойду в сортир и там будет грязно, денег на магазин неделю не дам!
За дверью наступила тишина.
— У тебя есть деньги? — тихо спросил Пашка.
— Нет, — Глеб слабо улыбнулся. — Но ведь и она сортир мыть не пойдет.
Пашка пожал плечами: отношения с матерью у Глеба были странными, больными. Сколько сил было положено на то, чтобы вытянуть ее со дна, но она упорно возвращалась к исходному состоянию. Удалось дружков отвадить, и то радость. Пашка скомканно попрощался, пообещав забежать завтра с подробным докладом.
По дороге домой он зашел в супермаркет — там на отдельной стойке продавали нехитрые девчоночьи радости — и выбрал заколку. Темно-бордовые сердечки без стразов и прочих излишеств смотрелись почти стильно. Прихватив еще и подарочный пакетик, Пашка пошел на кассу, отчаянно борясь с желанием присовокупить к подарку еще одну заколку с бубенчиками. Для бороды.
Он пытался придумать, что сказать Альке и как ее вытащить на это самое прослушивание, и в то же время молился, чтобы она не согласилась — ничего, кроме позора, это мероприятие не сулило.
========== - 11 - ==========
Алекс долго сидел на кухне, бездумно глядя в окно. Поразмышлять о своей жизни и о том, что делать дальше, стоило бы, но вывод в любом случае был очевиден: пора возвращаться. Нужно было как-то поговорить с Павлом и Алькой, убедить их в своей искренности и… А вот что дальше, Алекс не знал, дальше начиналась неустойчивая зона всяческих «если», «может быть» и компромиссов. В том случае, если с ним вообще захотят иметь дело. Впрочем, это тоже относилось к категории «если». Поэтому он благоразумно старался не строить иллюзий и не питать беспочвенных надежд — весь опыт предыдущей жизни настойчиво кричал об этом.
Он согрел чайник, но пить чай оказалось не с чем. Батончики, купленные Алькой третьего дня, уже закончились. Пришлось идти в магазин за шоколадкой, заодно заскочил и в аптеку, пополнить запас. И как-то само собой пришло решение встретить Новый Год здесь, в этой странной, но почему-то почти уютной квартире. Все разговоры можно отложить и на следующий год. Правда, времени оставалось все меньше — гастроли в Европе начинались с двадцатого, и если не связаться с личным помощником хотя бы за две недели, то будет страшный скандал. И выплата неустойки. А выкидывать деньги просто так Алекс никогда не любил.
Шоколадка, честно поделенная на три части, подняла настроение. Он уже собирался пойти поиграть — безделье угнетало, но вернулась Алька с сумкой, набитой всякой всячиной.
— Подарки друзьям прикупила, очень удачно на распродажу наткнулась.
— Молодец, — покривил душой Алекс, он не понимал зачем тратить и без того скудный бюджет на всякую ерунду. Уж друзья, если они все-таки друзья, могли понять бедственное положение подруги и не рассчитывать на дары.
— Ага, — согласилась Алька. — Стипендию вот дали. Теперь все упаковать надо красиво, бумага где-то была. Поможешь?
— Без проблем.
Когда пришел Павел, Алекс сидел за столом в комнате и старательно клеил маленькие пакеты, куда довольная Алька складывала свечи всех форм и размеров, керамических собачек, пластиковые снежинки и прочий подарочный хлам. Упакованные в яркую бумагу, украшенные любовно завязанными бантами, эти бессмысленные вещички выглядели даже мило.
— Аль, нам тут Глеб подсуропил, — начал Павел, прислонившись плечом к косяку.
— Да?
— Устроил прослушивание. Надо съездить сегодня вечером.
— Дурацкая шутка.
— Это не шутка, — Павел тяжело вздохнул и подошел ближе. — Аль, ну давай съездим, а то Глеб обидится. И этот его продюсер на Глеба обидится…
— Что за чушь ты несешь, вы с Глебом на радостях бухали, что ли?
— Ну не умею я дипломатично…
— Попробуй логично и связно, — посоветовала Алька.
— В больнице от тоски Глеб пел, его услышал проходивший по коридору продюсер, предложил попробоваться в группу…
— А мы тут каким боком? Не помню, чтобы ты когда-нибудь пел.
— Нас пригласили сыграть дуэтом, — страдальческим голосом произнес Павел.
— Угу, сегодня вечером. Это, значит, — Алька посмотрела на часы, — через каких-то три часа. Да без проблем. Шнурки только поглажу.
— Аль, я все понимаю, но деваться некуда. Глебова идея дурацкая, но попробуй сама ему скажи. Понятное дело, что ни в какое сопровождение нас не возьмут, даже будь мы суперсыгранной командой. Так что полчаса позора, и все разошлись по домам.
— С Аликом иди.
— Нет-нет, я тут совсем ни при чем! — открестился Алекс.
— Продюсер ждет меня с сестрой…
— Короче, едем все вместе, на месте объясняем ситуацию, вы играете с Аликом, и все. Вопрос закрыт.
— Я не…
— Алик, вам даже репетировать не надо. Не бойся, — Алька задорно улыбнулась: — Я сама боюсь.
— Ну с Аликом-то да, — Павел просветлел лицом. — Ты же не откажешься?
Алекс молчал, опустив глаза на недоклеенный пестрый пакетик: что за залетный продюсер разгуливал по коридорам больницы, он себе примерно представлял, как и причины его там появления. Надежда на то, что тот его не узнает, была откровенно слабой, но, может быть, оно и к лучшему. Разрубить гордиев узел одним махом, не дать Павлу опомниться и взять его в оборот…
— Я согласен. Посмотрим, что из этого выйдет.
Он едва не спалился, когда вместе с Павлом и Алькой вышел из метро и уверенно пошел к нужному входу необъятной высотки.
— Алик, погоди, — остановила его Алька. — Тут без проводника не разобраться.
Павел пытался с помощью спешащих по своим делам людей определиться, куда идти. Алекс хотел было подсказать, что на визитке должен быть и телефон, но прикусил язык: большой мальчик, разберется. Да и будет ли господин продюсер так любезен, что объяснит незнакомому парню, как пройти в офис? Насколько Алекс знал, Мякинин был тем еще снобом и до простых смертных снисходил редко, только в случае собственной заинтересованности. Как в случае с Глебом, например: явно чувствовал, что может неплохо заработать.
— Нам, кажется, сюда, — Павел все-таки нашел нужную дверь.
Охранник, если такой и был, очень удачно отлучился, и они беспрепятственно поднялись на шестой этаж. Дверь с нужной табличкой нашлась в конце коридора. Павел долго мялся, прежде чем деликатно постучать. Алекс закатил глаза: эту дверь желательно открывать с пинка или стучать сапогом, тогда, может, и услышат. На всякий случай он натянул шапку еще ниже, поправил на шее шарф и распушил бороду, а затем просто нажал на ручку.
— Есть кто? — звонко крикнула Алька, перехватив инициативу, и пару раз стукнула кулачком в косяк.
— Вы к кому? — Мякинин развернулся вместе с креслом и нахмурился.
— Мы на прослушивание, от Глеба.
— Проходите, но почему вас трое?
— Потому что я ушибла палец и не могу играть, да и не репетировали мы с братом, а вот они могут. Вам же все равно важен результат, — Алька улыбнулась и сжала руки под грудью — ни дать, ни взять бедная сиротка на паперти.
Алекс восхитился. Какая умница!
— Играйте уже, время идет. Петр Леонидович торопится.
Алекс покосился на спину второго человека, тот и не подумал обернуться.
Павел расчехлил гитару и взял первый аккорд. Алекс выкинул из головы все посторонние мысли, как обычно это бывало на концертах. Все потом, музыка первична.
Едва замолк последний аккорд, Мякинин встал, покосился на того, второго, но реакции не дождался — он продолжал смотреть в окно.
— Ну что я хочу сказать, — протянул Мякинин, — гитара еще туда-сюда, но вот скрипка… Техники не хватает, техники, юноша. Где вы учились?
— Э-э, в колледже, — Алекс растерялся.
— В Лондонском королевском музыкальном колледже, — возле окна упал стул, и второй мужчина стремительно подошел к ним. — Техники не хватает! Ты где был, сука?! И что это на тебе надето?
Алекса разобрал смех, несмотря на то, что личный агент тряс его за грудки.
— Что ты имеешь против этого замечательного винтажного пальто? — возмутился он, кусая губы.
— Где ты был?!
— Мне требовалось время на переосмысление жизни после трагической потери близкого человека, — с надрывом произнес Алекс.
— Удавлю, — прошипел агент.
— Дима, успокойся, тебе нельзя нервничать.
— Успокойся?! Да у тебя гастроли через две недели!
— Через три. И нам гитариста нашел. И мы репетировали каждый день, честное-пречестное слово!
— Репетировали они, — агент отпустил пальто и неверными шагами дошел до кресла, рухнув в него как подкошенный. Опустил голову и принялся массировать виски пальцами одной руки. — Петь, ты ни черта не разбираешься в музыке, только с помощью своего невероятного звериного чутья на прибыль как-то выкручиваешься, и каждый раз я задаю себе вопрос: как?!
— Ну вот так, — развел руками тот. — Нашлась, что ли, твоя пропажа?
— Нашлась, — вздохнул агент. — Думал уже все, сорвался наш Алекс во все тяжкие, плюнул на ненавистную скрипочку и забил на долги и обязательства, ан нет… Ты возвращаться-то думал, страдалец?
— Кхм, — Алекс покосился на застывшего соляным столбом Пашку. — Думал. Собирался после праздников поговорить с этими милыми ребятами…
— Не ругайте его, пожалуйста, — вступилась за него Алька. — Он первые дни вообще потерянный такой был, что отправить его восвояси было бы преступлением. Не дай бог бы опять запил, а люди редко обращают внимание на пьяных. Мог бы серьезно заболеть.
Алекс закусил губу и покачал головой: Алька сдала с потрохами, но, может, и к лучшему. Он стянул с головы шапку и расстегнул пальто — в помещении стало жарко. Волосы рассыпались по плечам, и он пятерней отвел их назад.
— Алекс, значит, — потерянно произнес Павел и сунул руку в карман. — А я, дурак, подарок купил, только он теперь тебе без надобности. Выброси тогда.
— Спасибо, — Алекс прижался щекой к щеке Павла, хотел сказать, что ничего не изменилось и что этот подарок очень дорог, но под тремя парами глаз не смог. Вместо этого положил Алькину скрипку на стол и заколол мешающие патлы.
— Мог бы и не держать нас за дураков.
— Паш, ты чего? Ты разве не знал? — удивленно воскликнула Алька.
— Чего я не знал? Что Алик у нас известный Алекс Грант? Мне никто не сказал.
— Паш, мне и в голову не пришло, что ты не догадался, это же очевидно. Я потому и имя такое предложила, что созвучно Алексу, чтобы он не путался и не привыкал.
— Кхм, — Алекс кашлянул, потрясенный искренним недоумением в глазах Альки.
— И что, ты прямо так сразу догадалась, еще в переходе?
— Ну нет, потом уже, когда из ванной вышел. В переходе у меня были подозрения, что он спивающийся музыкант, а дома все встало на свои места.
— Фанатскую фоточку нашла и сравнила? — съязвил Павел.
— Нет, шапка мешала, борода дурацкая тоже. Первое — руки, — она взяла Алекса за руку и перевернула ладонью вверх. — Характерные мозоли человека, который не выпускает скрипку из рук, который играл до последнего. Второе — волосы. Когда он вышел из ванной, то стало видно, что волосы у него крашеные, причем окрашены недавно, иначе была бы более темная полоса, вот как сейчас. Краска явно дорогая, потому что структура волос не нарушена, они как шелк, даже после дешевого шампуня. Ну и одежда. Когда я пошла ее выбрасывать, то не поленилась посмотреть ярлыки — Бриони и Дольче и Габбана, даже если не знать, что это любимые марки Алекса Гранта, то перед нами явно не бомж.